В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VI. Вдова и жена.
Глава LX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VI. Вдова и жена. Глава LX. (старая орфография)

ГЛАВА LX.

Вскоре после этого в Мидльмарче случилось событие, оживившее на несколько дней весь город. Эдвин Ларчер, торговля которого шла блистательно, купил себе близь Риверснона великолепный дом, вследствие чего распродавал с аукциона всю свою мидльмарчскую движимость: мебель, книги и картины. Аукционистом был м-р Бортрон Трёмбель.

Для мидльмарчцев аукцион представлялся всегда чем-то в виде праздника. В доме м-ра Ларчера, стоявшем на самом конце города, с огромным садом, что делало его еще привлекательнее в это время года - в августе месяце, была устроена великолепная закуска, как на каких нибудь важных похоронах; вино, которое должно было развить в покупателях щедрость и желание приобрести ненужные им вещи, лилось рекой. Весь город стекался, обыкновенно, на аукцион, как на ярмарку; для некоторых он представлял всю прелесть азартной игры, так как они торговались исключительно только для того, чтобы набивать цену на совершенно ненужные им вещи.

На второй день, когда была назначена распродажа мебели, от публики не было отбою; мидльмарчския леди расположились на стульях вокруг стола, на котором поместился м-р Бортрон Трембель с своим молотком. Мужчины толпились вокруг стола.

Одного только м-ра Бюльстрода не было на аукционе: он не выносил тесноты и духоты. Но м-с Бюльстрод хотелось приобрести картину "Ужин в Эммаусе", которая значилась по каталогу произведением Гвидо. Поэтому накануне аукциона м-р Бюльстрод зашел в редакцию "Пионера" (теперь он был одним из собственников этой газеты), и попросил м-ра Владислава, как знатока в живописи, сделать ему великое одолжение посмотреть картину, которую желала приобрести его жена, - "если только, прибавил вежливый банкир, - присутствие на аукционе не помешает вашим сборам в дорогу".

Виль отвечал, что он нашел нужным отложить на некоторое время свой отъезд и с удовольствием пойдет на аукцион. Он был в самом вызывающем настроении духа от сознания, что всякий встречный и поперечный в праве смотреть на него, как на человека низкого, от происков которого следует ограждать людей такими энергическими мерами, как лишение состояния. Поэтому он с наслаждением ухватился за возможность побравировать перед миддльмарчской публикой, смотревшей на него, как на авторитет. Он стал на самое видное место, около аукциониста, засунув руки в карманы и откинув голову назад, не удостоивая никого разговором, не смотря на то, что м-р Трембель очень любезно приветствовал его, как знатока.

М-р Трембель был в эту минуту самым счастливейшим человеком в мире; он находился в своей тарелке, потешая публику остротами, которые более всего смешили его самого и удивляя ее своими энциклопедическими познаниями. Ему-бы хотелось, чтобы вся вселенная находилась под его молотком, так глубоко был он убежден, что его рекомендация возвысила-бы ей цену. Пока-же ему приходилось довольствоваться мебелью гостиной м-с Ларчер.

В ту минуту, как Виль Владислав вошел, аукционист выставлял на вид необыкновенные достоинства каминной решотки. Он был необыкновенно справедлив в своих похвалах, расточая их в наибольшем количестве тем вещам, которые всего более в них нуждались. Решотка была из полированной стали с острым ободком.

-- Леди, вскрикивал аукционист, - я обращаюсь к вам. Эту решотку не на всяком аукционе решились-бы предлагать, потому что она по своему стилю не может понравиться людям с обыкновенным вкусом. Но позвольте предупредить вас, что скоро этот стиль снова войдет в моду... полкроны, говорите вы? Благодарю вас... полкроны за каминную решотку в античном стиле, и этот стиль в большом ходу у аристократии. Три шиллинга... три и шесть пенсов... Джозеф, держите ее хорошенько. Полюбуйтесь, леди, на строгость рисунка. Это работа прошлого столетия, нет сомнения. Четыре шиллинга, м-р Момсей? Четыре шиллинга.

-- Я-бы не поставила такую решотку в свою гостиную, заметила м-с Момсей громко, в предостережение через чур увлекающемуся мужу. - Удивляюсь м-с Ларчер. Стоит ребенку наткнуться на решотку, он себе раскроит голову. У нея ободок остер, как нож.

-- Совершенно верно, подхватил м-р Трембель, - и как полезно иметь под рукой такую решотку; вам понадобится обрезать какую-нибудь тесемочку, какой-нибудь снурочек, а ножа нет под рукой. Сколько людей умирало в петле, потому что не находилось под рукой ножа, чтобы обрезать веревку. Джентельмены, вот решотка, которая подрежет вам веревку в одну секунду, если вы будете иметь несчастье повеситься... четыре шиллинга и шесть пенсов... пять шиллингов, пять и шесть пенсов... какая удобная вещь для спальни, в которой у вас поместился гость не совсем в здоровом уме... шесть шиллингов... благодарю вас, м-р Клинтон... шесть шиллингов, кто больше... никто!

Глаза аукциониста, бегавшие во все стороны, опустились на бумагу перед ним и он произнес спокойным, деловым тоном: - За м-ром Клинтоном. Проворнее, Джозеф.

Джозеф внес поднос с мелкими вещицами.

-- Ну, леди, начал м-р Трембель, взяв в руки одну из вещиц, - этот поднос представляете собою по истине дорогое приобретение... тут целая коллекция безделушек для украшения стола в гостиной... Джозеф, обнесите поднос, пусть леди осмотрят эти вещицы. Взгляните сюда, какая остроумная штука, можно сказать, ребус в лицах. Посмотрите вот так: вы видите перед собою изящную коробочку сердечком, которую можно носить в кармане; поверните: у вас выходит великолепный мохровый цветок, который украсит любой стол; встряхните его, и вы получите сборник загадок! 500 загадок, отпечатанных ярким красивым шрифтом. Джентельмены, если-бы я был человек менее совестливый, я-бы пожелал, чтобы вы предложили самую низкую цену за эту коллекцию... мне-бы хотелось оставить ее за собою. Остроумные загадки! Да, что может более способствовать невинному веселью, можно даже сказать, добродетели. Оне удерживают от вольных речей и привязывают мужчину к обществу образованных женщин. Да, если-бы даже в этой коллекции не было еще изящного домино, корзиночки для визитных карточек и пр. и пр. так уже из-за одной этой остроумной вещицы за нее можно было-бы дать высокую цену. Ведь с этой вещицей в кармане вы будете желанным гостем во всяком обществе. Четыре шиллинга, сэр? четыре шиллинга за эту замечательную коллекцию загадок и пр., четыре шиллинга шесть пенсов... пять шиллингов.

Цена на коллекцию все росла и росла, в торги вмешался м-р Бойер исключительно с целью набить цену, которая действительно возрасла до гинеи. Коллекция осталась за м-ром Снилькинсом, молодым щеголем, очень щедрым на карманные деньги и лишенным всякой способности отгадывать загадки.

-- Послушайте, Трембель, ведь это просто подло... вы сбываете хлам какой-то старой девы... проворчал Толлер, протиснувшись в аукционисту. - Мне некогда долго оставаться, а я пришел для картин.

-- Сейчас, м-р Толлер. Это было дело благотворительности, которому ваше благородное сердце не может не сочувствовать. Джозеф! проворнее картины. Нумер 235. Теперь, джентельмены знатоки, начинается ваш праздник. Вот картина, изображающая герцога Веллингтона, окруженного своих штабом на ватерлооском поле; события последняго времени набросили, правда, некоторую тень на нашего великого героя, но тем не менее я беру на себя смелость сказать, что ум человеческий не в состоянии был-бы выбрать более прекрасного сюжета из современной нам истории: для ангельских умов это, может быть, и возможно, но не для человеческих, господа, не для человеческих.

-- Чья эта картина? спросил м-р Поудерель, видимо заинтересованный.

-- Имя живописца неизвестно, процедил Трембель сквозь зубы и окинул толпу испытующим взглядом.

-- Предлагаю фунт! вскричал м-р Поудерель, взволнованным тоном человека решающагося идти на пролом. Из страха или из сострадания никто не надбавил больше.

Затем были принесены две гравюры фламандской школы, которых добивался м-р Толлер и, купив, ушел; потом еще гравюры и картины, которые раскупила мидльмарчская аристократия, специально ради них и приехавшая на аукцион. В зале стало заметно более оживленное движение; публика, купившая, что ей было нужно, уходила; взамен уходивших появлялись новые лица, многие ходили закусывать под навес на лугу и возвращались обратно. М-р Бенбридж, желавший купить этот навес, ходил под него чаще всех, вероятно, для более близкого ознакомления с своим будущим приобретением. Возвращаясь после одной из таких прогулок, он привел с собою господина в черном, сильно поношенном сюртуке, которого ни м-р Трембель, ни даже никто из присутствовавших в зале не знал в лицо. Огромные бакенбарды, самодовольный вид и размашистая походка этого господина невольно бросались в глаза.

-- Кого это вы привели, Вэн? спросил м-р Горрок.

М-р Горрок устремил пристальный взгляд на незнакомца, державшого в одной руке трость, а другой ковырявшого в зубах зубочисткой; на лице его выражалось смущение.

Наконец, к величайшей радости Виля, которого так утомила вся эта процедура, что он отошел в угол и прислонился в стене, очередь дошла до ужина в Эммаусе. Виль подошел ближе и глаза его встретились с глазами незнакомца, пристально на него устремленными. Это удивило его, но м-р Трембель обратился к нему в эту самую минуту:

-- Да, м-р Владислав, да, затрещал он, - это должно вас интересовать, как знатока. Приятно, продолжал он с возрастающим жаром, - приятно иметь возможность показать избранному обществу леди и джентельменов такую картину; за такую картину заплатит груды золота всякий, чьи средства соответствуют его познаниям в живописи. Эта картина итальянской школы, произведение знаменитого, величайшого живописца в мире, главы старых мастеров, как их называют, потому что они знали такия вещи, которые даже и теперь недоступны массе. Позвольте сказать вам, джентельмены, я видал много картин старых мастеров, но немногия могут сравниться с этой; некоторые из них так темны, что не понравились-бы вам, у других совершенно незнакомые нам сюжеты. Но это Гвийдо... одна рама стоит десятки фунтов!.. картина эта скрасит любую гостиную. А как-бы она пошла для столовой какого-нибудь благотворительного заведения, еслибы кто-нибудь из господ членов благотворительного комитета пожелал показать свою щедрость. Повернуть немножко, сэр? извольте. Джозеф, поверните картину к м-ру Владиславу... м-р Владислав бывал за границей, он понимает цену таким вещам.

Глаза всех присутствующих обратились на минуту на Виля, который произнес холодно:

-- Пять фунтов.

-- Ах! м-р Владислав, заговорил аукционист укоризненным тоном, - да одна рама больше стоит, леди и джентельмены, будьте щедры ради чести города! Представьте себе, что со временем откроется, что в нашем городе находился такой перл искуства и никто из мидльмарчцев не съумел оценить его... пять, гиней... пять шиллингов... десять. Надбавляйте, леди, надбавляйте! Эта перл, а... сколько перлов, говорит поэт, расходятся по ничтожной цене, потому что публика не умеет ценить их, потому что их предлагают публике... я чуть не сказал: с неразвитым эстетическим чувством, но нет! шесть фунтов... шесть гиней... первоклассный Гвийдо за шесть гиней, это оскорбление религии, леди, можем-ли мы, как христиане, джентельмены, допустить, чтобы такой сюжет сошел за такую низкую цену... шесть фунтов десять шиллингов...

гиней и он немедленно удалился. Выйдя из залы, он зашел под навес выпить воды; под навесом никого не было; не успели ему подать стакан, как туда вошел, в великой досаде Виля, незнакомец, так пристально смотревший на него в зале. Вилю пришло на мысль, что это один из тех политиканов-паразитов, которые нередко навязывались к нему на знакомство после речей произнесенных им по поводу биля о реформе, и что этому барину желательно выманить у него шиллинг сообщением какой-нибудь новости. Такая догадка не могла никак расположить его в пользу незнакомца и он отвернулся от него. Но Рафль, - это был он, - ни мало не смутился этим. Он подошел к Вилю и спросил его:

-- Извините, м-р Владислав... позвольте спросить, имя вашей матушки - Сара Дюнкирк?

Виль вскочил со скамьи, на которую присел, в ожидании воды, и, бросив на незнакомца вызывающий взгляд, спросил:

-- Да, сэр. А вам какое до этого дело?

Рафль вовсе не желал затевать ссоры. Владислав, несмотря на свою женственную наружность, походил в эту минуту на тигренка, готового вспрыгнуть на него. При таких обстоятельствах м-р Рафль никогда не дразнил своих собеседников.

-- Нет! прогремел Владислав, не переменяя позы.

-- Почту за счастье оказать вам услугу, м-р Владислав! До приятного свидания.

Приподняв шляпу, Рафль сделал свое обыкновенно антраша ногою и вышел.

Виль проводил его глазами и увидел, что он не вошел обратно в залу. В первую минуту Вилю стало досадно, что он не разговорился с этим человеком, но нет, решил он, лучше ничего не знать, чем почерпать сведения из такого источника.

как ему нравится их город. Вилю показалось, что его собеседник пьян, и он уже соображал, как-бы от него избавиться, как вдруг Рафль сказал:

-- Я сам бывал за границей, м-р Владислав, видал людей, говорю немножко по французски. С отцем вашим я встретился в Булони, вы поразительно похожи на него: рот, нос, глаза, волосы, зачесанные назад, точь в точь как у него - несколько на иностранный лад - Джон Буль этого не долюбливает. Но ваш отец был очень болен, когда я его видел; руки у него были совсем прозрачные. Вы тогда еще были совсем маленьким мальчиком. Поправился он?

-- Нет.

-- Так. Меня сильно интересовала судьба вашей матушки. Она убежала от своей родни совсем молоденькой девушкой; гордая она была девушка, и красивая, чорт возьми. Я знаю, почему она убежала, добавил он подмигивая.

-- Вы не можете знать ничего, что-бы клонилось к её безчестью, сэр, вскричал Виль запальчиво.

-- Ведь я их очень хорошо знал... Они занимались самою почтенною отраслью воровского промысла... у них был род ломбарда, все велось на широкую ногу, барыши были верные, без обмана. Сара этого и не подозревала; она только что окончила курс в первоклассном пансионе; любой лорд женился-бы на ней. Но Арчи Денкант все ей рассказал, с досады, что она не хотела с ним знаться. Оттого она и убежала... А вот и "Синий Бык". Не зайти-ли нам выпить по стаканчику? а, как вы думаете, м-р Владислав?

-- Нет, мне некогда, отвечал Виль, завертывая в переулок, который вел к Ловикским воротам, и пускаясь почти бегом, чтобы избавиться от Рафля. Он зашел слишком далеко от города по ловикской дороге, радуясь окружавшей его темноте. Ему казалось, что его закидали грязью и нахально над ним наглумились. Слова незнакомца подтверждались тем фактом, что мать его ни за что не хотела открыть ему, почему она убежала из своей семьи.

Ну, что-же! Если даже предположить, что все, что он слышал об этой семье, правда, так разве он, Виль Владислав, стал от этого хуже. Мать его обрекла себя на бедность, чтобы только не жить с этой семьей. Но если-бы родня Доротеи, если-бы Читамы знали об этой истории, она-бы утвердила их в их подозрениях, послужила-бы им удобным предлогом признать его недостойным её. Но пусть они подозревают, что хотят, они ошибутся; они увидят, что в его жилах течет такая-же незапятнанная кровь, как и в их.