В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VIII. Солнце закатилось и снова взошло.
Глава LXXX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В тихом омуте - буря (Мидлмарч). Книга VIII. Солнце закатилось и снова взошло. Глава LXXX. (старая орфография)

ГЛАВА LXXX.

Был прекрасный солнечный день. М-р Кадваладер, держа нумер Таймса в закинутых назад руках, прогуливался по покатому лугу, близь главной оранжереи Фрэшит-Голля, спокойно выслушивая предположения сэра Джемса Читама относительно предстоящих перемен в их крае. Это было как раз после принятия лордами билля о реформе. М-с Кадваладер, вдовствующая леди Читам и Целия сидели в это время все вместе на садовых стульях, вставая по временам, чтобы приласкать маленького Артура, которого катали в колясочке по аллее. Большой зонтик с бахромой защищал этого семейного божка от лучей солнца, как вдруг на садовой дорожке показался м-р Брук. Он имел разстроенный вид и видимо был чем-то сильно взволнован.

-- Что такое случилось? спросил его сэр Джемс; - не стреляли-ли опять в лесного сторожа? Оно и в порядке вещей: оправдывают таких негодяев, как Троппинг-Басс.

-- Тут дело вовсе не о лесном стороже? Нет!.. Пойдемте-ка лучше в дом, я там все разскажу, - отвечал м-р Брук, кивая головой Кадваладерам, в знак того, что он откроет и им свой секрет. В м-ре Бруке происходила, повидимому, сильная нервная пертурбация. Собираясь сообщить своим домашним что-нибудь неприятное, он имел обыкновение уснащать свою речь совершенно не идущими к делу подробностями, точно подносил горькое лекарство и хотел усладить его разными примесями. Он продолжал толковать с сэром Джемсом о браконьерах до тех пор, пока все уселись; наконец, м-с Кадваладер, сгорая от нетерпения, воскликнула:

-- Мне до смерти хочется знать ваше грустное известие! Лесного сторожа не застрелили, - это ужь дело решеное, - что-же такое случилось, наконец?

-- Случилась вещь пренеприятная, понимаете? отвечал м-р Брук. - Я очень рад, что вы, м-с Кадваладер, и ректор здесь; дело семейное и вы, своим участием, поможете нам перенести горе. Я именно с тем и приехал, душа моя, чтоб сообщить тебе его. - (Тут м-р Брук посмотрел на Целию.) - Тебе и в голову не придет, о чем я хочу сказать, понимаешь? Читам, вам это будет крайне неприятно... но, понимаете, - ни вы, ни я тут не причем... Странные дела творятся на свете! И складываются они как-то сами собой...

-- Верно дело идет о Додо, произнесла Целия, привыкшая считать сестру опасным винтом в семейной машине.

Она пододвинула низенький стул к самым коленям мужа и села на него.

-- Бога ради, говорите скорее! Что такое? спросил сэр Джемс.

-- Вы знаете, Читам, что я не повинен в духовном завещании Казобона, а оно-то именно и причина всему злу.

-- Так, так, поспешно подхватил сэр Джемс, - но в чем-же зло-то?

-- А в том, что Доротея опять выходит замуж, продолжал м-р Брук, кивая головой Целии, которая испуганно взглянула на мужа и положила ему руку на колено.

Сэр Джемс помертвел от бешенства, однако, не сказал ни слова.

-- Творец милосердный! воскликнула м-с Кадваладер, - уж не за Виля-ли она выходит?

-- Именно за него! многозначительно произнес м-р Брук и погрузился в благоразумное молчание.

-- Гумфри, что я тебе говорила! провозгласила м-с Кадвяладер, делая мужу выразительный жест рукой. - В другой раз ты не скажешь, что я не проницательна, а если скажешь то разве из противоречия. Еще ты вздумал уверять, что этот господин уехал из Миддльмарча.

-- Очень может быть, что он уезжал и опять вернулся, возразил спокойно ректор.

-- Когда вы об этом узнали? обратился сэр Джемс к Бруку, досадуя, что другие мешают ему говорить и едва переводя дух от волнения.

-- Вчера, смиренно ответил Брук. - Я был в Ловике, - Доротея прислала за мной. Дело сладилось совершенно неожиданно... два дня тому назад у них и в помышлении не было, - понимаете? - и в помышлении не было! Странным образом вещи устраиваются! Но теперь ужь все кончено: Доротея решилась и поперечить ей безполезно. Я сильно ее уговаривал. Читам, я исполнил свой долг. Стеснять её свободу я не имею права.

-- Да, лучше-бы было, если-бы год тому назад я вызвал его на дуэль и убил, проговорил сэр Джемс, вовсе не из чувства кровожадности, а только для того, чтобы сорвать сердце.

-- Ну, можно-ли говорить такия ужасные вещи, Джемс! заметила Целия.

-- Читам, не горячитесь, отнеситесь к этому делу хладнокровнее, вмешался м-р Кадваладер, скорбевший о том, что его добродушный приятель до такой степени дал волю своему гневу.

скандал! Если-бы Владислав имел хоть искру благородства, он давно-бы уехал отсюда. Впрочем, это меня не удивляет; я говорил на другой день после похорон Казобона, что нужно сделать, - но меня не послушали.

-- Вы требовали невозможного, Читам, понимаете? сказал м-р Брук; - вы требовали, чтобы мы удалили его отсюда силой, - а Владислав не такой человек, который-бы позволил распоряжаться собой. Нет! у него свой царь в голове! Это замечательный малый! я всегда говорил, что он замечательный малый...

-- Мне очень прискорбно, что вы составили себе о нем такое высокое мнение, возразил сэр Джемс, не будучи в состоянии владеть собой. - Вам одному мы обязаны, что этот Владислав поселился в нашем соседстве! Вам-же мы обязаны, что такая женщина, как Доротея, унижается, выходя замуж за него!.. Человек, опозоренный завещанием мужа, человек такого темного происхождения, самой предосудительной репутации, характера необстоятельного и, как мне кажется, без всяких правил, осмеливается принимать от нея такую жертву! Осмеливается лишать ее почетного положения в обществе, богатства! Если-бы он был порядочный человек, он-бы избегал её присутствия...

-- Я предоставлял ей все эти резоны, отвечал м-р Брук таким тоном, будто оправдывался, - говорил ей о бедности, о том, как все от нея отрекутся... Я сказал ей: - душа моя, ты не знаешь, что значит жить на 700 фунтов в год... не иметь кареты, терпеть лишения... вертеться в таком кругу, где даже не будут знать, какого ты рода. Попробуйте-ка сами поговорить с Доротеей! Дело в том, что у нея какое-то отвращение к состоянию Казобона. Впрочем, вы сами услышите, как она на этот счет выражается.

-- Нет! ужь извините! этого никогда не будет, возразил сэр Джемс несколько спокойнее. - Я не в силах ее видеть; это было-бы для меня слишком тяжело. Мне больно думать, что такая женщина, как Доротея, действует безразсудно...

-- Читам, будьте справедливы, заметил добродушный, толстогубый ректор, который терпеть не мог ни к чему не ведущия прения, - положим, что м-с Казобон поступает неблагоразумно, отказываясь от состояния ради любимого человека, - мы мужчины имеем такое жалкое понятие друг о друге, что подобное действие со стороны женщины считаем глупостью, - но я не думаю, чтобы вы имели право обвинять ее в совершении дурного поступка, в строгом смысле слова.

-- А между тем, я ее обвиняю, возразил сэр Джемс. - По моему, Доротея дурно поступает, выходя замуж за Владислава.

-- Любезный друг, у нас у всех есть наклонность называть дурным такой поступок, который нам не нравится, спокойно произнес ректор.

-- Все-таки это очень гадко со стороны Додо, заговорила, наконец, Целия, видимо, желая защитить мужа. - Она сама меня не раз уверяла, что никогда более не выйдет замуж... ни за кого...

-- Я то-же самое слышала от нея, величественно произнесла леди Читам, воображая, что её свидетельство так-же важно, как свидетельство королевы.

-- Ах, Боже мой! в таких случаях обыкновенно умалчивают об исключениях, воскликнула м-с Кадваладер. - Меня одно удивляет, что это для всех вас кажется сюрпризом. Зачем-же вы ничего не делали, чтоб помешать ей? Будь здесь хоть лорд Трейтон, и напевай он ей ежедневно о филантропии, верьте мне, что она ранее года вышла-бы за него замуж. Должно быть такая её судьба! М-р Казобон сам подготовил все это: он всю жизнь ей надоедал, - видно ужь таким его Бог создал, - вечно противоречил ей.

-- Я не знаю, как вы смотрите на это дело, Кадваладер, заговорил снова сэр Джемс, поворачиваясь к ректору, - но я такого человека принять в семью не могу... впрочем, я тут говорю лично о себе, прибавил он, тщательно избегая встретиться глазами с Бруком, - другие, может быть, найдут его общество очень приятным и не обратят внимания на приличия...

-- Послушайте, Читам, возразил с улыбкой м-р Брук, поглаживая себе ногу, - не могу-же я отвернуться от Доротеи; я ей в некотором роде заменяю отца. Я ей сказал: душа моя, я не отказываюсь присутствовать на твоей свадьбе, я только сначала погорячился... Но вы понимаете, Читам, - я могу ее лишить права наследства; это, конечно, будет стоит мне денег и сопряжено с хлопотами... однако, я могу это сделать.

При этих словах м-р Брук подмигнул сэру Джемсу, очень довольный тем, что ему удалось выказать решительность своего характера и в то-же время намекнуть сэру Джемсу, что он догадывается, какая тайная причина его досады против Доротеи. И действительно, м-р Брук тронул такую струну в сердце сэра Джемса, в существовании которой тот стыдился сознаться даже самому себе. Вот почему, когда м-р Брук намекнул о лишении Доротеи прав наследства, сэр Джемс вдруг сконфузился; у него сделались спазмы в горле, он вспыхнул до ушей и не нашелся, что ответить. Слова м-ра Брука произвели на него гораздо более сильное впечатление, чем шпилька, подпущенная м-ром Кадваладером.

Целия воспользовалась молчанием мужа, чтоб вставить свое слово, и с необыкновенной легкостию, точно дело шло о приглашении на обед, спросила:

-- А как вы думаете, дядя, свадьба Додо будет скоро?

-- Полагаю, что недели через три, отвечал м-р Брук, пожав плечами. - Вы понимаете, Кадваладер, что воспрепятствовать этому я не могу, продолжал он, оборачиваясь к ректору, как-бы ища в нем поддержки.

-- Я-бы на вашем месте не поднимал такого шума, ответил ректор; - если ей нравится жить в бедности, - это её дело! Вед вы-бы ни слова не сказали, если-бы она вышла за того-же Владислава, только богатого. Притом у нас есть много священников, которые гораздо беднее их. Да вот хоть-бы моя Элеонора, продолжал бедовый муж, - все её родные возставали против её замужества со мной; я не имел и тысячи фунтов дохода; по наружности я был настоящий увалень, хорошого ничего не обещал, одевался прескверно. Все мужчины удивлялись, как это нашлась женщина, которая полюбила меня... Честное слово, мне следует держать сторону Владислава, разве услышу, что он сделал что-нибудь дурное.

-- Гумфри! все это неправда, и ты очень хорошо сам это знаешь! воскликнула жена. - Ты забыл, что твоя фамилия Кадваладер; придет-ли кому-нибудь в голову подумать, что я решилась-бы выдти за такое чудовище, если-бы он носил другую фамилию!

-- И прибавьте, - не был-бы священником, заметила леди Читам, кивая одобрительно головой. - Про Элеонору нельзя сказать, что она вступила в неровный брак, но м-р Владислав - дело другое! Неправда-ли Джемс?

Сэр Джемс, обыкновенно относившийся к матери с большим почтением, на этот раз только промычал что-то в ответ. Целия посмотрела на него с видом глубокомысленного котенка.

-- Надо полагать, что в его жилах течет самая смешанная кровь, продолжала м-с Кадваладер: - тут и казобоновская рыбья кровь, революционера-поляка - скрипача или танцовального учителя - кто его там знает - за тем, кровь старого рост...

-- Элеонора, полно вздор говорить! прервал ее ректор, вставая. - Нам пора домой.

новой школы.

-- Я с вами поеду! сказал м-р Брук, вскакивая необыкновенно проворно с своего места. - Приезжайте-ка все вы отобедать ко мне завтра. Целия, душа моя, понимаешь?

-- Джемс, милый, ты поедешь? спросила Целия, взяв мужа за руку.

-- Конечно, если ты этого желаешь, отвечал сэр Джемс, обдергивая вниз жилет, но никак не умея сладить с выражением своего лица. - Я поеду, но с условием, если не встречу там...