В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VII. Два искушения.
Глава LXX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VII. Два искушения. Глава LXX. (старая орфография)

ГЛАВА LXX.

Едва уехал Лейдгат, Бюльстрод поспешил обшарить карманы Рафля, в надежде найти там счеты гостинниц, в которых он останавливался; для банкира было в высшей степени важно узнать, солгал или нет Рафль, сказав, что приехал прямо из Ливерпуля, потому-де что заболел и не имел денег. В карманах оказалось множество счетов, но старых; только один из них был совсем новый, представленный утром этого-же дня. Это был трехдневный счет какой-то гостинницы в Билькли, милях в сорока от Миддльмарча, где в это время была конная ярмарка. Счет был на довольно значительную сумму, а так как Рафль приехал в Стон-Корт без багажа, то банкир заключил, что он оставил свой чемодан в гостиннице под залог, разсчитав, что иначе у него не хватит денег на проезд; в кошельке его оказалось всего два шиллинга.

Убедившись, что Рафль со дня своего последняго отъезда из Миддльмарча не показывался в его окрестностях, Бюльстрод почувствовал значительное облегчение. Он сильно трусил, чтобы на Рафля при Лейдгате не нашел опять припадок откровенности. Сославшись на безсонницу, Бюльстрод сам всю ночь просидел у кровати больного, приказав только ключнице лечь спать не раздеваясь, чтобы иметь возможность позвать ее в случае нужды. Предписания Лейдгата Бюльстрод выполнял с буквальной точностью, не смотря на то, что Рафль ежеминутно просил водки, жалуясь, что земля проваливается под ним. Он не хотел есть того, что предлагал ему Бюльстрод, следуя предписанию Лейдгата, и просил именно тех кушаньев, которые были запрещены доктором.. Бюльстрод отказался исполнить его желание и Рафль вообразил себе, что банкир мстит ему и намерен уморить его голодом; он стал умолять Бюльстрода простить ему, заверяя его страшными клятвами, что никому ни слова не говорил против него. На разсвете бред больного принял еще более опасный характер. Рафлю представлялось, что к нему пришел доктор, и он стал объяснять этому мнимому доктору, что Бюльстрод решился уморить его голодною смертью за то, что он кому-то в чем-то проговорился, но что это - неправда.

Бюльстрода поддерживала только его изумительная сила воли, но в то время, как он сидел у постели больного, ему невольно приходила в голову мысль, что смерть Рафля была-бы спасением для него. Да и к чему жизнь этому жалкому созданию? Правда, если он теперь умрет, то умрет нераскаянным, но разве не умирают точно также нераскаянными преступники, которых сам закон обрекает на смерть. Если провидение сочтет за блого послать смерть этому человеку, то разве грех желать этой смерти. Желать ее не значит способствовать её ускорению, но прежде всего следует точно выполнять предписания врача.

И банкир продолжал точно придерживаться советов Лейдгата. Необходимость посещений врача смущала его и ему невольно припоминалась сцена, происшедшая между ним и Лейдгатом накануне. В то время ему и в голову не приходило, какое тяжелое впечатление могли произвести на Лейдгата сообщение о предполагаемых переменах в госпитале и отказ на просьбу, которая банкиру показалась черезчур безцеремонною. Но, припоминая теперь все подробности свидания, Бюльстрод стал опасаться, что возстановил против себя Лейдгата, и решил, во что-бы то ни стало, расположить его в свою пользу или, вернее, поставить его относительно себя в положение человека обязанного.

Лейдгат приехал в двенадцать часов. Бюльстрод заметил, что доктор сильно разстроен. Лейдгат тотчас-же пожелал видеть больного и стал разспрашивать, как он провел ночь. Рафлю было хуже, он отказывался почти от всякой пищи, не спал и бредил без умолку, но припадков бешенства на него не находило.

-- Ну, как вы его находите? спросил Бюльстрод, выйдя с Лейдгатом в другую комнату.

-- Ему хуже.

-- Вы теряете надежду?

-- Нет; я все-таки думаю, что он поправится. Вы опять останетесь здесь? спросил Лейдгат.

Банкиру почудилось в этом вопросе что-то подозрительное и ему стало не по себе. Однако, он овладел собою и отвечал спокойно:

-- Да, по всей вероятности. Я предупредил м-с Бюльстрод, что, может быть, вернусь нескоро. Я не могу вполне положиться на м-с Абэль и её мужа, к тому-же уход за больным не входит в круг их обязанностей. Дадите вы мне какие-нибудь новые предписания?

Лейдгат предписал на случай безсонницы давать больному опиум, но в очень маленьких дозах. Он захватил с собою опиум и, отдавая его Бюльстроду, объяснил ему самым подробным образом, как велик должен быть каждый прием и когда следует прекратить эти приемы. Продолжать их долее известного срока значило, по мнению доктора, рисковать жизнью больного. Спиртных напитков больному не следует давать ни под каким видом.

-- Судя по теперешнему ходу болезни, заключил Лейдгат свою инструкцию, - для больного всего опаснее принимать наркотическия вещества. Он долго может прожить без пищи, он крепок.

-- У вас у самих, м-р Лейдгат, вид нездоровый, это что-то небывалое, заметил банкир с участием, составлявлявшим резкую противуположность его вчерашнему равнодушию. - Вы чем-то разстроены.

-- Да, отвечал Лейдгат отрывисто, хватаясь за шляпу.

-- Опять какая-нибудь новая неприятность? допытывался Бюльстрод. - Садитесь, пожалуйста.

-- Нет, благодарю вас, отвечал Лейдгат гордо. - Я говорил вам вчера, в каком положении мои дела. С тех пор ничего не изменилось, только имущество мое описывается. Прощайте.

-- Погодите, м-р Лейдгат, куда вы? Я много думал о том, что вы мне говорили вчера. Вы меня захватили врасплох и я тогда отнесся к делу недостаточно серьезно. М-с Бюльстрод принимает живейшее участие в своей племяннице, да и мне самому было-бы очень прискорбно, если-бы с вами случилась какая-нибудь серьезная неприятность. На мне лежит много обязательств, но, зрело обдумав это дело, я пришел к убеждению, что мне следует скорее подвергнуть себя какому-нибудь лишению, чем оставлять вас без помощи. Если не ошибаюсь, вы говорили, что для уплаты ваших долгов и на то, чтобы устроиться, как следует, вам нужно тысячу фунтов?

-- Да, отвечал Лейдгат, чувствуя необузданный прилив радости, заглушавший все посторонния соображения. - Этого вполне достаточно; с помощью этих денег я могу расквитаться со всеми моими долгами и у меня еще останется чем жить на первое время. Я тем временем устрою свою жизнь поэкономнее, а мало-пр-малу и практика моя расширится.

Бюльстрод сел писать чек, а Лейдгат отошел к окну, чувствуя, что жизнь его начинается снова, что он может теперь привести в исполнение все свои благия начинания.

-- Вы мне дадите простую росписку в этой сумме, м-р Лейдгат, сказал банкир, подавая ему чек. - Когда обстоятельства ваши поправятся, вы мне уплатите этот долг. Мне в высшей степени приятно думать, что я помог вам выйти из критического положения.

-- Я вам невыразимо обязан, отвечал Лейдгат, - вы возвратили мне возможность работать с надеждой на счастье и приносить посильную пользу обществу.

Лейдгату не показалось странным, что Бюльстрод так внезапно изменил свое первое решение. Ему были известны странности Бюльстрода и его нерешительность в денежных делах.

После отъезда Лейдгата банкир почувствовал, что теперь окончательно устранена одна из причин его тревоги, однако, спокойствие к нему не возвращалось. Для него могло быть только одно успокоение - смерть Рафля... Судя по мнению, высказанному Лейдгатом, было мало шансов, чтобы она последовала. Часы проходили за часами, но никакой перемены не замечалось в больном. Бюльстрода начинала бесить упорная живучесть этого человека; в его сознании стала зарождаться мысль об убийстве. Боясь, что его одолеет искушение, он решил, что не останется с больным эту. ночь и посадит вместо себя м-с Абэль.

Рафль продолжал страдать безсонницей и в шесть часов Бюльстрод начал давать ему опиум. Через полчаса он позвал м-с Абэль и сказал ей, что не в состоянии сидеть долее над больным и передает его на её попечение. Затем он подробно объяснил ей, в каких дозах следует давать больному опиум. М-с Абэль не слыхала предписаний доктора и потому спросила, нужно-ли давать больному еще что-нибудь, кроме опиума.

-- Пока ничего, кроме бульона или соды. Если случится что-нибудь особенное, придите за мной. Если больной станет слишком раздражаться, позовите своего мужа. Я лягу спать пораньше.

-- Конечно, ложитесь, сэр. Вам нужно подкрепить себя чем-нибудь.

Бюльстрод ушел. Он уже не боялся оставить Рафля на руках ключницы, потому что больной бредил совершенно безсвязно. Когда он вышел в залу, ему на минуту пришло даже желание велеть оседлать свою лошадь и уехать домой, предоставив все дело на волю божию. Потом он стал жалеть, что не попросил Лейдгата приехать вечером. Может быть, он нашел-бы теперь, что больному хуже. Не послать-ли за Лейдгатом? Бюльстрод чувствовал, что если-бы он мог знать наверное, что Рафлю хуже, что он умирает, он-бы заснул спокойно. Ну, а что, если ему не хуже? Что, если Лейдгат найдет, что болезнь идет нормальным ходом, как он и ожидал, что больной скоро уснет здоровым сном и поправится. Мысль, что Лейдгат может это сказать, так испугала Бюльстрода, что он решился не посылать за ним.

Полтора часа просидел он перед камином, потом вдруг вскочил и зажег свечу, которую принес с собою. Он вспомнил, что не сказал м-с Абэль, когда она должна перестать давать опиум больному.

Подсвечник был уже у него в руке, но Бюльстрод все еще стоял неподвижно. Может быть, м-с Абэль дала больному уже более, чем следовало. Но можно-ли обвинять его, Бюльстрода, за то, что, усталый, он забыл сказать об этом. Со свечей в руке, Бюльстрод пошел на верх. В коридоре он остановился и повернул голову по направлению к комнате, где лежал Рафль. Он услышал, что больной бредит, стонет, значит, он не спит. В таком случае, может быть, лучшее будет ничего не говорить... Он прошел прямо к себе в спальню.

Не успел он раздеться, как м-с Абэль осторожно постучалась к нему; он приотворил дверь.

-- Сэр, заговорила она шопотом, - нельзя-ли дать водки бедолаге? Он говорит, что изнемогает от жажды, а не хочет ничего пить, кроме водки. Опиум не может утолить жажды. Больной говорит, что ему кажется, будто он проваливается сквозь землю.

К удивлению ключницы, м-р Бюльстрод ничего не отвечал. В нем происходила борьба.

-- Он умрет от истощения, если ему ничего не давать. Когда был болен мой бедный хозяин м-р Робиссон, я ходила за ним; ему постоянно давали портвейн и водку, продолжала м-с Абэль с легким упреком в голосе.

М-р Бюльстрод все еще молчал.

-- Не время скупиться, когда люди умирают, приставала ключница: - Я не думала, чтобы вы стали жалеть для него вина, а то-бы я принесла ему нашего рома. Но вы так заботливо ходили за ним, так старались...

В приотворенную дверь показался ключ.

-- Вот вам ключ от винного погреба, послышался глухой голос м-ра Бюльстрода. - Там много водки.

На другой день м-р Бюльстрод встал часов в шесть утра и, помолившись, вышел в коридор; из комнаты больного доносилось оглушительное храпение. Банкир сошел на минуту в сад освежиться. Вернувшись в комнаты, он встретился лицом в лицу с м-с Абэ ль и вздрогнул.

-- Очень крепко, сэр. Он заснул часу в четвертом. Не зайдете-ли вы взглянуть на него. Я оставила его пока одного, муж ушел в поле, а девочка одна на кухне.

Бюльстрод вошел к больному. При первом взгляде на него, он увидал, что Рафль спит своим последним сном. Он обвел глазами комнату и заметил бутылку, в которой было только несколько капель водки; тут-же стоял почти порожний пузырек с опиумом. Он спрятал пузырек, а бутылку снес обратно в погреб и отправился завтракать. Ему пришло было в голову сейчас-же ехать в Миддльмарч, но потом он решил дождаться лучше Лейдгата, и отпустил ключницу на кухню, сказав, что сам посидит у больного.

Уверенность, что враг его спокойствия спит своим предсмертным сном, доставляла ему сильное облегчение.

Лейдгат приехал в исходе десятого, в то время, когда Рафль был уже при последнем издыхании. При виде умирающого, лицо его выразило не столько изумление, сколько сознание, что он ошибся в своем приговоре. Он несколько минут простоял молча, устремив глаза на умирающого.

-- Когда началась эта перемена? спросил он наконец.

-- Я не сидел над ним сегодня ночью, отвечал Бюльстрод. - Я чувствовал себя слишком утомленным и оставил его на попечение м-с Абэль. Она говорит, что он заснул в четвертом часу. Когда я пришел сюда в исходе восьмого, он был почти в таком-же положении, как теперь.

Лейдгат не спросил ничего более и продолжал молча стоять над умирающим. "Все кончено", произнес он наконец.

помириться. В Бюльстроде он видел своего благодетеля. Но в настоящую минуту ему сделалось как-то не по себе. Он не ожидал такого исхода болезни, но не решился разспрашивать долее Бюльстрода, чтобы не оскорбить его. Можно было, пожалуй, допросить ключницу. Но к чему? Больной умер, было совершенно безполезно допытываться, не убило-ли больного невежество или неосторожность? Весьма возможно, что он сам ошибся.

Бюльстрод и Лейдгат вернулись вместе в Миддльмарч; по дороге они разговаривали о холере и о политике; о Рафле не было сказано ни одного слова, только Бюльстрод упомянул вскользь, что нужно будет купить для него место на ловикском кладбище, что у бедняка не было никого близких, кроме Ригга, да и с тем он был в дурных отношениях.

В этот-же день к Лейдгату зашел м-р Фэрбротэр. Известие о том, что у Лейдгата производится опись имущества, успела дойти и до Ловика. С того вечера, когда Фэрбротэр застал Лейдгата в биллиардной, он сильно тревожился на его счет. Он заметил в нем перемену и приписал ее тому, что Лейдгата сильно безпокоят долги. Но Лейдгат так сухо отклонил его первую попытку на откровенность, что он не решился возобновить ее. Теперь, однако, узнав, что в доме Лейдгата производится опись, викарий поборол свою нерешительность. Лейдгат только-что отпустил бедного пациента, в котором принимал живое участие, и встретил Фэрбротэра с самою веселою улыбкою. "Неужели он притворяется из гордости, чтобы отклонить от себя всякое заявление сочувствия, всякое предложение о помощи, подумал викарий, но все равно, я сделаю, что могу".

-- Как вы поживаете, Лейдгат? Я зашел к вам потому, что до меня дошли очень неприятные слухи на ваш счет, заговорил он мягко.

-- Вероятно, об описи? спросил Лейдгат без малейшого смущения, усаживая гостя.

-- Правда, но только туча уже прошла. Долг уплачен. Дела мои поправились. Я в состоянии теперь расквитаться со всеми своими долгами и устроить свою жизнь лучше и разумнее.

-- Как я рад, как я рад! вскричал викарий, откидываясь на спинку стула с видимым облегчением. - Никакая новость в "Times" не могла-бы меня так утешить. Признаюсь, у меня было очень тяжело на душе, когда я ехал к вам.

-- Благодарю вас за то, что приехали, сказал Лейдгат дружеским тоном. - Ваше внимание трогает меня тем более, что теперь я совершенно счастлив. Мне тяжело приходилось, горе оставило на мне свои следы, но все-же я чувствую, что избавлен от страшной пытки.

М-р Фэрбротэр помолчал с минуту и потом сказал серьезным тоном:

еще более будет вас мучить?

-- Нет, отвечал Лейдгат, слегка краснея. - Впрочем, я не вижу, почему мне скрывать от вас имя человека, ссудившого мне деньги. Бюльстрод дал мне взаймы тысячу фунтов, с тем, чтобы я возвратил их ему, когда буду в состоянии.

-- Как это благородно с его стороны! вскричал м-р Фэрбротэр, вынужденный похвалить человека, к которому никогда не питал симпатии. - Впрочем, прибавил он, - Бюльстрод должен был принять в вас участие, потому что доходы ваши сократились благодаря только тому, что вы занимались у него в госпитале. Очень приятно слышать, что он поступил, как требовала справедливость.

Не ответив ничего на замечание викирия, он стал говорить о том, как намерен теперь устроить свою жизнь.

Мне нелегко далось начало моей деятельности; за то теперь я буду благодушнее относиться к мелким неприятностям.

Бедный Лейдгат! "Если Розамунда согласится", - эти слова, невольно сорвавшияся у него с языка, ясно свидетельствовали о лежавшем на нем семейном гнете. Но м-р Фэрбротэр, обрадованный тем, что дела Лейдгата поправились, ничего не заметил и ушел от него вполне довольный и счастливый.