В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга IV. Три проблеммы любви.
Глава XLI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга IV. Три проблеммы любви. Глава XLI. (старая орфография)

ГЛАВА XLI.

По поводу переговоров о земле, приписанной в Стое-Корту, - о чем упомянул Калэб Гарт своей жене, - между м-ром Бюльстродом и м-ром Иоссией Ригг-Фэтерстоном началась переписка.

Иоссия Ригг, в общественном отношении, был никому не нужный человек. По своему наружному виду он представлял живую копию своей матери, свежия щеки и круглые формы которой, не взирая на лягушечье выражение лица, привлекали к ней известного рода обожателей. Последствием ухаживанья одного из них был мальчик, также похожий на лягушку, с весьма ограниченными умственными способностями, выброшенный обстоятельствами на вид и ставший поперег дороги наследникам своего отца.

М-р Ригг-Фэтерстон с ранняго детства отличался свойствами того животного, тип которого он носил: в нем было что-то слизистое, холодное, прилизанное. Старик Питэр нередко подсмеивался изподтишка, видя, что его отпрыск перещеголял батюшку в расчетливости и бездушности. Молодой Ригг тщательно занимался своими ногтями, собираясь жениться на какой-нибудь благовоспитанной леди, которая была-бы хороша собой, имела-бы богатое родство и принадлежала-бы в почтенной семье средняго сословия. По ногтям и врожденной скромности он походил на многих джентльменов, а по честолюбию он не шел далее звания клерка и счетчика в неважном коммерческом доме приморского города. В его глазах фермеры Фэтерстоны были ничтожные люди, а те, в свою очередь, ужасались при мысли, что имение братца Питэра перешло в руки какого-то неизвестного человека, проведшого всю жизнь в маленьком приморском городке.

Сад и аллея, усыпанная гравием, видимые из двух окон гостиной с резными панелями Стон-Корта, никогда не были так тщательно вычищены, как в ту минуту, когда м-р Рит-Фэтерстон стоял у окна, заложив руки назад. Трудно было однако решить, зачем он так стоял: для того-ли, чтоб любоваться садом, или, чтоб отвернуться от человека, который красовался посреди комнаты с широко-разставленными ногами и с руками, засунутыми в карманы панталон. Это был старик лет шестидесяти, красный, волосатый, с большой проседью в густых бакенбардах и курчавой голове, с огромным животом, обнаруживавшим белые швы его поношенного платья, - с выражением наглого самохвальства в лице. Говоря, он орал, воображая, что каждое его слово достойно внимания слушателей.

Человек этот прозывался Джон Рафльс; его наружность и манеры сильно отзывались конюшней и трактирами, где останавливались commis-voyageurs тогдашняго времени.

-- Полно, полно Иош, гремел он во всю глотку, - взгляни на это обстоятельство с другой точки зрения; ведь твоя бедная мать уже в очень преклонных летах, и тебе следовало-бы обезпечить ее хорошенько, чтобы она могла спокойно доживать свою старость.

-- Покуда вы живы, это вещь невозможная: она никогда не будет спокойна, вы у нее отнимете все, что я дам ей, отвечал Ригг холодно и сухо.

-- Ты на меня зол, Иош, это я понимаю. Ну, да полно-же, давай разсуждать, как следует людям деловым - кроме шуток. - С помощию небольшого капитала я мог-бы завести лавку первого сорта. Нынче торговля табаком идет шибко, - позволю себе нос отрезать, если я не слажу с этим делом - я вопьюсь в него, как блоха в шерсть. У меня торговля пойдет как по маслу. А ужь мать-то, мать-то как будет счастлива! С овсяной крупой я отлично обработал дело, получил 55 процентов. Хочу теперь отдохнуть, посидеть дома. Но если мне удастся завести табачную лавочку, ты увидишь, как ловко и умно я возьмусь за дело; да к тому-жь мне-бы не хотелось безпрестанно надоедать тебе просьбами о деньгах... ужь лучше разом все устроить. Разсуди хорошенько, Иош, как следует деловому человеку; подумай, ведь ты свою бедную мать успокоишь на всю жизнь. Я всегда любил старуху, клянусь Юпитером!

-- Кончили вы? спросил Ригг очень спокойно, не поворачивая головы.

-- Да, кончил, отвечал Рафльс, взявшись за шляпу, которая стояла перед ним на столе и энергически хватив по ней кулаком.

-- Ну, так вислушайте-же меня. Чем больше вы будете мне рассказывать, тем меньше я буду вам верить; чем более вы будете требовать, тем менее я буду иметь оснований исполнять ваши требования. Вы думаете, я забыл пинки, которыми вы угощали меня в детстве? Вы думаете, я забыл, как вы объедали нас с матерью и тащили все, что было получше в доме, а нас оставляли в крайности! Я-бы с удовольствием отдул вас плетьми за все ваши оскорбления и злобу. Моя мать была страстно привязана к вам, но она не имела права подарить меня таким вотчимом, - вот судьба и наказала ее за это. Я стану по-прежнему выдавать ей еженедельное содержание и не прибавлю ничего, если-же вы осмелитесь вторично войти ко мне в дом и вообще преследовать меня, то я прекращу и это пособие. Даю вам слово, что если вы еще раз появитесь у моих ворот, я велю прогнать вас кнутом, или затравлю собаками.

При последних словах Ригг повернулся лицом к Рафльсу и смотрел на него своими выпученными, ледяными глазами. Если припомнить взаимные отношения этих двух людей восемнадцать лет тому назад, когда Ригг был безобразным и упрямым мальчишкой, а Рафльс - толстым Адонисом трактиров и погребков, и сравнить с их настоящим положением, то контраст окажется поразительный, так-как теперь все выгоды были на стороне Ригга. Читатель в праве ожидать, что Рафльс, после такой выходки хозяина дома, удалится немедленно с видом ошпаренной собаки; ни чуть не бывало. Он скорчил свою обычную гримасу, расхохотался и вытащил из кармана пустую фляжку.

-- Перестань, Иош, сказал он заискивающим тоном; - налей-ка мне лучше сюда водки, да дай соверен на дорогу - и я уеду. Покачу, как шар, клянусь Юпитером - и да здравствует честь!

вы вздумаете заговорить со мной, я в глаза отпою вам все, что думаю о вас, а именно, что вы негодяй, медный лоб, буян и мошенник.

-- Эх, жаль, право, Иош, возразил Рафльс, почесывая голову и подымая брови, стараясь показать вид, что он не обиделся. - Я ведь чрезвычайно тебя люблю, клянусь Юпитером - люблю! Мне-бы так приятно было ходить к тебе - ты так похож на свою мать, а вот теперь ты меня и лишаешь этого. По крайней мере, хоть водкой-то и совереном уважь.

Ригг стал отпирать старый дубовый шкаф, а Рафльс, в это время, намереваясь подбросить вверх свою фляжку, и заметив, что обтягивавшая ее кожа растянулась и что фляжка может выскочить из нея, поднял с пола упавшую бумагу и васунул ее под кожу.

Между тем, Ригг вынул бутыль с водкой, налил фляжку и, неговоря ни слова Рафльсу и не глядя на него, подал ему соверен; потом запер шкаф, подошел к окну и стал смотреть в него с тем-же невозмутимом спокойствием, как и прежде. Рафдьс глотнул раза два водки, прямо из горлышка, заткнул пробку и, медленно засовывая фляжку в боковой карман, показал язык за спиной своего пасынка.

перевалку и поминутно спотыкавшийся, как настоящий городской житель, непривыкший к деревенским дорогах, напоминал огромную обезьяну, вырвавшуюся из зверинца.

Он добрался до большой дороги и очень удачно встретил омнибус, который доставил его в Брасдиг; там он сел в вагон вновь открытой железной дороги и доехал до дому, приставая с разговорами в пассажирам, и не забывая в то-же время прихлебывать из своей фляжки.

Бумага, засунутая им под кожу фляжки, было ничто иное, как письмо Бюльстрода в Риггу; но Рафльс не счел за нужное вытащить его оттуда.