В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VIII. Солнце закатилось и снова взошло.
Глава LXXVIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VIII. Солнце закатилось и снова взошло. Глава LXXVIII. (старая орфография)

ГЛАВА LXXVIII.

Изгнанники большею частию питаются надеждами и живут вне своей родины только до тех пор, пока того требуют обстоятельства. Виль Владислав, изгнав себя из Миддльмарча, поставил преградой к своему возвращению свою собственную волю; преграда эта, конечно, не представлялась в виде железной стены, а состояла, ни более, ни менее, как из твердого намерения вернуться в Миддльмарч только тогда, когда он научится кланяться, улыбаться и любезничать, как все прочие жители города. Месяцы шли за месяцами, и он напрасно силился объяснить себе, что его удерживает от поездки в Миддльмарч, хотя-бы за тем, чтобы услышать что нибудь о Доротее. Кто знает? может быть, во время этого мимолетного посещения, он по какой-либо случайности, будет иметь возможность встретиться с нею. Чтож касается её друзей, которые ревниво охраняли ее, точно драконы, то время и перемена места жительства сделали Виля совершенно равнодушным к ним.

Кстати подвернулось одно филантропическое дело, явившееся как прекрасный предлог для поездки в Миддльмарч. Виль принял живое участие в одном благотворительном учреждении на далеком западе, и ему понадобились деньги для этой дели. Первой мыслью его было воспользоваться предложением Бюльстрода уступить ему часть своего состояния; но Вилю противно было вступать в сношения с опозоренным банкиром. Тогда он решил, что самым удобным местом для того, чтобы обдумать как следует этот вопрос, будет Миддльмарч.

Он собирался посоветоваться с Лейдгатом о многом, а в особенности об этом деле, вечера-же располагал проводить в пении и в веселой болтовне с хорошенькой Розамундой, не забывая, от времени до времени, навещать и других своих друзей в Ловикском церковном доме. Конечно, церковный дом стоял близко от Ловик-Мэнора, но разве Виль виноват в этом? В последнее время, перед отъездом из Миддльмарча, Виль несколько поотстал от Фэрбротеров, из опасения, чтобы его не обвинили в умысле устроивать там себе свидания с Доротеей; но жаждущий готов на все, а Виль жаждал увидеть дорогое ему лицо и услышать знакомый, милый голос. Ни опера, ни политическия беседы, ни даже лестное внимание, оказанное публикой его передовым статьям в газетах, - ничто не могло утолить этой жажды.

которого он уважал, находился в таких грустных обстоятельствах, что Виль даже не счел приличным говорить с ним о своих делах; признание Розамунды, что счастие её жизни зависит от Виля, вызвало в нем известный уже нам, припадок бешенства, за которым следовало раскаяние; словом, Миддльмарч в этот раз доставил Вилю одне неприятности и он уже задумал было вернуться с риверстонским дилижансом обратно в Лондон, оставя Лейдгату записку с извинением в поспешном отъезде. Но сердце говорило другое; Виль не мог примириться с мыслию отказаться от счастия увидеть Доротею и остался в Миддльмарче.

Розамунда была уже приготовлена к посещению Виля и приняла его с томною холодностию; Лейдгат приписал это разстройству нервов, не подозревая, что тут кроется совсем другая причина. Видя, что жена молча трудится над каким-то вышиваньем, он ласково посоветывал ей не утомляться и сесть по-покойнее. Виль, которому пришлось розыгрывать роль друга дома, не видавшого еще хозяйки, чувствовал себя как на горячих угольях. Вчерашняя сцена не выходила у него из головы и ему казалось, что он и Розамунда в чем-то провинились. Как на зло, Лейдгат не выходил ни на минуту из комнаты; но когда Розамунда стала разливать чай и Виль пришел за своей чашкой, она очень ловко бросила ему на блюдечко тщательно сложенную бумажку. Он быстро спрятал записку и, вернувшись в гостинницу, не очень спешил развернуть бумажку. "То, что там написано, думал он, только усилит неприятное впечатление вечера." Ложась уже в постель, он прочел записку, в которой заключалось несколько строк:

"Я все рассказала м-с Казобон; она более не сомневается в вас. Я сделала это потому, что она сама ко мне пришла и была очень внимательна. Теперь вам не в чем упрекать меня. По настоящему, мне и не следовало-бы с вами ссориться."

Эти слова грустно отозвались на Виле. Он чувствовал, как все его лицо и уши горят при мысли, какого рода разговор должен был происходить между Доротеей и Розамундой. Очень может быть, что достоинство первой было оскорблено объяснением по поводу его. Не случись вчерашней злополучной сцены, он и Доротея жили-бы в прежнем чистом, идеальном мире, который теперь, вероятно, навсегда уже закрылся для них обоих.