Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая.
XXIII. Разбойники.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая. XXIII. Разбойники. (старая орфография)

XXIII.
Разбойники.

Оставим на время все, только что описанные нами сцспы ужаса и отчаяния, отдохнем от чумной и зараженной атмосферы, тяготеющей над жителями Рима, и последнем на дорогу к Порту д'Анцо за нашими дорогими путешественницами, ехали оне грустно, так-как в Риме оставили свое сердце, вместе с дорогими им людьми. Но свежий воздух, который так ясен и чист у нас в феврале, все-таки сделал свое, и оне, чем далее отъезжали, тем свободнее дышали.

Римская Кампанья, некогда столь плодородная и населенная, в наши дни, как я уже говорил, жалкая пустыня, покрытая лесом, топями и болотами. Любитель дикой природы, однакоже, найдет в этой стране не малую пищу для своего пылкого воображения, и, может быть, в целом мире трудно встретить другой такой клочок земли, который представлял бы мысли наблюдателя столько различных поводов задуматься о прошедшем, о его славе, величии и несчастиях.

Охотник найдет здесь множество дичи и зверья, от перепелов до дикого кабана, и кто решается тут поселиться, предпочитая тишину пустыни, шуму и заразе городской жизни, найдет себе и спокойствие и достаточную пищу.

Собственников земли, как я уже говорил, в римской Кампаньи, немного. Вся она принадлежит нескольким патерам, которые, погруженные в омут столичной жизни, никогда даже и не заглядывают в свои владения и содержат тут разве только стада буйволов и рогатого скота.

Но Кампанья замечательна еще кое-чем другим.

В ней процветает разбойничество. Соседство папского правительства, трусливого и неспособного, пользующагося услугами невежественных и незнакомых с военным делом наемщиков, как нельзя более способствовало здесь возникновению и распространению этого печального промысла. Всякий преступник и убийца бежит сюда из Рима, находя весьма удобным для себя, в двух шагах от столицы, находить убежище и возможность существования. Некоторые остаются здесь на всю жизнь. Для гонимых по политическим причинам Кампанья представляет такой же безопасный приют.

Статистики утверждают, что нигде не совершается такого количества убийств, как в Риме. В этом нет ничего удивительного, если принять во внимание развращающее влияние на население духовного господства и ту степень раззорения, в какое приведена Папская Область, со времени этого господства. Нельзя следовательно удивляться и тому, что, вся Кампанья заселена беглецами из Рима, между которыми встретится столько же ни в чем неповинных, сколько и закоренелых преступников. Всех этих поселенцов обыкновенно называют без различия разбойниками.

К этому немалому числу разбойников, по необходимости, следует прибавить все те многочисленные и страшные шайки, которые навербовываются самими патерами для противодействия новому итальянскому правительству. Шайки эти пользуются всесветною известностью - и кто не слыхал за последние годы о всех ужасах и опустошениях, которые оне производят!

Скажу откровенно, я симпатизирую кампанским разбойникам.

Разумеется, что мое сочувствие не простирается на тех кровожадных злодеев, которые из видов корысти или для удовлетворения грубым инстинктам своей животной натуры, решаются с изумительным хладнокровием на всевозможные злодеяния, которые мучают и уродуют несчастных, попадающихся в их руки, жгут и истребляют все, что ни придется, из одного ненасытного стремления к истреблению и разрушению. Эти злодеи - ничего, кроме ужаса и отвращения во мне не возбуждают.

Мои симпатии лежат к другому роду так называемых разбойников, к тем из них, которые делаются ими из необходимости, вынужденные бежать от деспотизма и тирании властителей, к которым они питают непримиримую ненависть. Они делаются беглецами потому, что не умеют выносить ежедневных оскорблений и унижений, каким подвергаются в городах на каждом шагу. Не смешиваясь с ворами и убийцами, они ведут бродячую жизнь в кампанских лесах, предпочитая ее спокойной оседлости, покупаемой дорогою ценою потери своего человеческого достоинства.

Им-то я и сочувствую.

Некоторые из них могут возбуждать к себе, кроме сочувствия, даже уважение и удивление, если при своем завидном чувстве гордой независимости, они в то же время проявляют в борьбе со всяким, кто покушается оскорбить их, ловкую неустрашимость и отвагу, храбрость, доходящую до геройства. В наши дни, когда наша военная слава пала весьма низко, я, признаюсь, нередко с невольной гордостью слежу за кучками храбрецов (к сожалению, направляющих свою деятельность на ложную дорогу), которым ни почем безпрестанные стычки с полицейскою стражей, карабинерами, национальной гвардией, регулярными войсками - чуть не целым миром врагов - и победить которых до сих пор еще никому не удавалось.

Всем и каждому известно, что за исключением тех зверств, которые позволяли себе шайки, состоящия на жалованьи духовенства, наши так-называемне разбойники выказывали за последнее время немало храбрости, отваги и предприимчивости, достойной лучшого дела. Я вывожу из этого заключение, что эти же самые люди, способные проявлять чудеса храбрости, при других обстоятельствах и при уменьи направить их на хорошую дорогу, могли бы приносить огромную пользу Италии, составляя как бы непобедимый её оплот против нашествия чужеземцев.

Большая часть из этих людей - бывшие земледельцы, находившиеся под постоянным влиянием патеров. Понятно, почему они вооружаются против единства Италии.

И сколько времени пройдет еще до тех пор, пока из этой вредной силы не преобразуется сила, полезная для Италии.

Что между этими разбойниками не все убийцы, довольно указать хотя на Орацио, этого доблестного римлянина, которого вся Трастеверия, а особенно женщины, склонные увлекаться храбростию, считали чуть не потомком того знаменитого Орацио, который некогда один мог защитить мост от целого войска Порсены. Сходство его с древним героем подкреплялось еще одним случайным обстоятельством: он был крив. Он потерял левый глаз еще в детстве во время схватки с своим однолетком. Побежденный им мальчик, из мести и досады на свое поражение, выколол ему этот глаз.

Орацио с честью послужил римской республике. Будучи еще безбородым юношей, он в знаменитый день 30-го апреля, был один из первых, напавших на чужеземцев и прогнавших их. При Палестрине он был ранен пулею в лоб, при Велетри он напал на неаполитанского кавалериста, обезоружил его и принес как трофей в Рим.

Нашим путешественникам пришлось тоже познакомиться с разбойниками. К несчастию их - они встретили не Орацио и не людей этого типа, а разбойников, принадлежавших к одной из самых зверских шаек. Оне уже приближались к морскому прибрежью, как вдруг из соседняго перелеска послышались выстрелы, кучер их упал с козел и им не представлялось уже никакой возможности не убедиться в действительности постигшого им несчастия.

Манлио, заметив, что кучер убит, с быстротою и легкостью, какой от него в его возрасте нельзя было даже и ожидать, вскочил на козлы и схватив возжи ударил по лошадям, чтобы пустить их в галоп, но безполезно. Четыре злодея, вооруженные с головы до ног, выросли как из под-земли и остановили лошадей под уздцы.

"Не трогайтесь с места, или все вы погибли!" закричал повелительным тоном один из разбойников, повидимому атаман их - и путники при одном взгляде на него и его товарищей очень хорошо поняли, что действительно всякое сопротивление с их стороны будет безполезно.

Манлио вынужден был без движения оставаться на козлах. Женщинам разбойники приказали, довольно не любезно, тотчас же выдти из экипажа, но красота Клелии и Джулии повидимому произвела и на них сильное впечатление, так-как при выходе их из кареты, они несколько минут, молча и даже как бы с почтительным удивлением, смотрели на них.

Но это чувство в них продолжалось недолго и атаман первый прервал молчание:

- Сеньоры, сказал он, обращаясь к женщинам: - если вы без сопротивления и тотчас последуете за нами, то я отвечаю за безопасность каждого волоса с головы вашей. В случае же вашего непослушания - вы поплатитесь жизнью, и, для большей убедительности, я тотчас же застрелю на глазах ваших этого человека - закончил он, указывая на Манлио.

Предлагаю самим читателям судить об ужасе, какой произвели эти слова на бедных женщин.

Сильвия зарыдала, также как и Аврелия. Клелию бросило в жар и холод - при угрозе убить её отца. Она смертельно побледнела. Только одна Джулия с безстрашною холодностью, составляющею отличительную черту нации, в которой она принадлежала, оставалась повидимому мужественною и спокойною. Казалось, её прежняя жизнь, исполненная всяких случайностей, приучила ее не терять присутствия духа ни при каких обстоятельствах.

сделать вам никакого зла?

Но золото произвело на атамана далеко не примиряющее впечатление. Вид его пробудил в нем только зверские инстинкты сладострастия, и на речь соблазнительной иностранки он отвечал с пошлою усмешкою:

- Ах, сеньора! сеньора! Разве на нашу долю, на долю преследуемых и гонимых бедняков, каждый день выпадает счастие и удача подобной встречи?... Кому улыбнется фортуна, тот должен съуметь цепко схватиться за представляющуюся ему добычу... иначе все потеряешь. Наслаждаться-же красотою, нам тоже не особенно часто приходится...

И говоря это, он перебегал блуждающим взглядом от Джулии в Клелии.

освобождения. Не то было с Клелией. От ужаса - при мысли об убийстве отца, она перешла к отчаянию и страху перед опасностью, предстоявшею её чести, а в настоящем смысле слов разбойника сомневаться было невозможно. С быстротою южного воображения, она в одно мгновение поняла всю безвыходность своего положения, и дав волю своему негодованию, схватилась за свой кинжал, стиснула рукою крепко на-крепко его рукоятку, и с быстротою грозы кинулась на злодея. Джулия, неуступавшая в храбрости Клелии, заметив геройскую решимость своей подруги, последовала её примеру, и атаману пришлось бы несдобровать, еслибы он был один. Но три товарища его не дремали, и один из них схватил Джулию за талию своими железными руками, так что Клелии пришлось вести одной неравную борьбу с разбойником-силачем. Она хотя и успела нанести ему несколько царапин, но оне, казалось, были ему решительно нипочем.

и его тем же порядком. Наконец, атаман, наскучив сопротивлением Клелии, тоже потащил ее за собою, направляясь к тому же лесу.

Клелия мешала ему быстро идти и он отстал от своих товарищей.

Вдруг, над головою атамана, разразился чей-то удар толстою палкою, ошеломивший и поваливший его. Клелия, даже не сознавая еще хорошо, что такое произошло, воспользовалась минутой и высвободилась из рук злодея, грохнувшагося всею своею тяжестью на дорогу.