В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга V. Мертвая рука.
Глава LIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга V. Мертвая рука. Глава LIII. (старая орфография)

ГЛАВА LIII.

Намереваясь приобрести себе землю в Ловике, м-р Бюльстрод естественно желал, чтобы туда был назначен священник, вполне подходящий к его взглядам на это звание. Поэтому он счел наказанием за свои прегрешения и прегрешения всей нации вообще, когда ему пришлось услышать собственными ушами, что м-р Фэрбротер произнес свою первую проповедь в ловикской церкви. Впрочем, м-р Бюльстрод не намеревался посещать эту церковь и поселяться в Стон-Корте. Он приобрел это великолепное поместье в видах будущого, когда провидению угодно будет поставить его в возможность удалиться от дел и подкрепить проповедуемые им евангельския истины весом поземельной собственности, увеличенной удачными покупками. А что провидение вело его именно к этому, в том убеждала его легкость, с которою он приобрел Стон-Корт в то время, как все воображали, что Ригг Фэтерстон ни за что в мире не разстанется с этим земным раем. Но у Иоссии Ригга была одна мечта, преследовавшая его с самого детства, - мечта открыть меняльную лавочку на людной улице, где он будет с величавым спокойствием разменивать монеты всех стран, под завистливыми взглядами безпомощной корысти. Для осуществления этой мечты он работал над приобретением необходимых знаний, и в то время, как все воображали, что он поселится в Стон-Корте, у Иоссии была только одна мысль, что пришла пора, когда он может завести на северной набережной свою собственную меняльную лавку. Вот почему, через год с небольшим после смерти Питера Фэтерстона, м-р Бюльстрод сделался собственником Стон-Корта.

Приобретение этого поместья сильно радовало любящую м-с Бюльстрод; она разсчитывала на благоприятное действие тамошняго воздуха на здоровье мужа, который чуть не каждый день ездил туда.

Раз вечером, м-р Бюльстрод собирался уже уезжать из Стон-Корта, куда приезжал посоветоваться с Калэбом Гартом на счет дренажа конюшни, как вдруг Калэб воскликнул:

-- Посмотрите-ка, что это за человек, весь в черном; он, кажется, идет сюда.

Бюльстрод повернул лошадь и взглянул в указанном направлении, но не сказал ни слова. Подходивший к ним человек был никто иной, как знакомый нам м-р Рафль, наружность которого мало изменилась от черного платья и обернутой крепом шляпы. Не доходя шагов трех до наших приятелей, он вдруг остановился, пристально взглянул на м-ра Бюльстрода и замахал палкою, крича:

-- Это ты, Ник! Нет, я не ошибаюсь, хоть прошло целых двадцать пять лет с тех пор, как мы не видались. Ну, как ты поживаешь? Ты не ожидал увидеть меня здесь, а? Ну, давай-же руку, дружище.

Калэб Гарт заметил, что м-р Бюльстрод не без некоторого колебания протянул свою руку и сказал холодно:

-- Действительно, я не ожидал встретить вас здесь, в такой глуши.

-- Это поместье принадлежит моему пасынку, отвечал Рафль самым развязным тоном, - я приехал повидаться с ним. А я, дружище, совсем не удивляюсь, что встретился с тобою, я поднял одно письмецо, и очень рад, что ты здесь; видеться с моим пасынком мне вовсе не интересно: он не отличается особенным богатством чувств, и бедной матери его уже нет на свете. По правде сказать, я приехал сюда из любви к тебе, Ник. Мне удалось добыть твой адрес, смотри-ка.

Рафль вытащил из кармана скомканный клочен бумаги.

Редкий человек устоял-бы против искушения остаться и послушать что еще скажет человек, знакомство которого с Бюльстродом указывало, повидимому, на такия черты из прошлого Бюльстрода, которые не имели ничего общого с настоящим образом его жизни в Мидльмарче. Но Калэб Гарт составлял в этом случае исключение; ему были чужды самые обыкновенные человеческия слабости, между прочим, страсть разузнавать чужия дела. Если обнаруживалось что-нибудь дурное относительно кого-нибудь, то Калэб предпочитал вовсе не знать об этом; когда ему приходилось объявить кому-нибудь из своих подчиненных, что ему известна какая-нибудь его провинность, то он смущался более, чем сам виновный. Поэтому и в настоящую минуту он пришпорил лошадь и ускакал, сказав:

-- Прощайте, м-р Бюльстрод, мне пора домой.

-- Ты не сполна поставил свой адрес на этом письме, продолжал Рафль. - Это что-то странно в таком деловом человеке. Но ты живешь где-нибудь по близости, бросил совсем Лондон, может, сделался сельским сквайром, обзавелся поместьем, пригласишь меня в свой собственный дом. Господи, сколько лет прошло. Старуха, вероятно, давно уже умерла, отошла в вечность, и не подозревая в каком положении её дочь! Но как ты бледен, Ник. Если ты едешь домой, то я пойду возле тебя.

Действительно, обыкновенная бледность м-ра Бюльстрода перешла в смертельную. Какие-нибудь пять минут назад все вокруг него улыбалось, он видел себя орудием неисповедимых путей провидения, и вдруг каким-то адским волшебством перед ним явилась эта отвратительная фигура, воплощавшая собою прошедшее, которое он никогда не принимал в расчет, размышляя о путях провидения.

-- Я, действительно, ехал домой, сказал он, - но я могу пробыть с вами еще несколько минут. Если вы желаете, вы можете отдохнуть здесь в доме.

-- Благодарю, отвечал Рафль, скорчив гримасу. - Я не имею ни малейшого желания увидеться с моим пасынком. Я ужь лучше отправлюсь с тобою к тебе.

-- Вашего пасынка, если м-р Ригг Фэтерстон ваш пасынок, здесь нет. Я здесь хозяин.

Рафль широко раскрыл глаза и свистнул от изумления.

-- В таком случае, сказал он, - я согласен. Я довольно-таки прошелся сегодня, а я никогда не был ходоком. Как тебе должно быть приятно увидеться со мною, старый дружище, продолжал он, когда они повернули к дому. - Ты этого не говоришь, но ты всегда был скрытен; какое счастие тебе ни выпадало на долю, ты всегда только о том и думал, как-бы захватить еще побольше.

М-р Рафль казался в восторге от собственного остроумия и при последних словах сделал такое смелое антрша ногою, что спутник его, наконец, не выдержал.

-- Насколько мне помнится, заговорил он холодным негодующим тоном, - знакомство наше никогда не носило на себе того интимного характера, который вы придаете ему в настоящее время, м-р Рафль. Если вам чего-нибудь угодно от меня, то вы получите желаемое гораздо скорее, если потрудитесь воздерживаться от фамильярного тона, который не может быть оправдан ни нашим прежним знакомством, ни двадцатилетнею разлукой.

-- Вам не нравится, что я вас зову Ником. Я вас всегда звал Ником в душе, и хотя потерял из виду, но вы всегда мне были дороги. С годами моя привязанность к вам становилась все крепче и крепче, как добрый старый коньяк. Надеюсь, что он найдется у вас в доме.

М-р Бюльстрод еще не имел времени убедиться, что самая страсть к коньяку уступала в Рафле желанию помучить свою жертву, и что всякий признак раздражения с её стороны только подзадоривал его. Но одно было ясно, что всякия дальнейшия возражения ни к чему не поведут, и м-р Бюльстрод покорился своей судьбе. Он с самым невозмутимым видом отдал все нужные распоряжения, утешая себя мыслью, что ключница его, находившаяся прежде в услужении у Ригга, может додумать, что Бюльстрод принимает к себе Рафля просто, как родственника её прежнего хозяина.

Когда подали закуску и они остались наедине, м-р Бюльстрод сказал:

-- Мы так расходимся в взглядах и привычках м-р Рафль, что едва-ли можем находить удовольствие в обществе друг друга. Поэтому всего умнее нам будет разстаться как можно скорее. Но у вас, вероятно, есть дело до меня. В таком случае вы можете остаться здесь переночевать, а завтра утром я приеду сюда до завтрака и выслушаю, что вы имеете мне сказать.

-- Отлично, здесь очень удобно; несколько скучновато, если тут жить постоянно; но одну ночку можно переспать, особенно, имея возле себя бутылку и зная, что увидишься с вами завтра утром. Вы гораздо гостеприимнее моего пасынка; но Иоссия дулся на меня за то, что я женился на его матери, а мы с вами ведь всегда были друзьями.

М-р Бюльстрод надеялся, что нахальство и развязность Рафля пройдут, когда оне протрезвится, и потому отложил до следующого утра всякия объяснения с ним. Но он ясно сознавал, как ему будет трудно добиться каких-нибудь прочных результатов. Он от всей души желал избавиться от Джона Рафля, хотя его появление, может быть, входило в неисповедимые пути провидения. Может быть, его наслал злой дух в виде угрозы м-ру Бюльстроду за его желание обратиться на путь истинный; и Господь допустил это наслание, может быть, в виде нового испытания. Неужели его прегрешения не заглажены искренностью желания его посвятить себя и все, что он имеет, на служение божественным целям? Неужели и после этого Господь допустит его сделаться камнем преткновения, предметом соблазна? Ведь если на нем будет найдено пятно, противники его воспользуются этим пятном, чтобы смешать с грязью и всю его жизнь, и истины, которые он проповедивал.

соображения не в состоянии были заглушить ледянящого ужаса позора в глазах соседей, в глазах жены.

Не было еще семи часов, когда он приехал в Стон-Корт на следующее утро. Никогда еще старый дом не казался так привлекателен, как в это утро; огромные белые лилии были в цвету, по низкой каменной стене вились настурции, посеребренные росой; все вокруг дышало миром и тишиной. Но по было мира и тишины в сердце владельца этого восхитительного уголка.

Утро не произвело на Рафля той благодетельной перемены, на которую разсчитывал м-р Бюльстрод. Напротив, в трезвом состоянии он, казалось, находил еще больше наслаждения в том, чтобы мучить своего собеседника.

-- У меня решительно нет времени, м-р Рафль, заговорил банкир, когда они уселись за завтрак; - поэтому вы меня очень обяжете, если сообщите мне немедленно, что вам угодно от меня. Вероятно, у вас есть где-нибудь свой дом, куда вам также желательно вернуться поскорее.

-- Ну, я думаю, что человеку с сердцем очень естественно пожелать повидаться со старым другом, Ник? Я не могуче называть вас Ником - мы постоянно звали вас молодым Ником, когда узнали, что вы задумали жениться на старой вдове. А вам разве неприятно увидеться со мною? Я разсчитывал, что вы меня пригласите поселиться вместе с вами. Жена моя умерла, я не имею особенного пристрастия ни в какому месту; мне все равно, где не жить.

-- Могу я вас спросить, почему вы вернулись из Америки? Я полагал, что заявленное вами желание отправиться туда, если вам будет дана соответствующая сумма денег, равнялось обязательству остаться там на всю жизнь.

-- В первый раз слышу, что желание поехать куда-нибудь равносильно желанию остаться там на всегда. Но я пробыл так целые десять лет; дольше оставаться мне не захотелось и я не намерен возвращаться туда, Ник.

-- Желаете вы пристроиться при каком-нибудь деле. Чем вы намерены заниматься теперь?

-- Я намерен не заниматься, а наслаждаться. Мне надоело работать. Пожалуй, я-бы не прочь попутешествовать, но не иначе, как имея достаточное обезпечение в будущем. Я не так крепок, как был, Ник, хотя и порумянее вас; мне нужно обезпеченное состояние.

-- Вы его получите, если согласитесь уехать отсюда, сказал м-р Бюльстрод, с черезчур необдуманною поспешностью.

-- Ну, это как мне захочется, отвечал Рафль холодно, - я не вижу, почему-бы мне не завязать знакомств в здешней местности. Кажется, я никого не пристыжу собой. Взгляните-ка на мой костюм, я не уроню вас в глазах здешних аристократов;

С этими словами, м-р Рафль отодвинулся от стола и оглядел себя с головы до ног, останавливая свое внимание преимущественно на штрипках. Он не только хотел подразнить Бюльстрода, но воображал, и в самом деле, что наружность его в состоянии произвести самое благоприятное впечатление, что он не только хорош собою и остроумен, но и одет весьма прилично.

-- Если вы ожидаете чего-нибудь от меня, м-р Рафль, сказал Бюльстрод после минутного молчания, - то вы должны сообразоваться с моими желаниями.

-- Без сомнения, отвечал Рафль насмешливо-дружеским тоном. - Я-же всегда с ними сообразовался. Что вы из меня сделали, и что я за это получил? Сколько раз приходило мне после того на мысль, что я лучше-бы сделал, если-бы сказал старухе, что нашел её дочь и внука - это более-бы соответствовало моим чувствам, ведь у меня мягкое сердце. Но вы, вероятно, уже схоронили старуху, так что ей теперь все равно. Это выгодное дельце и доставило вам все ваше состояние. Вам непременно захотелось сделаться землевладельцем, сквайром. Все еще состоите диссентером, а? Все еще прохаживаетесь насчет слова Божия? Или перешли на сторону высокой англиканской церкви, как учреждения более аристократического?

М-ру Бюльстроду становилось противно до тошноты и он молчал, раздумывая, не удобнее-ли будет отказаться вовсе от Рафля и объявить его клеветником. Несомненно, что этот пьяница своим поведением скоро так уронит себя в глазах всех, что никто ему не поверит. Но совесть м-ра Бюльстрода, мирившаяся с необходимостью держать Рафля на известной дистанции, возмущалась перспективою прямой лжи, отрицания действительно совершившихся фактов. Пользуясь молчанием Бюльстрода, Рафль продолжал:

-- Мне не так повезло, как вам; в Нью-Иорке жилось отвратительно. Эти янки - народ сухой, эгоистичный; человеку с джентльменскими чувствами не ужиться с ними. Вернувшись, я женился на содержательнице табачной лавочки, премилой женщине; она меня очень любила, но торговля шла плохо. Вдобавок еще у меня оказался сын. Иоссия и я никогда не ладили, но я съумел помириться с своим положением, тем более, что всегда имел возможность выпить стакан вина в доброй компании. Вы не сердитесь на меня, что я раньше не вздумал навестить вас. Я полагал, что вы занимаетесь торговлею и богомольем в Лондоне, но не отыскал вас там. Вы увидите, что я послан к вам свыше, Ник; мой приезд будет благословением для обоих нас.

-- Советую вам, м-р Рафль, поразмыслить о том, что, погнавшись за слишком многим, человек иногда теряет все. Я не чувствую себя ничем обязанным относительно вас; тем не менее я согласен выплачивать вам определенную сумму ежегодно по четвертям, если вы согласитесь уехать отсюда. Если же вы непременно захотите остаться здесь, хоть на короткое время, вы не получите от меня ни гроша. Я откажусь от всякого знакомства с вами.

-- Ха, ха, ха, разсмеялся Рафль принужденным смехом, - вы мне напоминаете одного забавного воришку, который упорно отказывался от знакомства с констэблем.

-- Я не понимаю этих намеков, сэр; правосудие не может наложит на меня руку ни через ваше посредство, ни через посредство кого-бы то ни было.

-- Как это вы не понимаете шуток, мой милый. Я хотел просто сказать, что никогда не откажусь от знакомства с вами. Но шутки в сторону. Ваши четвертные взносы мне совсем не по вкусу. Свобода для меня дороже всего.

-- Знаете что! Дайте-ка мне парочку сотняг, видите, как я скромен, и я уберусь отсюда, - честное слово. Но я не продам своей свободы за какую-нибудь жалкую пенсию. Я хочу иметь право бывать, где мне угодно. Может быть, мне взбредет на ум поселиться где-нибудь далеко отсюда и вести переписку с моим другом, а может быть, и нет. У вас деньги при себе?

-- У меня только сто фунтов с собою, отвечал Бюльстрод, которого так обрадовала возможность освободиться сейчас-же от докучного гостя, что он не настаивал больше на своем предложении. - Остальные сто я вам пришлю по адресу.

-- Нет, я подожду здесь. Я погуляю, а вы съездите за ними.

М-р Бюльстрод, сильно разстроенный всем, что случилось со вчерашняго вечера, покорно встал с места, чтобы выполнить и это требование.

-- А ведь я опять розыскивал Сару, меня совесть мучила за эту красивую молоденькую женщину. Её я не нашел, но я узнал фамилию её мужа и записал. Чорт возьми, я потерял свою записную книжку. Если-бы я услышал это имя, я-бы вспомнил. Замечательно, я сохранил все свои способности, потерял только память на имена. Но, как только я услышу что-нибудь о ней или об её семействе, я вам сообщу, Ник. Вы, вероятно, захотите что-нибудь сделать для нея; ведь она теперь ваша падчерица.

-- Без сомнения, хотя эта новая выдача заставит меня сократить мои расходы на пособие вам.

-- Однако, чорт побери, как-же, в самом деле, её фамилия? воскликнул он через несколько минут, почесывая в голове и поводя глазами. - Она начиналась с вл и, кажется, вся состояла из л, продолжал он, напрягая все свои усилия, чтобы припомнить ускользнувшую из памяти фамилию. Но это занятие скоро утомило его, и он предпочел пробавляться разговором с ключницей, от которой узнал все, что ему нужно было относительно положения, занимаемого Бюльстродом в Мидльмарче.

"Владислав!" Фамилия, которую он не мог припомнить, несмотря ни на какие усилия, вдруг сама собою навернулась ему на память - факт весьма обыкновенный, который, вероятно, каждому приходилось испытывать на себе. Рафль тотчас-же вынул записную книжку и вписал эту фамилию, не потому, чтобы она ему была на что-нибудь нужна, но чтобы не забыть опять, в случае, если она ему понадобится. Бюльстроду он решился не говорить ее теперь, так как это не представляло ни малейшей выгоды, а иметь лишний секрет про запас никогда не мешало.

Он был доволен своим настоящим успехом и в три часа взобрался в дилижанс с своим чемоданом, избавив глаза м-ра Бюльстрода от безобразного черного пятна на ландшафте Стон-Корта, но оставив его под гнетом страха, что это пятно может снова появиться и сделаться неразлучным спутником его домашняго очага.