В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VII. Два искушения.
Глава LXIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VII. Два искушения. Глава LXIII. (старая орфография)

КНИГА VII.
Два искушения.

ГЛАВА LXIII.

-- Часто вы видитесь с вашим ученым фениксом Лейдгатом? спросил м-р Толлер на одном из званых обедов на Рождестве у м-ра Фэрбротера, сидевшого по правую его руку.

-- К сожалению, очень редко, отвечал викарий, привыкший уже игнорировать насмешки м-ра Толлера над его верою в новое медицинское светило. - Я живу далеко, а он слишком занят.

-- В самом деле? Радуюсь за него, заметил м-р Минчин сладеньким, но изумляющимся тоном.

-- Он посвящает почти все свое время новому госпиталю, продолжал м-р Фэрбротер, желавший во что-бы то ни стало поддержать разговор на эту тему. - Мне говорила об этом моя соседка, м-с Казобон, которая часто там бывает. Она говорит, что Лейдгат по истине неутомим и устроил госпиталь удивительно. Он приготовляет теперь новую палату на случай холеры.

-- И новые теории лечения, чтобы испробовать их на своих пациентах, добавил м-р Толлер.

-- Пожалуйста, Толлер, будьте-же справедливы. Вы слишком умны, чтобы не понять, что в медицине, точно также, как и во всем другом, смелый, свежий ум может принести громадную пользу; что-же касается холеры, то, я думаю, ни один из вас не знает верного средства от нея. Человек, который заходит слишком далеко по новой дороге, обыкновенно, вредит себе более, чем кому-нибудь другому.

-- Конечно, вы и Вренч должны быть ему благодарны, заметил Минчин, обращаясь к Толлеру, - он вам доставил сливки пикоковских пациентов.

-- Лейдгат живет слишком широко для начинающого практиканта-доктора, сказал м-р Гарри Толлер пивовар. - Вероятно, он получает пособие от своих родственников.

-- Вероятно, поддакнул м-р Чилли, - иначе-бы он не женился на такой хорошенькой девушке, от которой мы все были без ума. Как не злиться на человека, который отнял у нас самую красивую девушку во всем городе.

-- И самую лучшую невесту, прибавил м-р Стэндиш.

-- Мой друг, Винци, смотрел очень косо на этот брак, это мне очень хорошо известно, продолжал Чилли. - Он едвали станет помогать ему; о родственниках-же с его стороны я ничего не могу сказать.

И м-р Чилли замолчал с видом человека, который-бы мог еще многое что сказать, но воздерживается из скромности.

-- Но думаю, чтобы Лейдгат когда-нибудь разсчитывал на практику, как на средство к жизни, заметил м-р Толлер с легким оттенком сарказма, и разговор на этом кончился.

Уже не в первый раз приходилось м-ру Фэрбротеру слышать, что Лейдгат живет не по средствам, но он полагал, что молодой доктор имел помимо практики какие-нибудь посторонние источники доходов, которые дозволяли ему делать такие расходы, несмотря на неудачную практику. Раз вечером он отправился в Мидльмарч, чтобы поболтать с Лейдгатом по старому, и заметил в нем какое-то неестественное возбуждение, составлявшее резкую противуположность с его обыкновенной спокойной непринужденностью. Пока они сидели в кабинете, Лейдгат говорил бен умолку, выставляя аргументы за и против известных биологических теорий; но аргументы эти являлись, видимо, не результатом трудолюбивых исследований, на необходимости которых он обыкновенно настаивал, а выставлялись зря, для того только, чтобы избегнуть разговоров о личных делах. Когда-же они перешли в гостиную, Лейдгат тотчас-же попросил Розамунду сыграть что-нибудь, а сам опустился в кресло и не произнес более ни слова, глаза его блестели, зрачки были расширены. "Вероятно, он принял опиума, подумал м-р Фэрбротер, - может быть, у него tic douloureux, а может быть, просто утомился от занятий".

Фэрбротеру и на ум не приходило, что Лейдгат, может быть, не совсем счастлив в супружестве; он, как и все, считал Розамунду милым, кротким созданием, хотя ему лично она никогда особенно не нравилась; она слишком смахивала на первую ученицу школы, благовоспитанную и благонравную барышню. Мать его терпеть не могла Розамунды за то, что она никогда не замечала присутствия Генриэтты Нобль в комнате. "Но если Лейдгат в нее влюбился, значит, она пришлась ему по вкусу", разсуждал викарий.

М-р Фэрбротер знал, что Лейдгат очень горд, но решительно не понимал такого рода гордости, которая не дозволяет человеку заикнуться о своих личных делах, так как сам он не был заражен ею.

Вскоре после разговора у м-ра Толлера викарий узнал кое-какие вещи, возбудившия в нем сильное желание дать понять косвенно Лейдгату, что если дела его находятся в затруднительном положении, то у него есть друг, которому он может высказаться с полною откровенностью.

Случай вскоре представился; в новый год Винци устроили у себя обед, на который пригласили и Фэрбротера. Обед носил на себе характер чисто-семейный, Фэрбротер был приглашен с матерью и сестрою, все дети Винци были в сборе и Фрэд убедил мать пригласить Мэри Гарт, представляя ей, что в противном случае Фэрбротеры обидятся, так как они очень дружны с Мэри. Мэри приняла приглашение и Фрэд был вне себя от восторга, хотя его несколько и смущала ревность к Фэрбротеру, сидевшему рядом с нею. Обед прошел очень весело. Мэри была необыкновенно оживлена. Она радовалась за Фрэда, что его родители начинают относиться к ней лучше, я не прочь была показать им, как высоко ценят ее люди, авторитет которых имел кое-какой вес в их глазах.

М-р Фэрбротер заметил, что Лейдгат как-будто не в духе, а м-р Винци избегает случая разговаривать с ним. Розамунда была мила и весела, как всегда, и только очень тонкий наблюдатель мог-бы подметить в ней отсутствие всякого участия к мужу. Она ни разу не обертывала головы на голос Лейдгата, когда он вмешивался в какой-нибудь разговор. Его отозвали куда-то и он вернулся только через два часа, а она, казалось, и не заметила его возвращения. Но это только казалось; на самом деле она чутко следила за каждым движением мужа и своим напускным равнодушием старалась только выразить в пределах приличия неудовольствие на него. Лейдгата отозвали от дессерта, и когда дамы вышли в гостиную, м-с Фэрбротер сказала Розамунде:

-- Я полагаю, что часто отрывают вашего мужа от обеда, м-с Лейдгат.

-- Да, положение врача очень безпокойное, особенно, когда он так предан своей профессии, как м-р Лейдгат, отвечала Розамунда, и отошла прочь.

-- Она страшно скучает своим одиночеством, подхватила м-с Винци, сидевшая тут-же возле. - Мне это не раз приходило в голову, когда Розамунда была больна и я гостила у нея. Вы знаете, м-с Фэрбротер, мы живем весело. Я сама веселого характера, и м-р Винци также любит, чтобы вокруг него было шумно. Мы приучили к такой жизни и Розамунду. А теперь ей приходится жить с мужем, который уходит из дому в самое неподходящее время и никогда не может сказать наверное, в котором часу вернется; к тому-же он человек скрытный, гордый, как мне кажется. - При этих словах м-с Винци понизила голос. - Но у Розамунды ангельский характер; как часто дома братья досаждали ей, но она никогда не сердилась на них. Впрочем, у меня, слава Богу, все дети очень мягкого характера.

И нельзя было не поверить этому, глядя на улыбку, с которою м-с Винци смотрела на своих трех девочек. Её улыбающийся взгляд поневоле должен был упасть и на Мэри Гарт, которую девочки затащили в уголок и заставляли рассказывать им сказки.

В эту самую минуту Луиза, любимица матери, подбежала к ней крича:

-- Мама, мама, маленький человек так топнул ногой, что она у него завязла и он не мог ее вытащить!

Глаза м-с Винци последовали за девочкой, возвращавшейся в свой уголок, и она решила, что никогда не будет мешать Фрэду приглашать Мэри, так как дети так полюбили ес.

Вскоре уголок, куда забились дети с Мэри, еще более оживился приходом м-ра Фэрбротера, который подсел к ним и посадил Луизу к себе на колени. Девочки пристали к нему, чтобы он выслушал сказку, и Мэри должна была снова повторить ее. Она повторила почти теми-же словами, как рассказывала им. Фред, сидевший также неподалеку, в душе торжествовал за Мэри, но его бесило восхищение, с которым глядел на нее Фэрбротер.

-- Теперь ты не захочешь и слушать про моего одноглазого великана, Лу, сказал Фрэд, когда Мэри досказала свою сказку.

-- Нет, захочу, разскажи.

-- Ну, едва-ли; куда ужь мне с своей сказкой. Попроси лучше м-ра Фэрбротера.

-- Да, посоветывала и Мэри, - попросите м-ра Фэрбротера рассказать вам о муравьях, у которых был великолепный дом, и дом этот разрушил великан Том, который думал, что муравьев это нисколько не огорчает, потому что они не плачут и не вытирают себе глаз платками.

-- Ах, разскажите, стала просить викария Луиза.

-- Куда мне, я старый священник; у меня вместо сказки выйдет проповедь. Хотите послушать проповеди?

-- Да, отвечала Луиза нерешительно.

-- О чем-же бы вам сказать, ну хоть о пирожках. Какая дурная вещь пирожки, особенно сладкие и с изюмом.

Луиза нахмурилась, слезла с колен викария и побежала к Фрэду.

-- Вижу, что негодится проповедивать в новый год, сказал м-р Фэрбротер, тоже вставая и уходя. Он заметил, что Фрэд ревнует его и что он сам не перестает увлекаться Мэри.

-- Премилая особа эта мисс Гарт, сказала м-с Фэрбротер, следившая за сыном.

-- Да, отвечала м-с Винци, к которой она обратилась с этим замечанием. - Жаль только, что она так не хороша собою.

-- Ну, я этого не нахожу. Мне её наружность нравится. Зачем требовать непременно красоты. Для меня всего важнее в девушке уменье держать себя, а мисс Гарт не уронит себя ни в каком обществе.

М-с Фэрбротер сказала это довольно резким тоном, так как разсчитывала, что Мэри сделается современем её невесткою.

Наехали новые гости; в гостиной начались музыка и игры, для играющих в карты были разставлены зеленые столы в особой комнате. М-р Фэрбротер сыграл один робер, в утешение своей матери, и потом усадил за себя м-ра Чилли и вышел из комнаты. В передней он встретился с Лейдгатом, только-что приехавшим назад.

-- Вас-то мне и нужно, сказал викарий, и, вместо того, чтобы идти в гостиную, они принялись росхаживать взад и вперед по передней.

-- Как видите, мне теперь не трудно оторваться от зеленого стола, заговорил Фэрбротер, улыбаясь, - потому что я играю вовсе не из-за денег. М-с Казобон говорит, что этим я обязан вам.

-- Каким это образом? спросил Лейдгат холодно.

как огня, боятся услуги ближняго; мне гораздо приятнее быть обязанным всем окружающим за дружеское их расположение ко мне.

-- Я решительно не понимаю, на что вы намекаете, разве на то, что я раз говорил о вас м-с Казобон. Но она обещала мне не передавать вам об этом; я не думал, что она способна нарушать свои обещания, сказал Лейдгат угрюмо, прислоняясь в выступу камина.

-- Она сама ничего мне не говорила, я узнал об этом от Брука. Он выразил мне свою радость, что приход достался мне; я и сам говорил за вас, продолжал он далее, но Лейдгат до того превознес вас, что м-с Казобон тотчас-же решила, что лучшого выбора она сделать не может.

-- Брук - пустой болтун.

-- Я ему очень благодарен за эту болтливость. Я решительно не понимаю, почему вы не хотели, чтобы я знал, что вы оказали мне услугу, и услугу очень серьезную. Как это ни больно для нашего самолюбия, но нельзя не сознаться, что только человек, не нуждающийся в деньгах, вполне гарантирован от дурных поступков, конечно, если он человек хороший. Нищий из-за куска хлеба может совершить дурной поступок не потому, что он человек дурной, а потому, что ему есть хочется. Я совершенно доволен, что мне теперь нет надобности искать случайных доходов.

Фэрбротер объяснил себе эти слова Лейдгата, идущия в разрез с тем, что он говорил прежде, запутанностью его дел и отвечал добродушным тоном:

-- Да, нужно иметь громадный запас терпения, чтобы помириться с таким положением дела. Но переносить его все-таки легче, когда есть друзья, которые вас любят и всегда готовы помочь вам всем, чем могут.

Он понял очень хорошо, что Фэрбротер предлагает ему косвенным образом помощь, и гордость его возмутилась этим. Он с удовольствием видел, что ему удалось оказать викарию услугу, но принять от него взаимную услугу казалось ему невыносимым, тем более, что эта услуга должна была заключаться в займе. Ему казалось легче употребить в дело револьвер.

-- Когда можно застать вас дома? спросил он.

-- После одиннадцати, отвечал Лейдгат, и они пошли в гостиную.