Аттила России.
Часть вторая. Таинственные превращения.
Глава II

II

Это было в то время, когда могущество Потемкина достигло своего апогея. Грабя и хватая деньги откуда попало, он сколотил такое состояние, которому позавидовал бы любой немецкий владетельный герцог. Все иностранные государи заискивали перед ним и осыпали его высшими орденами и денежными подношениями, которыми Потемкин никогда не брезговал. Что касается влияния на государственные дела и на императрицу Екатерину II, то оно было почти безгранично.

И Потемкин направлял его главным образом к одной цели: разжечь ненависть императрицы к наследнику до крайних пределов, довести их отношения до полного разрыва, внушить Екатерине II, чтобы она заключила Павла Петровича в крепость и лишила его прав на наследство. А тогда... тогда, пользуясь армией и могущественным орудием - деньгами, можно добиться желаемого и самому сесть на престол. Ведь удалось же это Годунову!..

В настоящий момент Потемкин рассчитывал построить разрыв между матерью и сыном на втором браке наследника. Он знал, насколько ненавистна наследнику мысль о браке, и более чем когда-либо настаивал на необходимости иметь продолжателя рода царствующей фамилии...

Вечером того дня, когда произошел вышеописанный разговор между Екатериной II и Павлом Петровичем, государыня вызвала к себе Потемкина.

-- Я позвала тебя, Григорий, - сказала она, - чтобы снова посоветоваться с тобой. Ведь твой план потерпел крушение...

-- Неужели? - испуганно спросил Потемкин. - Уж не разглядел ли его высочество, что письма поддельны?

-- Нет, этого он не разглядел - где ему было! Но явное доказательство измены жены не заставило забыть ее, зато еще более внушило отвращение ко второму браку.

"Я так и знал!" - ликовал в душе Потемкин.

-- Это отвращение настолько сильно в нем, - продолжала Екатерина II, - что он согласен скорее лишиться наследственных прав, чем последовать моему приказанию. Так что же делать, Григорий? Я и ума не приложу... Посоветуй же мне?

-- Ваше величество, - ответил фаворит, - к чему давать советы, когда заранее знаешь, что им не последуют?

-- Да почему?

-- Потому что чувства матери всегда возьмут верх над гневом государыни!

-- А что, по-твоему, надо сделать?

-- По-моему, ваше величество, надо немедленно изготовить указ об аресте великого князя.

-- Но у кого хватит смелости привести этот приказ в исполнение?

-- У меня, ваше величество! - ответил Потемкин, положив руку на сердце. - Ведь надо рассудить так: кто не повинуется своему государю, тот бунтовщик. С бунтовщиками церемониться нечего... даже если таковым является родной сын... Вспомните Авессалома, ваше величество... Вспомните царевича Алексея и его судьбу; ведь императора Петра Великого недаром называли "мудрым"...

-- Мне не хочется прибегать к таким решительным средствам, Григорий, не испробовав других...

-- А у вас, ваше величество, имеются другие?

-- Сейчас нет, но я хочу подумать на досуге. Ну, ступай, Григорий, помолись своему патрону, чтобы он просветил тебя!

-- Да ты язычник, Григорий! Твой патрон, милейший атеист, был Григорий, архиепископ турский, подвизавшийся в царствование Гильпериха и Фредегонды и принявший блаженную кончину в пятьсот девяносто третьем году!

-- Может быть, ваше величество, может быть. Не смею спорить; но мне все-таки кажется, что здесь какая-то ошибка. Дело в том, что у меня, по моему глубочайшему убеждению, всегда была патронесса, а не патрон!

-- Патронесса? Кто же именно?

-- Екатерина... Анхальт-Цербстская! - с галантным поклоном ответил Потемкин.

-- Ну, ступай уж, подлиза-мученик! - улыбаясь, сказала государыня. - Скажет тоже...

Но внутренне она была очень польщена - мудрую императрицу легче всего было поймать на маленьких, приятных глупостях.

Когда Потемкин ушел, Екатерина II послала за графом Никитой Ивановичем Паниным. Панин был воспитателем наследника и умел ладить с ним. Теперь, конечно, не приходилось рассчитывать на его влияние, но он все-таки хорошо знал характер своего бывшего питомца, а потому легко мог подать дельный совет.

Выслушав сообщение государыни о разговоре с Павлом Петровичем и мерах, предложенных Потемкиным, Панин неодобрительно покачал головой и промолвил:

-- Нет, ваше величество, очень плохой, очень опасный совет подали вам! Как ни посмотри, с какой стороны ни подойди - ничего хорошего из этого не выйдет. Великий князь нетерпелив, порывист, вспыльчив, упрям, но внутренне он глубоко порядочен и честен.

-- Но он ненавидит меня!

-- Быть может, да, ваше величество, но даже если это предположение справедливо, то и такие чувства к вам, ваше величество, не заставят его изменить долгу вашего подданного. Предположите, что вы заключили его в крепость. Его высочество знает, что по законам Петра Великого, к членам императорской фамилии относящимся, с наступления шестнадцати лет он считается совершеннолетним, а следовательно, вправе до известной степени распоряжаться своей личной судьбой. И что же?

Сам он будет смотреть на свое заключение как на нарушение его прав - нарушение, которое как бы освобождает его от верноподданнических обязанностей. Россия - страна придворных заговоров, ваше величество. Сразу же после заключения великого князя образуется партия, которая начнет строить свои козни для его освобождения и вашего низвержения. Будь сейчас что-либо подобное, великий князь не только с негодованием отверг бы всякие предложения, но и потребовал бы примерного наказания дерзких. А тогда он будет считать себя вправе отдаться заступничеству бунтовщиков. Серьезная заваруха может произойти, ваше величество! Тут уж не безвестная княжна Тараканова, не вор-Емелька народ поведут, а законный наследник русского трона - законный, потому что никакие указы вашего величества не в силах будут уничтожить эту законность в глазах народа, общества и всей Европы. И что же? В лучшем случае мятежники будут разбиты, великий князь схвачен. У вас, ваше величество, не будет иного исхода, кроме его казни. Даже если Европа не вмешается в это дело, даже если Пруссия не двинет войск на защиту ближайшего родственника Фридриха - легко ли будет вам, ваше величество, омрачить свое светлое царствование казнью родного сына?

-- Ты прав, Никита Иванович, это было бы ужасно, и пусть покарает меня Бог, если я хотела бы такого конца. Но ведь надо же что-нибудь сделать? Ведь надо же как-нибудь заставить великого князя жениться ради продолжения рода?

-- Вот именно, ваше величество! Тут и заключается центр вопроса. Но если по отношению к великому князю принять суровые меры, то, в силу свойственного его характеру упрямства, его высочество ни в коем случае не пойдет на соглашение. Не спорю, может быть, найдутся люди, которым желателен и выгоден именно такой результат. Но он не выгоден ни России, ни его мудрой государыне. А потому всякие устрашающие средства, как опасные для государственного спокойствия и не достигающие своей цели, необходимо оставить.

-- Но я пробовала говорить с ним мягко, любовно; я представляла ему государственную важность этого шага... Однако великий князь ничего не хотел слушать.

-- В таком случае надо попробовать дипломатический путь. Нет такого человека, который не считался бы ни с чьим мнением. Великий князь, как это ни странно, во многом считается с мнением своего пажа Осипа. Этот последний очень уважает обер-гофмейстера двора его высочества, генерала Салтыкова, я же могу похвалиться дружбой этого генерала. Таким образом, я завтра же поговорю с Салтыковым, обещая ему награду и милость вашего величества; Салтыков воздействует на пажа Осипа, Осип выберет подходящий момент и уговорит великого князя жениться. И так мы добьемся своего без всяких неприятностей!

-- Никита, ты себе представить не можешь, как я благодарна тебе! Передаю это дело всецело в твои руки. Действуй, и да благословит тебя Бог, а уж государыня не забудет!

Панину удалось в тот же вечер переговорить с Салтыковым и склонить его на свою сторону заманчивыми обещаниями.

Не теряя времени, Салтыков переговорил с Осипом, который был обязан ему представлением великому князю и относился к обер-гофмейстеру, посвященному в тайну его влияния на великого князя, с большим уважением. Осип, выслушав Салтыкова, согласился, что великому князю для его собственной пользы необходимо подчиниться желанию матери, и дал слово, что это дело будет устроено...

-- Скиснешь тут, - угрюмо пробурчал великий князь, - когда мать во что бы то ни стало хочет женить меня!

-- Женить? - с таким удивлением вскрикнул Осип, словно впервые услышал об этом. - Но на ком же?

-- Этого я не знаю. Мне решительно все равно, кого она выбрала мне в невесты, потому что я твердо решил не жениться ни на ком и никогда.

-- Но почему?

-- Потому что, как я уже не раз говорил тебе, мое сердце неразрывными узами связано с твоим. Я не могу жить без тебя, Осип, ты мое единственное утешение!

-- Это просто ребячество! - серьезно, почти строго ответил Осип. - Нельзя быть постоянно таким сентиментальным, безвольным. Кончится тем, что я окончательно разлюблю вас!

-- Осип, Осип, вот как ты платишь мне за мое безграничное обожание!

-- Милый друг, я ненавижу мечтателей, способных расплываться в сладеньком обожании. Я люблю борьбу, препятствия, бурю... Какую ценность может представлять для меня ваша любовь, раз мне и пальцем не надо шевелить, чтобы обладать ею? Вот если бы вы были женаты - о, тогда мне доставляло бы наслаждение бороться за вашу любовь с вашей женой, которая, наверное, будет молода и хороша. В самом деле, женитесь!.. Ваша женитьба будет мне очень на руку. Во-первых, я смогу, быть может, беззаветно полюбить вас, во-вторых, полюбив вас всецело, я, быть может, получу возможность избавиться от губительной страсти, которая терзает мне сердце.

-- К кому?

-- Но кто он?

-- А этого я вам не скажу, да и, Бог даст, вы никогда не узнаете. Ведь что в имени? Важен сам факт. Нет, если вы дорожите моей любовью, то ее вы можете приобрести только женитьбой. Вы должны жениться!

-- Никогда!

-- В таком случае нам придется расстаться.

-- До сих пор было жаль, потому что меня удерживали около вас только жалость и сочувствие. Но я должен перестать уважать вас...

-- Что такое? Перестать уважать?

-- Разумеется. Разве можно уважать человека, который до того дрябл, что перестает отличать честное от бесчестного? Скажите, считали бы вы себя честным, если бы взяли да подарили Россию какому-нибудь немецкому родственнику? Едва ли! Вы сказали бы: волей Бога я поставлен держать кормило власти в стране; нельзя дарить то, что дано нам свыше, и как нельзя дарить мать, жену, так нельзя дарить и скипетр. Но, отказываясь жениться, вы дарите страну иностранцам. Кто будет царствовать после вас? У вас нет ни брата, ни сына. Впрочем, что я говорю о царствовании? Разве до этого дойдет дело? Вас посадят в крепость, Потемкин подмешает вам чего-нибудь в питье, вы "скоропостижно" скончаетесь, а на престол ваших предков после смерти императрицы Екатерины воссядет... Потемкин!

-- Никогда! - с бешеной злобой закричал Павел Петрович.

Павел Петрович вскочил с места и выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. Осип из окна видел, как он быстрым шагом шел по дорожкам сада. Его лицо было искажено и подергивалось судорогой; поднятой палочкой он сбивал головки цветов, словно это были головы врагов.

Через несколько минут великий князь вернулся в комнату, значительно успокоившись.

-- Осип, - сказал он, - дашь ли ты мне слово, что не бросишь меня, если я последую твоему совету и женюсь?

-- Я останусь при вас до тех пор, пока вы сами не пресытитесь мною и не удалите меня!