| Автор: | Эмар Г., год: 1858 |
| Категории: | Роман, Приключения |
ГЛАВА VII. Свидание
На другой день на рассвете Курумилла отправился в деревню Единорога и к вечеру уже вернулся в пещеру.
Вместе с ним прибыл и вождь команчей. Сашем глубоко уважал отца Серафима и его прекрасный характер, и очень жалел, что миссионер был ранен.
-- Отец, - сказал он ему, - кто эти злые люди, которые осмелились ранить вас, тогда как вам Владыка жизни открыл тайну быть счастливым... Эти люди умрут, кто бы они ни были.
-- Сын мой, - отвечал кротко монах, - я не назову вам имени несчастного, который в минуту исступления поднял руку на меня... Мой Бог - Бог мира: Он добр и повелевает людям прощать обиды и платить добром за зло.
Индеец с удивлением смотрел на миссионера. Ему казались непонятными эти странные заповеди любви и милосердия. Воспитанный в кровожадных правилах своей расы, убежденный, как и все краснокожие, что первая обязанность каждого воина состоит в том, чтобы мстить за нанесенные ему обиды, он признавал только один свирепый закон прерий, который гласит: око за око, зуб за зуб. Но как ни суров этот закон, в этом нельзя обвинять обитателей прерий, где засады расставлены на каждом шагу и где безжалостная смерть подкарауливает свои жертвы за каждым углом.
-- Сын мой, - продолжал отец Серафим, - вы великий воин, вы много раз мужественно переносили нестерпимые мучения у столба пыток, что, по-моему, в тысячу раз хуже самой смерти... Точно также не раз и вы сами мучили врагов со свирепой радостью... Я, впрочем, не ставлю вам этого в вину, потому что эти понятия вы всосали с молоком матери. Нажав коленом на грудь врага, вы безжалостно убиваете его, но вам, наверное, никогда не приходилось еще пощадить кого-нибудь в битве?
-- Никогда, - отвечал индеец, в глазах которого сверкало чувство удовлетворенной гордости. - Единорог отправил много собак-апачей в благословенные прерии, их скальпы висят у входа в его хижину.
-- Послушайте, - тихо сказал миссионер, - постарайтесь быть милосердным хоть раз, всего только один раз, и вы поймете, какое величайшее счастье даровал Господь человеку, научив его прощать обиды врагов!
Вождь покачал головой.
-- Нет, - отвечал он, - мертвый враг не страшен... Его лучше убить, чем дать ему возможность отомстить за себя потом.
-- Сын мой, вы меня любите, не правда ли?
-- Да, отец мой добр... Он сделал много добра краснокожим, и команчи благодарны ему за это. Пусть отец мой приказывает, его сын исполнит его приказание.
-- Я не имею права приказывать вам, сын мой, я могу только просить вас.
-- Хорошо! Пусть мой отец скажет, что ему нужно... Единорог исполнит его желание.
-- Благодарю, - отвечал миссионер с чувством глубокой радости, - я прошу вас дать мне слово простить первого несчастного, кто бы он ни был, который попадется вам в руки, и вы доставите мне этим большое удовольствие.
Индейский вождь нахмурил брови, по лицу его видно было, что он очень недоволен.
Отец Серафим с беспокойством следил за тем, какое впечатление произвела его просьба на индейца, на умном лице которого, как в зеркале, отражалось состояние его духа.
Наконец индеец успокоился, и лицо его прояснилось.
-- Мой отец требует этого? - спросил он совершенно спокойно.
-- Я прошу вас об этом, а вовсе не требую.
-- Хорошо... Мой отец может быть спокоен - я даю ему слово пощадить первого врага, которого Владыка Жизни пошлет под мой нож.
-- Благодарю вас, вождь, - сказал обрадованный миссионер, - благодарю вас!.. Господь, который читает в сердцах людей, вознаградит вас за это доброе дело.
Индеец молча поклонился и обернулся к Валентину, присутствовавшему при этом разговоре.
-- Мой брат звал меня, я пришел. Что ему нужно от Единорога?
-- Мой брат говорит мудро, я сяду вместе с ним у огня совета.
Курумилла развел большой костер в первом углублении пещера. Четверо мужчин покинули отца Серафима, которому необходимо было дать отдых после утомительного разговора, и уселись вокруг огня, где сейчас же была закурена трубка мира.
Индейцы даже при самых критических обстоятельствах никогда не предпринимают ничего важного, не выкурив предварительно трубки мира.
Когда трубка обошла кругом, Валентин встал со своего места.
-- Каждый день вспоминаю я о той чести, которую оказали мне команчи, усыновив меня, - начала он. - Племя моего брата могущественно, охотничьи земли его занимают всю поверхность земли, апачи бегут от команческих воинов, как трусливые койоты от храбрых людей. Мой брат несколько раз уже оказывал мне услуги с тем великодушием, которым отличается этот знаменитый воин... Теперь я прошу моего брата оказать мне еще одну услугу. Согласится ли он исполнить мою просьбу?.. Мне кажется, да, потому что я знаю его сердце и знаю, что на нем почил Великий Дух Владыки жизни...
-- Пусть мой брат говорит яснее, - отвечал Единорог, - он говорит с вождем и должен открыть свое сердце, чтобы друг видел его чистую, красную кровь. Великий бледнолицый охотник - часть меня самого... Я непременно исполню его просьбу, если только она мне по силам.
-- Спасибо, брат, - взволнованным голосом сказал Валентин, - ваши слова проникли в мое сердце и наполнили его радостью. Я не ошибся и уверен, что всегда могу рассчитывать на вашу дружбу и на вашу помощь. Акамариктцин Сарате, потомок тлатоани, мексиканец и друг краснокожих, которым он всегда покровительствовал, попал в плен к гачупинам. Они отвезли его в Санта-Фе, чтобы там казнить его и отнять у индейцев их единственного друга.
-- А что намерен делать брат мой?
-- Я хочу спасти своего друга.
-- Хорошо, - проговорил вождь, - моему брату нужна моя помощь, чтобы исполнить то, что он задумал, не правда ли?
-- Да.
-- Хорошо. Потомок тлатоани будет спасен. Пусть мой брат успокоится.
-- Значит, я могу рассчитывать на помощь моего брата? - как бы не веря самому себе, спросил еще раз Валентин.
-- Единорог держит в своих руках испанцев, которые ответят ему за жизнь пленника.
-- Да, это правда! - обрадовался Валентин, ударив себя рукой по лбу. - Ваша выдумка очень хороша, вождь.
-- Пусть мой брат предоставит мне полную свободу действий, я отвечаю ему своей головой за успех.
-- Карамба! Конечно, делайте, как хотите, вождь, хотя, признаюсь, мне все-таки очень хотелось бы узнать, что именно намерен делать мой брат.
-- У моего брата кожа белая, а сердце индейца, пусть он положится на благоразумие вождя: Единорог знает, как нужно действовать с гачупинами.
-- Разумеется.
-- Единорог отправится в Санта-Фе к вождю белых.
Валентин удивленно посмотрел на него.
Сашем улыбнулся.
-- Разве у меня нет заложников? - спросил он.
-- Правда, - согласился Валентин.
Вождь продолжал:
Они не осмелятся обмануть его. Прежде чем солнце обернется два раза вокруг огромной черепахи, на большом щите которой стоит мир, вождь команчей отправится с кровавыми стрелами к белым и предложит им мир или войну. Доволен ли брат мой?
-- Доволен, мое сердце полно благодарности к моему краснокожему брату.
-- Хорошо! Это ровно ничего не значит для Единорога! Может быть, мой брат хочет еще о чем-нибудь спросить меня?
-- Да.
-- Пусть мой брат говорит скорее, чтобы между ним и его краснокожим братом не оставалось ни одного облачка.
-- Я сейчас объясню вам, в чем дело. Пограничные бродяги - представить даже себе не могу, что именно заставило их поступить таким образом - похитили донну Клару, дочь белого вождя, которого обещал мне спасти брат мой.
-- Кто эти люди? Мой брат знает их?
-- Да, я очень хорошо знаю их: это бандиты, во главе которых стоит чудовище с человеческим лицом, по имени Красный Кедр.
При этих словах индеец чуть заметно вздрогнул, мрачный огонь сверкнул в его глазах, и резкая морщина обозначилась на лбу.
-- Красный Кедр - свирепый ягуар, - сказал он глухим голосом, полным затаенной ярости, - он безжалостно убивает индейцев, за скальпами которых он охотится. У этого человека нет сострадания ни к женщинам, ни к мужчинам, но у него нет и храбрости, он нападает на врагов только исподтишка, нападает вдесятером на одного и то только тогда, когда уверен в победе.
-- Мой брат, оказывается, знает этого человека.
-- Этот человек похитил Белую Газель?
Индейцы называли так донну Клару на своем образном и поэтическом языке.
-- Да.
-- Хорошо. Мой брат хочет знать, что сделал Красный Кедр со своей пленницей?
-- Да, я хотел бы это узнать.
Индеец встал.
-- Время уходит, - проговорил он. - Единорог отправится теперь к своим воинам. Пусть мой брат, бледнолицый охотник, не беспокоится. Единорог исполнит все, что он желает.
С этими словами вождь поклонился своим друзьям, вышел из пещеры, спустился в овраг, вскочил на лошадь и галопом ускакал по направлению к прерии.
Индейцы вообще говорят мало, они презирают длинные разговоры, но зато можно вполне положиться на них, когда они серьезно обещают исполнить что-нибудь.
Валентин мог быть вполне доволен результатами свиданья с вождем команчей, который сильно любил его, и, кроме того, считал себя очень обязанным ему.
Отец Серафим был менее доволен, чем охотник.
Миссионер ни по своей натуре, ни по своему сану не мог пускать в ход жестоких мер, которые вызывали в нем отвращение. Ему хотелось, а это было совершенно немыслимо, чтобы все обошлось мирно и без кровопролития.
Между тем прошло уже три недели, а Единорог ничем пока не обнаруживал, что приступил к исполнению того, что он обещал Валентину.
Только стороной француз слышал, что сильный команчский отряд напал на мексиканские границы.
Отец Серафим, несмотря на свои раны, решил во что бы то ни стало вернуться в Санта-Фе, чтобы там хлопотать о помиловании дона Мигеля, процесс которого быстро продвигался вперед, и недалек был уже и день приведения приговора в исполнение.
В тот вечер, когда мы встретили Валентина на поляне, Единорог увиделся с ним в первый раз через месяц после их свидания в пещере.
Несмотря на странную манеру индейцев выражаться аллегорически, Валентин с первых же слов понял, что хотел сообщить ему вождь, и, не колеблясь, объявил дону Пабло, что отец его будет скоро освобожден.