Феликс Гольт, радикал.
Глава XXXV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Феликс Гольт, радикал. Глава XXXV. (старая орфография)

ГЛАВА XXXV.

Когда Джермин вошел в комнату, Гарольд, сидевший за письменным столом и разсматривавший бумаги, повернувшись спиною к свету и лицом к дверям, холодно кивнул головой. Джермин пробормотал: здравствуйте - вовсе непохожее на приветствие, каким адвокату следовало бы встретить своего патрона. На красивом лице адвоката лежала черная туча недоверчивой, злой решимости, слегка поразившая Гарольда, воображавшого, что сила негодования в этом свидании будет на его стороне. Никто низачто не ожидал бы увидеть такого выражения на лице Джермина, также резко противоречившого холодной непроницаемости, в которую он облачался в деловых своих сношениях, как и веселой ясности его хорошого расположения духа в часы досуга.

Гарольд сам не казался особенно любезным и приветливым в эту минуту, но негодование его было такого сорта, которое ищет ветра, не дожидаясь, чтобы нанести роковой удар; то было негодование натуры более сложной, чем у Джермина, - менее грубой и сильной в животном отношении, менее непоколебимой в самопоклонении и с большим запасом благородной гордости. Он посмотрел на Джермина с возраставшим отвращением и с тайным изумлением.

-- Садитесь, сказал он вежливо.

Джермин сел молча, растегнул сюртук и вынул какие-то бумаги из бокового кармана.

-- Я писал к Мектайлу, сказал Гарольд, и поручил ему свести все издержки по выборам, так что вы можете передать счеты ему.

-- Очень хорошо. Я приехал сегодня утром по другому делу.

-- Если это по поводу мятежа и арестованных, то предупреждаю, что я не намерен входить ни в какие планы. Если меня призовут к суду, я скажу все, что знаю о молодом человеке Феликсе Гольте. Пусть другие рассказывают все что могут и хотят о проклятых проделках Джонсона с компанией.

-- Я пришел говорить не о мятеже. Я согласен с вами, что это вопрос совершенно второстепенный. (Когда у Джермина была черная туча на лице, он не растягивал слов и не приводил латинских цитат).

-- Так потрудитесь изложить мне свое дело поскорее.

-- Я этого только и желаю. Я получил сведения от лондонского корреспондента о том, что вы намереваетесь подать на меня жалобу. - Джермин, говоря это, положил руки на бумаги перед собою и посмотрел прямо на Гарольда.

-- В таком случае, вопрос для вас складывается в то, был ли ваш образ действия, как семейного адвоката, предосудителен и может ли он вас подвергнуть какой-либо ответственности. Но это вопрос, который вы потрудитесь разсмотреть и обдумать помимо меня.

-- Разумеется. Но важнее этого есть другой вопрос, который нам необходимо разсмотреть вместе.

Тон, которым Джермин сказал это, неприятно пошатнул в Гарольде сознание господства. Неужели у него вырвут оружие из рук?

-- Я буду знать, что думать и делать, отвечал он с прежней надменностью, когда вы скажете, в чем вопрос.

-- Только в том, угодно ли вам сохранить фамильное имение или лишиться его путем вполне законным.

-- Вы вероятно имеете в виду какую-нибудь из секретных проделок, в роде аннюитетов, в которые вы нас втянули именем Джонсона, сказал Гарольд, чувствуя новый наплыв негодования. - Если так, то вы лучше передайте это дело моим адвокатам Даймаку и Галивелю.

-- Нет. Я думаю, что вы сами будете рады, что я обратился лично к вам с заявлением, что от моей воли зависит, чтобы вы остались значительным владельцем Северного Ломшайра, или удалились из графства, с остатками состояния, приобретенного торговлей.

Джермин помолчал, как будто для того чтобы дать время почувствовать этот укол.

-- Что же вы хотите этим сказать? спросил резко Гарольд.

-- Я хочу представить вам отчет о фактах, относящихся до распоряжения имением, сделанного в 1729 году: распоряжения, отдающого титул отца вашего и ваш собственный титул прежним владельцам имения, как только действительный претендент будет уведомлен о своем праве.

-- И вы намерены уведомить его?

-- Это зависит.... Я один имею все необходимые сведения. От вас зависит решить, должен ли я пустить эти сведения в ход против вас, или вовсе не затевать дела, которое лишило бы вас имения, вопреки вашему титулу владельца.

Джермин опять приостановился. Он говорил медленно, но без малейшого колебания и с ядовитой определительностью ударения. Прошло минуты две, прежде чем Гарольд ответил. Потом он сказал отрывисто:

-- Я вам не верю.

-- Я считал вас умнее, сказал Джермин с презрением. Я думал, что вы поймете, что я слишком опытен, чтобы тратить время на побасенки с человеком, объявившим себя моим смертельным врагом.

-- Так скажите в таком случае, какие у вас доказательства, сказал Гарольд, невольно поддаваясь тревоге.

положительно со дня безпорядков - как претензия Байклифа сделалась законной, и право владения должно перейдти к вышесказанному наследнику.

-- Потрудитесь сказать, каким образом, сказал Гарольд, вставая со стула и ходя по комнате, засунув руки в карманы. Джермин тоже встал и остановился около камина, лицом к Гарольду.

-- Вследствие смерти одного старика - пьяницы, затоптанного во время мятежа. Он был последним представителем Томаса Тренсома, у которого ваши предки купили временно право на имение. Ваш титул умер с ним. Было предположение, что линия изсякла еще прежде - и на этом предположении старые Байклифы основывали свои притязания. Но я напал на этого человека как раз перед окончанием последняго процесса. Смерть его не имела бы никакого значения для вас, еслиб не было ни одного Байклифа в живых; но я случайно узнал, что таковой имеется, и что факт можно подтвердить законным образом.

С минуту или две Гарольд не говорил ни слова, но продолжал ходить по комнате, а Джермин оставался в прежнем положении, сложив руки за спиною. Наконец Гарольд сказал с другого конца комнаты презрительным тоном:

-- Все это звучит весьма грозно, но ведь нельзя же основываться на одном вашем показании.

-- Конечно. Я вот приготовил копию с документов, которые подтвердят мое показание. Это - мнение, составленное по делу более двадцати лет тому назад и за подписью главного атторнея и первого адвоката того времени.

Джермин взял бумаги, которые он положил-было на стол, и принялся вскрывать их медленно и холодно, продолжая говорить и по мере того как Гарольд приближался к нему.

-- Вы легко поймете, что мы не щадили стараний, чтобы убедиться во всех ваших правах во время последняго процесса с Морисом Христианом Байклифом, который угрожал вам окончательным разорением. Этот документ - результат консультации; он сообщает мнение, которое должно быть принято как окончательный авторитет. Вы можете пробежать его глазами, если хотите; я подожду. Или прочтите вот это краткое изложение всего дела. Джермин подал одну из бумаг Гарольду и указал на окончательный вывод.

Гарольд взял бумагу, с легким движением нетерпения. Ему не хотелось послушаться указаний Джермина и ограничиться кратким изложением. Он пробежал весь документ. По в действительности он был слишком взволнован, чтобы уловить все подробности, и прочел бумагу почти машинально, потом бросился в кресло и решился остановить внимание на заключении, на которое указывал Джермин. Адвокат наблюдал за ним, когда он читал и дважды перечел:

"Чтобы заключить мы убеждены, что титул настоящих владетелей имением Тренсом основывается единственно на временной продаже из рук первоначального владетеля, состоявшейся в 1729 году и имеющей вес только до тех пор, пока будут существовать представители линии, в пользу которой состоялась продажа. Мы очень рады были убедиться, что таковой представитель существует в лице Томаса Тренсома, иначе Траунсема из Литдыпау. Но после его кончины без наследников право владения перейдет к семейству Байклифов без всяких условий и ограничений".

Когда глаза Гарольда остановились на подписи документа в третий раз, Джермин сказал:

-- Так-как дело покончилось смертию законного претендента, мы не воспользовались Томасом Тренсомом, который был тем самым старым пьяницей, о котором я вам только-что говорил. Справки о нем возбудили его любопытство, и он пришел сюда, в этот край, думая найдти здесь что-нибудь особенно для себя выгодное. Вот, если вам угодно, заметка о нем. Я повторяю, что он умер во время мятежа. Доказательства несомненны. И я повторяю, что, насколько мне известно, и только мне одному, один из Байклифов жив до сих пор; и я знаю, каким образом можно доказать и его существование и его право.

-- И где он - этот Байклиф? сказал он наконец, останавливаясь и поворачиваясь лицом к Джермину.

-- Я не скажу больше ни слова, пока вы не обещаете прекратить иск против меня.

Гарольд опять отвернулся и подошел к окну, не говоря ни слова минуты с две. Не может быть, чтобы в нем не происходило борьбы, и в настоящем случае борьбы очень тяжелой. Наконец он сказал:

-- Эта личность не знает своих прав?

-- И воспитана в низшем кругу?

-- Да, сказал Джермин, угадывая отчасти, что происходило в уме Гарольда. - И его можно будет оставить в полном неведении. Вопрос положительно законный, и должен ограничиться сферою суда. И, как я сказал прежде, полные сведения дела и все доказательства находятся в моем распоряжении. Я могу уничтожить их или воспользоваться ими против вас. Выбор зависит от вас самих.

-- Мне надобно время, чтобы подумать, сказал Гарольд в тяжелом недоумении.

-- Я не могу дать вам ни одного часа времени, пока вы не обещаете мне приостановить иск.

-- Не без предварительного уговора между нами. Если я обязуюсь не пользоваться этими сведениями против вас, вы с своей стороны должны обязаться письменно не начинать против меня никаких враждебных действий.

-- Хорошо. Мне нужно время, сказал Гарольд, более чем когда-либо чувствуя поползновение уничтожить адвоката, во вместе с тем чувствуя себя связанным но рукам и но ногам путами, которых ему может быть никогда не удастся сбросить.

-- То-есть, сказал Джермин с мрачной настойчивостью, вы напишете, чтобы приостановили иск.

Гарольд опять замолчал. Он еще больше прежнего был озлоблен, но его пугала и смущала необходимость немедленного решения между двумя мерами, одинаково для него ненавистными. Ему стоило большого труда заставить себя высказать какое-нибудь заключительное слово. Он отошел как можно дальше от Джермина - в самый угол комнаты, потом воротился, бросился снова в кресло и наконец сказал, не глядя на Джермина:

-- И ничего больше, сказал Гарольд поспешно, пронзая Джермина взглядом, - ничего больше, как то, что мне необходимо время, потому я и вам даю отсрочку.

-- Разумеется. Вам хочется обдумать, стоит ли удовольствие разорить меня - меня, которому вы сериозно обязаны, - утраты имения Тренсомов. Желаю вам доброго утра.

Гарольд не сказал ему ни слова, даже не поглядел на него, и Джермин вышел из комнаты. Когда он показался за дверью и запер ее за собою, м-сс Тренсом выставила бледное лицо свое из-за другой двери, рядом с комнатой Тренсома, так-что Джермину можно было и не заметить ее. Он и не заметил ее, и прошел прямо через залу, где не было ни одного слуги, чтобы проводить его, так-как его считали своим человеком. Ему не хотелось говорить теперь с м-сс Тренсом; ему нечего было спрашивать у нея, и на это утро довольно было одного неприятного свидания.

"У мужчин нет памяти сердца", сказала она себе с горечью. Возвратясь в свой будуар, она услышала голоса м. Тренсома и маленького Гарри, игравших вместе. Много бы она дала в ту минуту, чтобы слабоумный муж её не жил всегда под страхом её нрава и её тирании, так чтобы теперь она была ему необходима и дорога. Она чувствовала себя лишенной всякой любви; если она необходима для кого, то разве только для своей горничной Деинер.