Феликс Гольт, радикал.
Глава XXIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт, радикал. Глава XXIII. (старая орфография)

ГЛАВА XXIII.

Когда Филипп Дебарри возвратился в это утро домой и прочел письма, ожидавшия его в кабинете, он так искренно и неудержимо расхохотался над письмом Лайон, что очень был рад, что в комнате не было никого другого. Иначе смех его возбудил бы любопытство сэра Максима, а Филиппу не хотелось никому сообщить содержания письма, не показав его предварительно дяде. Он решил отправиться в ректорство завтракать; так-как Леди Мери дома нет, он может там переговорить с дядей en tête à tête.

Ректорство помещалось по другую сторону реки, возле самой церкви, составляя ей как нельзя более подстатного спутника. То был красивый старинный каменный дом, с большим овальным окном, выходившим из библиотеки на густо поросший дуг. Одна жирная собака спала на подъезде, другая жирная собака бродила по песчаному двору. Осенняя листва тщательно сметалась со двора и с дорожек, запоздавшие цветы были в безукоризненном порядке, высокия деревья склонялись и возносились в самом живописном разнообразии, а виргинианския ползучия растения превращали маленькую, незатейливую беседку в пурпуровый павильон. То было одно из ректорств, составляющих оплот наших почтенных учреждений, парализующих сомнение и служащих двойной плотиной от папства и диссента.

-- Отчего тебе так весело, Филь? сказал ректор, когда племянник вошел в приветливую библиотеку,

-- Вот нечто касающееся до вас, сказал Филипп, вынимая из кармана письмо. - Клерикальной вызов. Богословская дуэль. Прочтите сами.

-- Что ты отвечал этому сумазброду? сказал ректор, держа письмо в руке и пробегая его вторично, нахмурив брови, но без малейшей злобы в тоне и в глазах.

-- Ничего пока. Я хотел знать, что вы на это скажете.

-- Я! сказал ректор, бросая письмо на стол. - Надеюсь, что ты не думаешь, что я стану публично спорить с таким раскольником? стану опровергать богохульства неотесанного отщепенца, не умеющого по всей вероятности и говорить правильно по-английски.

-- Но вы видите, как он это обставил? Сказал Филипп. При всей сериозности характера, он не мог удержаться от легонького, злого задора, хотя он вполне сознавал, что его ничто сериозно не обязывало выполнять такое обещание. - Ведь если вы откажетесь, я буду поставлен в совершенно безвыходное положение.

-- Пустяки! Скажи ему, что неприлично, неблаговидно истолковывать твои слова, непременным обязательством делать все, что ему взбредет на ум. Предположи, что он попросил бы у тебя земли выстроить часовню; конечно это доставило бы ему "живое удовольствие". Человек, придающий вежливой, условной фразе неестественное, натянутое значение, - не что иное, как тать.

-- Но ведь он земли не попросил. Он наверное думал, что вы не откажете ему. Признаюсь, что это письмо совсем обворожило меня своей наивностью и оригинальностью.

-- Позволь, Филь, эта наивность в действительности - задира, страшно вредящая моему приходу. Он разжигает в диссентерах политическия страсти. Конца нет злу, которое делают такие неугомонные болтуны. Он хочет сделать безграмотную, невежественную толпу судьей в самых существенных вопросах политики и религии, так что у нас скоро все учреждения подойдут под уровень понятий торгашей и ломовых. Ничего не может быть ретрограднее - пустить прахом все результаты цивилизации, все уроки Провидения - спустить одним взмахом руки канат с ворота, который многия поколения навертывали тяжким неусыпным трудом. Если за необразованных не должны судить и решать образованные, - пускай первый встречный Дик составляет нам календари, пускай у нас будет в королевском обществе председатель, избранный всеобщей подачей голосов.

Ректор встал, повернулся спиною к камину и засунул руки в карманы. Филипп сидел, покачивая ногой и почтительно слушая, по обыкновению, хотя часто слушая только звучное эхо собственных своих доводов, подходивших к строю мыслей дяди до такой степени, что он иногда даже не различал их от своих впечатлений.

-- Все это совершенно справедливо, сказал Филипп, но в частных случаях нам приходится иметь дело с частными условиями. Вы знаете, что я вообще стою за казуистов. И весьма может быть, что в видах требианской церкви и отчасти в личных моих интересах, обстоятельства потребуют некоторых уступок даже воззрениям диссентерского проповедника.

-- Низачто на свете. Я взял бы на себя роль, которую собратья мои имели бы полное право счесть оскорблением для себя! Характер церкви и без того сильно пострадал по милости евангелистов с их безсмысленной импровизацией и благочестием с приправой табачного дыма. Посмотрите на Вимпля, Четльтонского викария: - вечно без ризы и без пасторки - две капли воды лавочник в трауре.

-- Хорошо-с, да ведь мне придется розыграть еще более неблаговидную роль, да и вам заодно на столбцах диссентерских газет и журналов. Ведь эта история обойдет все королевство. Непременно появится статья под названием "Торийское вероломство и клерикальная трусость или даже "Подлость аристократии и безсилие, несостоятельность господствующого духовенства".

-- Хуже будет, если я соглашусь на диспут. Разумеется скажут, что меня побили наповал и что у церкви нет ни одной здоровой ноги, на которую она могла бы опереться. Да и наконец, продолжал ректор, хмурясь и улыбаясь, - хорошо тебе говорить, Филь; но диспут далеко не легкая вещь, когда человеку под шестьдесят лет. Писать или высказывать публично следует только то, что хорошо, умно и безукоризненно с научной точки зрения; а этот маленький Лайон наверное станет жужжать вокруг, как оса, сбивать меня всячески с толку я возражать мне без всякого пути. Поверь, что истину можно так исказить и запятнать ложными выводами, что она станет хуже всякой неправды.

-- Так вы положительно отказываетесь?

-- Да, отказываюсь.

-- Вы помните, что, когда я писал ответ Лайону, вы одобрили мое предложение быть ему полезным по мере сил.

-- Конечно помню. Но предположи, что он потребовал бы от тебя подачи голоса в пользу гражданского брака или пожелал, чтобы ты непременно всякое воскресенье ходил слушать его проповеди?

-- Но ведь он этого не потребовал?

-- Он потребовал совершенно равносильного по нелепости

-- Это - история, крайне для меня неприятная, сказал Филипп, складывая письмо Лайона с видимым неудовольствием. Я считаю себя сериозно обязанным ему. Я полагаю, что в человеке есть личные достоинства, не зависящия от его общественного положения, А вместо того чтобы сделать ему одолжение, я сделаю ему неприятность.

-- Хуже всего то, что мне придется оскорбить его, сказав: я сделаю для вас что-нибудь другое, но только не то именно, что вам хочется. Он очевидно воображает себя в среде Лютера, Цвингли, Кальвина, и считает эту переписку страницей в истории протестантов.

-- Да, да. Я знаю, Филь, что все это весьма неприятно. Будь уверен, что я готов на все, чтобы не повредить твоей популярности здесь, Я считаю твою личность достоянием всего нашего дома.

-- Я думаю, лучше мне самому зайдти к нему и извиниться.

-- Нет, постой; я вот что думаю, сказал ректор, внезапно напав на новую, неожиданную мысль. - Я сейчас видел, как вошел Шерлок. Он будет у меня сегодня завтракать. Ему ничего не стоит выдержать диспут - человек молодой и викарий - он только выиграет от этого; а тебя это избавит от всякой ответственности. Шерлок недолго здесь пробудет, как тебе известно: он скоро получит назначение. Я предложу ему. Он не пойдет против моего желания. Отличная мысль. И Шерлоку это будет очень полезно. Он умный малый, только через-чур недоверчив к своим силам.

-- Шерлок, вы пришли как нельзя более кстати, сказал ректор. - В приходе встретилось обстоятельство, в котором вы можете принести нам существенную пользу. Я знаю, что вы желали подобного случая. Но я сам так вхожу во все, что для вас решительно не остается никакой сферы. Я знаю, что вы человек ученый, я уверен, что у вас уже готов весь необходимый материал - в кончиках пальцев, если не на бумаге.

Шерлок улыбнулся дрожащими губами, заявил полную готовность быть полезным, надеясь, что ректор намекал на какую-нибудь проповедь о крещении через окропление или о каком-нибудь другом вопросе, соответствующем целям христианского общества. Но по мере того как ректор развивал обстоятельства и распространялся об условиях, при которых должна была состояться ожидаемая от него услуга, он приходил все больше и больше в волнение.

-- Вы меня сериозно обяжете, Шерлок, заключил ректор, принявшись за это дело ревностно, с полным рвением. Как вы полагаете, сколько потребуется времени на подготовку? От нас зависит назначение дня.

-- Я был бы очень рад сделать вам что-нибудь приятное, м. Дебарри, но я право думаю, что я не в состоянии.

ко мне. Только ты, Филь, потребуй от Лайона программу диспута - все главные положения - и он не должен ни на шаг отступать от программы. Садись за мой стол и пиши ему ответ сейчас же; Фома снесет.

Филипп сел писать, а ректор продолжал давать "указания" взволнованному викарию.

-- Вы можете начать с приготовления ясного, убедительного, основного положения, и обдумать вероятные пункты нападения. Можете заглянуть в Джевеля, Холля, Хукера, Уитгифта и других; вы найдете их всех здесь. В моей библиотеке нет недостатка в духовных книгах. Начертите основание Ушера и других его содеятелей, но положите все свои силы на то, чтобы выяснить как можно больше основные догматы истинной церкви. Изложите недостойные каверзы нонконформистов и многословную, щепетильную мелочность, вообще характеризующую раскольников. Я дам вам великолепный отрывок из Буока, по поводу диссентеров, и несколько цитат, подобранных по этому предмету в двух моих проповедях о положении английской церкви в христианском мире. Как вы думаете, сколько времени понадобится вам, для того чтобы связать мысли? Потом можно будет изложить их в форме опыта и напечатать; это зарекомендует вас в мнении епископа.

При всей застенчивости, Шерлок не мог не прельститься такой лестной перспективой. Он стал думать, как он будет пить крепкий кофе и сидеть по ночам, и может быть напишет что-нибудь замечательное. Может быть это будет первым шагом к тому значению, к которому он считал себя обязанным стремиться. Всякой славе должны предшествовать более или менее неудачные попытки. Шерлок очень любил строить складные фразы, тем более что это удовольствие почти всегда ведет к повышению. Человек робкий и застенчивый тешится мыслью произвести что-нибудь замечательное, что бы доставило ему репутацию, обезпечило бы за ним доверие, не требуя от него немедленного проявления личных, блестящих качеств. Знаменитость может краснеть и молчать, и тем самым еще больше выигрывать в общественном мнении. Таким образом Шерлок конфузился, дрожал и вместе с тем сильно хотел увидеть свой опыт в печати.

Ректор был совершенно доволен. Он мечтал о том, как он будет наставлять Шерлока, как пересмотрят свои прежния проповеди и осчастливит викария критическими замечаниями, когда его доводы воплотятся в слова и фразы. Он был человек разсудительный и солидный, но не изъятый от суетного желания прослыть автором, - желания, присущого почти всем, кому никогда не суждено написать что-нибудь замечательное.

Филипп не избавился бы от укоров совести по поводу викария, еслиб не сознавал, что с своей стороны сделал все, что ему предписывала честь. Церкви может быть не мешало бы обезпечить себя более сильной опорой; но сам он сделал все, что был обязан сделать: он посильно исполнил желание Лайона.