Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая.
XIV. Сиккио.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая. XIV. Сиккио. (старая орфография)

XIV.
Сиккио.

Возвратимся снова в 1849 г. и той роковой сцене, когда двухлетний Муцио был обворован в пользу братства "Сан-Винченцы и Паоло". Вспомним, что один из служителей дома - Сиккио - встретил этого пройдоху дон-Игнацио таким приемом, что мы тогда же сочли нужным о том упомянуть.

Сиккио был давнишний слуга дома Помпео; в нем он родился, в нем был обласкан, в нем и привязался в сиротке Муцио, с отеческою нежностью.

Добрый человек, но не слишком сметливый, он разгадал, однако, пронырства "паолотта" и его сообщницы; но, кто бы осмелился в Риме изобличить исцелителя душ, духовного пастыря и исповедника знатной барыни?

Для патеров исповедь - дело слишком выгодное, чтобы они не позаботились обставить ее подобающею таинственностью.

Исповедь, - это могущественное орудие католицизма - это главный элемент его соблазнов, ключ к сокровеннейшим помыслам, к шпионству, к богатству, к влиянию на слабый ум, к разврату!

Старый Сиккио, за преданность свою ребенку и дому, был прогнан первым, когда агент паолоттов налетел на свою добычу.

- А младенец? спросила-было Флавия дон-Игнация.

- Младенец! воскликнул тот: - у нас для него не сиротский дом! Его можно отправить туда, пусть он там подростает, охраняемый от заблуждений развращенного века и влияний еретических доктрин, преобладающих в обществе... Там он будет всегда под нашим наблюдением.

И они вторично обменялись таким взглядом, что обдало бы холодом самую смерть.

К счастию еще для Муцио, богатство добычи ослепило пройдох на столько, что после разговора патера со старухою, о нем совсем позабыли и, покинутый всеми, он хныкал в колыбели.

Сиккио, один честный Сиккио, не забыл его: воспользовавшись смятением грабителей, растаскивавших имущество, под предлогом забрания своего скарба, он пробрался в дом, унес с собою Муцио и поселился с ним в отдаленном уголне Рима.

Нужно сказать, что отец Муцио был страстным археологом, и во время своих изысканий над монументами и руинами, имел привычку брать с собой Сиккио. В этих-то странствованиях но Риму, он напрактиковался, следовательно, достаточно, чтоб избрать ремесло чичероне {Чичероне называются в Риме проводники, показывающие достопримечательности, и объясняющие их иностранцам более или менее толково. Прим. авт.} для пропитания, ибо, с обузою ребёнка на руках, ему трудно уже было достать себе лакейское место.

Чичеронизм в Риме не дает больших выгод, но дает относительную независимость жизни, и Сиккио воспользовался кое-каким своим знанием для прокормления себя и своего питомца, к которому привязывался день-это-дня горячее. Ребенок же рос и делался красивым отроком, ловким и сильным. Никогда не возвращался домой Сиккио с пустыми руками, не принося своему любимчику чего-нибудь на забаву и, пожалуй, скорее отказал бы себе в необходимом, чем лишил бы своего юного друга какой-нибудь дорогой игрушки или любимого лакомства.

Так длилось впродолжение многих лет, но Сиккио старел, старческая хворость стала мешать ему слишком усердно заниматься обычным ремеслом; а от чичеронства до нищенства - один только шаг.

Христарадничать было не по душе честному Сиккио, но надо было кормиться и содержать еще ребенка... Достигнув пятнадцатилетняго возраста, Муцио сложился в совершенстве и римские художники, прельщавшиеся его торсом, стали зазывать его в студии.

Это несколько облегчало их, но Муцио, знавший, по рассказам Сиккио, свое происхождение, раздумывавший постоянно о плутовской проделке, повергнувшей его в нищету, мучился мыслью, что он вынужден позировать храма св. Петра и предпочитал эту профессию. Не гнушался он также и ручными трудами и часто нанимался в скульпторам передвигать глыбы мрамора. Самые тяжелые глыбы, сдвигать которые бывало едва под силу трем, по крайней мере, человекам - Муцио, 18-ти лет, ворочал почти шутя.

При всем том никто и никогда еще не видал его протягивающим руку - почему другие нищие и величали его саркастически "Signor ".

Однажды, закрытая вуалью женщина вошла в каморку Сиккио и положила на стол кошелек, полный золотом, сказав старику повелительным голосом:

И не дожидаясь ответа, скрылась.