В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VI. Вдова и жена.
Глава LXII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VI. Вдова и жена. Глава LXII. (старая орфография)

ГЛАВА LXII.

Вилю Владиславу хотелось теперь только одного: повидаться с Доротеей и затем немедленно уехать из Миддльмарча. На другой день после свидания с Бюльстродом он написал ей записку, в которой, объясняя, что отъезд его был задержан непредвиденными обстоятельствами, просил назначить день, когда она может его принять у себя в Ловике, только поскорее, так как ему хотелось-бы уехать, а уехать он не хочет не повидавшись с нею.

Владислав чувствовал всю неловкость своей просьбы. Первое прощанье его состоялось в присутствии сэра Джемса Читама; все в доме знали, что он приезжал проститься, а возвращаться вторично, когда никто этого не ожидает всегда бывает несколько жутко для самолюбия. Если первое прощанье может произвести некоторое впечатление, то вторичное уже сильно смахивает на комедию. Но Виль все-таки решил добиваться свидания с Доротеей и добиваться прямо, не прибегая к таким уловкам, которые могли-бы придать этому свиданию вид случайной встречи. Когда он виделся с Доротеей в последний раз, он не знал еще тех фактов, которые придавали совершенно новый характер их отношениям, и ставили между ними преграду более неодолимую, чем он думал. Не зная, что у Доротеи было свое собственное состояние, он полагал, что в силу приписки м-ра Казобона к завещанию, она останется без гроша, если захочет выйти замуж за него. Принять от нея такую жертву он ни за что-бы не согласился. В добавок он узнал о пятне, лежавшем на его семье, - пятне, которое могло послужить новым поводом родным Доротеи смотреть на него, как на недостойного её руки. При таких обстоятельствах надежда, что через несколько лет он вернется, составив себе имя, которое дозволит ему, не унижая своей гордости просить руки богатой вдовы, представлялась ему нелепой бредней. Вот почему он считал себя вправе повидаться с Доротеей еще раз.

Записка его не застала Доротею дома. Она только что получила от дяди письмо с извещением, что он вернется домой через неделю, и отправилась в Фрешит сообщить об этом родным, с тем, чтобы на возвратном пути заехать в Грандж и сделать там распоряжения по поручению дяди, находившого, "что такого рода занятия очень полезны для молодых вдов."

Если-бы Виль Владислав подслушал то, что о нем говорили в это утро в Фрешите, он-бы увидел, что предчувствия его сбылись, что затягивание им своего отъезда подает повод к самым злым толкам. Сэр Джемс внимательно следил за всеми его поступками, при посредстве м-ра Стэндиша, и услыхал от м-ра Стэндиша такое известие, которое, подтверждая вполне его невысокое мнение о Виле, давало средство сделать его совершенно безвредным для Доротеи; нужно было только сообщить ей об этом. Но как это сделать? Сэр Джемс совершенно терялся. Поручить Целии передать это известие он не мог, потому-что не хотел вмешивать Целию в такое дело. Заговорить-же с ней об этом самому, при его робости и неуменьи выражаться, казалось совершенно невозможном, и эта невозможность представилась ему в самой осязательной форме, когда Доротея неожиданно приехала к ним. Но критическое положение пробудило в нем изобретательность; он отправил грума на неоседланной лошади за м-с Кадваладер, которая знала о ходившей насчет Виля сплетни и, конечно, не затруднится повторить ее хоть в сотый раз.

М-р Читам задержал Доротею, под тем предлогом, что Калеб, с которым ей нужно было повидаться, сейчас приедет, и она еще гуляла с м-ром Гартом по саду, когда явилась м-с Кадваладер.

Сэр Джемс, подстерегавший ее, тотчас выбежал в ней на встречу и передал, чего он от нея желает.

-- Понимаю, понимаю, сказала м-с Кадваладер, - вы останетесь совершенно в стороне, а я такой арап, что во мне никакая грязь не пристанет.

-- Видите-ли, я не придаю этому особенного значения, поспешил объяснить сэр Джемс, не желая, чтобы м-с Кадваладер поняла более, чем следовало. - Мне-бы просто хотелось дать понять Доротее, что по некоторым причинам ей не следует принимать его; но сам я решительно не в состоянии сказать ей этого. Вам это будет гораздо удобнее.

И оно действительно вышло совершенно удобно. Когда Доротея, простившись с м-ром Гартом, подошла к ним, то оказалось, что м-с Кадваладер зашла в парк совершенно случайно, поболтать с Целией об её ребенке. Так м-р Брук едет назад? Превосходно, - он возвратится, конечно, совершенно излеченный от своей парламентской горячки и пионерства. Кстати о "Пионере", в городе ходили слухи, будто он скоро совсем слиняет оттого, что протеже м-ра Брука, блестящий молодой Владислав, уехал или собирается уехать. Слыхал об этом сэр Джемс?

Они шли в это время все втроем по аллее и сэр Джемс, сбивая хлыстом листья с кустов, пробормотал, что он слышал что-то в этом роде.

-- Все это оказались чистейшия враки! продолжала м-с Кадваладер. - Он не уехал, да, как кажется, и не собирается ехать; "Пионер" сохраняет свой цвет, а м-р Орландо Владислав проводит самым скандальным образом все свое время с женой м-ра Лейдгата, которая, говорят, очень хороша собою. Кто-бы ни пришол в Лейдгатам, м-р Владислав постоянно тут как тут, либо валяется на диване, либо акомпанирует хозяйке на фортепьяно.

-- Вы начали с того, что переданные вами раньше слухи оказались пустяками, м-с Кадваладер, я уверена, что и этот слух точно также не верен, вскричала Доротея с негодованием. - Я не потерплю, чтобы при мне отзывались дурно о м-ре Владиславе; он и без того слишком пострадал от людской несправедливости.

Щеки её горели, губы дрожали. Сэр Джемс, взглянув на нее, раскаялся в том, что устроил эту сцену; но м-с Кадваладер сохранила полную невозмутимость.

-- Дай-то Бог, моя милая, сказала она, - дай-то Бог, чтобы всякие дурные слухи, о ком-бы то ни было, оказывались неверными. Но жалко, что Лейдгат женился на уроженке Миддльмарча. С его связями он мог-бы взять себе жену из хорошей фамилии и не слишком молодую, которая умела-бы примириться с его профессиею. Да вот, например, чего он не женился на Клэре Гарфэджер; родные её не знают, что с ней делать, и у нея есть и приданое. Тогда-бы, по крайней мере, мы приняли ее в свой круг. Ну, да у всякого свой разсудок. Где-же Целия? Пойдемте, пожалуйста, к ней.

-- Мне нужно сейчас-же ехать в Типтон, отвечала Доротея сухо. - Прощайте.

Сэр Джемс молча проводил ее до кареты. Он страшно злился на самого себя.

Едва Доротея села в карету, как слезы градом покатились из её глаз, но она их не замечала. "Это не правда, это не правда", повторяла она самой себе, но против воли в памяти её возникала первая встреча её с Вилем в Миддльмарче, когда она застала его с м-с Лейдгат и слышала, как он пел под её акомнанимент.

"Он говорил, что никогда не сделает ничего такого, что я могу найти дурным. Как-бы мне хотелось сказать ему, что я нахожу это дурным", думала она. Досада на Виля боролась в ней с страстным желанием оправдать его. "Они все стараются очернить его в моих главах, но мне это все равно, я знаю, что он хороший, благородный человек". В ту минуту, когда она это думала, карета её въезжала под ворота Гранджа и она поспешно вытерла глаза. Кучер попросил позволения распречь лошадей на полчаса, так как одна лошадь потеряла подкову; Доротея позволила и, сняв перчатки и шляпу, обратилась к ключнице, вышедшей ее встретить в переднюю.

-- Ставни отворены, сударыня, отвечала ключница, идя следом за Доротеей. - М-р Владислав здесь, он пришел за чем-то.

Виль пришел за портфелем с своими рисунками, которого хватился при уборке вещей и не хотел оставлять в Миддльмарче. У Доротеи замерло сердце от радости, что она еще раз увидит Виля. Но, дойдя до двери библиотеки, она остановилась и сказала м-с Белль:

-- Войдите сперва, скажите ему, что я приехала.

Виль нашел свой портфель и приводил в порядок свои рисунки, думая о том, что в Миддльмарче его ждет, может быть, письмо от нея, когда услышал под самым своим ухом голос м-с Белль:

-- М-с Казобон приехала, сэр.

Он быстро обернулся и увидал Доротею, вошедшую вслед за ключницей. М-с Белль немедленно удалилась.

Доротея машинально подошла к креслу дяди у письменного стола, Виль последовал за нею и остановился в нескольких шагах от нея.

-- Пожалуйста, садитесь, сказала Доротея, складывая руки на коленях, - я очень рада, что застала вас здесь.

Сняв свою траурную шляпу, она осталась с ненакрытыми волосами, и Вилю показалось, что она теперь точно такая, какою он ее видел при первой встрече в Риме; на лице её видны были еще следы слез, но она уже перестала сердиться на него.

-- Я послал вам сегодня записку в Ловик, с просьбою назначить день, когда вы можете принять меня, заговорил Виль, садясь напротив нея. - Я уезжаю наднях и мне хотелось до отъезда повидаться с вами еще раз.

-- Вы, кажется, приезжали ко мне несколько недель тому назад проститься, вы тогда еще собирались уехать, произнесла Доротея слегка дрожащим голосом.

-- Да, но тогда я не знал того, что узнал теперь, и что изменяет несколько мои планы на будущее. Когда я виделся с вами в последний раз, я мечтал, что когда-нибудь вернусь сюда, теперь-же я думаю, что мне никогда не придется снова увидеть здешния места.

-- Вы желали объяснить мне, почему ваши намерения изменились? спросила Доротея робко.

-- Да, вскричал Виль, закидывая назад голову. - Я желал этого. Мне нанесено грубое оскорбление в ваших глазах и в глазах всего общества. Моя честь заподозрена самым пошлым образом. Я желал объяснить вам, что ни при каких обстоятельствах я не унизился-бы до того, чтобы дать людям повод говорить, что я искал денег под предлогом... чего нибудь другого. Против меня вовсе не нужно было принимать никаких других мер предосторожности... богатство вполне ограждало от меня...

Он встал и машинально подошел к этому самому окну, у которого год тому назад разговаривал с Доротеею. Она в эту минуту сочувствовала всем сердцем его негодованию; ей хотелось уверить его, что она никогда не подозревала его ни в чем дурном, а он отвертывался от нея, как будто и она была в числе его врагов.

-- С вашей стороны, сказала она, - было-бы жестоко думать, что я когда-нибудь заподозревала вас в какой-нибудь низости.

И, подойдя к нему, она продолжала:

-- Неужели вы думаете, что я могла когда-нибудь усомниться в вас?

Виль вздрогнул при её приближении и отошел от окна, избегая её взглядов. Это движение сильно оскорбило Доротею. Она хотела сказать ему, что вполне разделяет его негодование, но странность их отношений заставляла опасаться, что она может сказать что-нибудь лишнее. Ей и в голову не приходило, что Виль мог мечтать жениться на ней, и потому-то боялась сказать что-нибудь такое, что могло навести его на мысль, что она это предполагает.

Виль ничего не отвечал. Слова эти ему показались черезчур равнодушными. Он подошел к столу и стал завязывать свой портфель, Доротея издали следила за ним. Они молчали. В душе его в эту минуту было только одно чувство, - чувство страстной любви в ней, но этого чувства он ни за что не позволил-бы себе обнаружить и потому не говорил ничего. Она тоже молчала потому, что не могла предложить ему помощи, потому, что вынуждена была пользоваться деньгами, которые должны были принадлежать ему, потому, наконец, что в этот раз он как-то сторонился от нея.

Но вот Виль завязал свой портфель и снова подошел к окну.

-- Я ухожу, сказал он, глядя на нее сухими, воспаленными глазами.

-- Чем-же вы будете заниматься, уехав отсюда? спросила Доротея робко. - Ваши намерения на этот счет не изменились?

-- К чему такое отчаяние!

Слезы начинали душить Доротею, она сделала над собою усилие и докончила, улыбаясь:

-- Впрочем, мы с вами давно уже заметили за собой один общий грешок: мы любим выражаться черезчур сильно.

-- Я вовсе не выражался сильно. Бывают минуты, которые человек переживает только раз в жизни, после которых ему приходится проститься навсегда с надеждой на его счастье. Мне пришлось пережить такия минуты очень рано - вот и все. Я разлучен на всю жизнь с тем, что для меня дороже всего на свете, - разлучен не потому, чтобы это счастие было недостижимо для меня, а потому, что честь, гордость, чувство собственного достоинства запрещают мне стремиться к нему. Я буду жить теперь как человек, видевший в экстазе небо.

на свои отношения к м-с Лейдгат, и сердце её болезненно сжалось, хотя она сама не умела себе объяснить почему. В его словах она увидела желание убедить ее, что и в этом отношении поведение его стоит выше всяких подозрений...

Молчание её не удивило Виля; он сам был слишком взволнован в эту минуту, чтобы замечать время. Ему казалось, что должно случиться что-то такое, что помешает их разлуке, он ждал какого-то чуда.

Долго простояли они таким образом. Наконец, Доротея подняла глаза, хотела уже что-то сказать, как вдруг дверь отворилась и лакей её вошел с докладом:

-- Лошади готовы, сударыня, прикажете подавать?

-- Да, отвечала Доротея и, обернувшись в Вилю, прибавила: - Мне нужно оставить письменные распоряжения ключнице.

-- Вы поступили честно во всех отношениях, произнесла Доротея тихим голосом.

Она протянула ему руку, Виль молча пожал ее; её слова показались ему слишком холодными и черствыми. Глаза их встретились; в его глазах она прочла недовольство, он в её - только грусть. Он отвернулся и взял портфель под мышку.

-- Я никогда не думала о вас дурно. Пожалуйста, не забывайте меня, заговорила Доротея, слезы душили ее.

-- К чему вы это говорите? отвечал Виль с раздражением. - Как будто я не рискую забыть все, кроме вас?

охватила все существо её при мысли, что Виль любил, в самом деле, ее, а не другую; что любовь к ней, а не любовь более преступная гнала его из Миддльмарча. Они все равно должны были разстаться, но она могла думать о нем без всяких упреков совести.

Разлука показалась ей легка в эту минуту: сознание, что она любит и любила, вытесняло всякия грустные лысли. Она бодро принялась за выписки из письма дяди, весело распрощалась с ключницей и села в карету счастливая, улыбающаяся.

Кучер м-ра Казобона привык еще при жизни покойного ездить скоро, так что карета быстро катилась по слегка смоченной дождем дороге. Сквозь серые тучи проглядывало голубое небо. Доротее казалось, что никогда еще природа не была так прекрасна, как в эту минуту. Ей хотелось нагнать Виля и взглянуть на него еще раз. Действительно, на одном повороте дороги карета обогнала его; он приподнял шляпу, но она не успела сделать ни малейшого движения, как уже была далеко от него.

"Отчего я не знала этого прежде... отчего он не знал... тогда-бы нам было наслаждением думать друг о друге, несмотря на разлуку. Ах, если-бы я могла дать ему денег, облегчить для него дорогу жизни". Эти мысли неотвязно вертелись у нея в голове. Но, несмотря на всю независимость её характера, она не в состоянии была стать выше мнения света и, подобно всем окружающим ее, считала неприличными более тесные сношения с ним. Она вполне сочувствовала мотивам, заставившим Виля бежать от нея. Мог-ли он надеяться, что она перешагнет преграду, поставленную её мужем между ними, когда она сама считала себя на это неспособною.

Мысли Виля были более безотрадного свойства. В его тогдашнем настроении духа всякая мелочь в состоянии была подлить в нем желчь. Вид кареты, мчавшей Доротею, напомнил ему слишком наглядно разницу их положения, и поведение его стало ему казаться вынужденным необходимостью, а не внушенным благородными побуждениями. Он даже не знал наверно, любит-ли она его? Этот вечер Виль провел у Лейдгатов; на следующий день он уехал.