В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VIII. Солнце закатилось и снова взошло.
Глава LXXIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VIII. Солнце закатилось и снова взошло. Глава LXXIII. (старая орфография)

ГЛАВА LXXIII.

Лейдгат успокоил несколько м-с Бюльстрод, сказав, что с мужем её случился простой обморок на митинге, что он надеется на его скорое выздоровление и навестит его на следующий день, если только за ним не пришлют ранее. За тем он отправился прямо домой, велел оседлать себе лошадь и долго катался за городом, не желая видеть никого.

Он находился в страшном нервном раздражении, точно страдал от невыносимой физической боли. В эти минуты он готов был проклясть тот день, когда приехал в Миддльмарч. Ему казалось, что его судьбой управляет какой-то фатализм, под влиянием которого его честь подверглась такому позору, что даже люди, стоявшие на самой низшей ступени в обществе, должны были считать его репутацию потерянной навсегда. В горькия минуты жизни человек относится с особенной нежностию к самому себе; Лейдгат представлял себя мучеником, а всех прочих людей своими палачами. Он разсчитывал перевернуть весь Миддльмарч по своему, а вместо того оказалось, что обыватели Миддльмарча насильно вторглись в его жизнь и перепутали все его планы. На брак свой Лейдгат смотрел, как на непоправимое бедствие; он боялся вернуться к Розамунде, пока не уляжется в нем припадок бешенства, - боялся, чтобы один вид жены не вывел его из себя и не вызвал его на какую-нибудь неприличную выходку. Он был вполне несчастен.

Оставаться жить в городе, не оправдав себя в глазах людей, которые подозревали его в безчестном поступке, было невозможно; но в то же время уехать молча, значило-бы все равно, что скрыться от справедливого обвинения. Где-же искать средства к своему оправданию?

Сцена, происходившая на его глазах на митинге, хотя не раскрыла ему подробностей дела, однакож, показала довольно ясно его собственное положение. Для него стало ясно, что Бюльстрод должен был опасаться большого скандала в случае болтливости Рафля.

-- Вероятно, Бюльстрод опасался, что я могу услышать от больного то, чего мне не следует знать, разсуждал про себя Лейдгат, - и он вздумал подкупить меня значительным одолжением; вот причина, что он внезапно перешел от грубого отказа к щедрости. Очень может быть, что и в лекарствах, которые я прописал больному, он что нибудь перепутал и не исполнил как следует моих предписаний. Но так или иначе, а свет убежден, что он тем или другим способом отравил Рафля и что я, если не принимал прямого участия в преступлении, то потворствовал ему. Но кто знает опять? может быть, Бюльстрод и не виноват; может быть, он переменил обращение со мной только потому, что одумался, и в деле с Рафлем его руки совершенно чисты.

Положение Лейдгата было ужасно. Если-бы он, помимо всех прочих соображений, думал только о своей собственной защите, и заметя, что при встрече с ним, знакомые пожимают плечами, смотрят на него холодно и даже отворачиваются, решился-бы гласно объяснить все факты, как они были ему известны, кого-бы он этим убедил?

-- Желал-бы я знать, есть-ли хоть один врач во всем Миддльмарче, который-бы стал так строго относиться к самому себе, как я? восклицал бедный Лейдгат, возвращаясь, наконец, домой; - а между тем все они считают себя в праве отворачиваться от меня, точно я прокаженный! Моя практика, мое доброе имя - все разом рушилось! Я вижу это ясно. Еслибы даже мне удалось теперь оправдаться, милые жители Миддльмарча не переменили-бы своего мнения обо мне.

Лейдгат действительно успел убедиться в последнее время, что репутация его сильно пострадала. Когда он заплатил свои долги и опять стал крепко на ноги, все жители Миддльмарча стали его избегать, смотрели на него как-то странно и даже были два случая, что пациенты его пригласили в себе других докторов. Все сомнения исчезли: началось общее балотирование его черными шарами.

Ничего нет мудреного, что такое безнадежное положение пробудило в энергической натуре Лейдгата желание отчаянно сопротивляться. На обратном пути в дому, после нескольких часов прогулки, значительно успокоившей его нравственные страдания, он мысленно решил остаться во что-бы то ни стало в Миддльмарче.

-- Я не отступлю перед клеветой, говорил он, хмуря, по обыкновению, свои густые брови; - я не хочу, чтобы сказали, что я покорился. Я буду смело глядеть в глаза всем и докажу им, что я ничего не боюсь.

какое-то фатальное влияние на него, так что если-бы в настоящую минуту у Лейдгата была в руках тысяча фунтове стерлингов, то он, вместо того, чтобы удовлетворить своих кредиторов, отдал-бы их сполна Бюльстроду, только-бы сбросить с себя павшее на него гнусное подозрение в подкупе; но, не смотря на то, Лейдгат не хотел отвернуться от презираемого всеми несчастного банкира, оказавшого ему помощь.

-- Я вообще буду действовать так, как найду лучшим, и объяснять своих действий ни перед кем не стану. Они будут стараться выжить меня отсюда, но...

Лейдгат не докончил, потому что ужь подъехал к дому и мысль о жене заглушила все терзавшия его до сих пор чувства оскорбленного самолюбия и уязвленной гордости.

молчать в надежде, что какие-нибудь неожиданные обстоятельства явятся к нему на помощь.