Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая.
XXVIII. Отступление.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая. XXVIII. Отступление. (старая орфография)

XXVIII.
Отступление.

После всего происшедшого в термах Каракаллы, положение Аттилио и его друзей стало крайне опасным. Предатель заплатил жизнью за свою вину; тоже последовало и с некоторыми ищейками полиции, но дело в том, что полиция все-таки напала на след заговора, и конечно, знала или догадывалась об именах главных его руководителей. Еслибы заговорщики других частей Италии были наготове, как римляне, то в эту самую ночь, 15 февраля, все дело могло быть окончено, как могло бы окончиться и в каждый последующий день. Но большинство этих заговорщиков принадлежало к умеренным; умеренные же, как всегда своею нерешительностью и колебаниями - и тут только мешали делу, сами не отваживаясь ни на что определенное и ожидая, что освобождение родины упадет к ним с неба - подобно манне, или будет любезно предложено им иноземцами. Что им было за дело до национального достоинства? до того, что Италия подавала повод в насмешкам над нею всем остальным народам Европы. Что её провинции за деньги покупались и продавались? Большинство итальянцев не были даже способны поступиться для общого блага и своего национального единства теми жалкими выгодами, которые доставляла им служба и карьера. Они цепко держались за ту подачку, какой им удалось добиться - после революции. И таким образом Италия, в течение стольких веков разделенная, поруганная, проданная, опозоренная, униженная, развращенная своими патерами, даже и после своего начавшагося возрождения снова принесена была в жертву - сатанинскому честолюбию своего верховного жреца и ей не оставалось ничего более, как со смирением снова приступить к принятию древняго обычая - церемониального цалования туфли.

Такия условия представлял Рим в первые месяцы 1867 года, когда чуждые и наши наемщики упрочились в вечном городе, и Италия, в угоду ханжившему хищнику, должна была торжественно отречься от обладания Римом и отказаться от всякой славы в будущем. Вместо того, чтобы иметь возможность возродиться и быть славною и счастливою, украситься ореолом свободы и независимости, для которых её верные сыны принесли уже столько жертв, ей пришлось безстыдно опуститься снова в грязь и подчиниться, Бог знает на сколько еще времени, с смирением развратителям народа и гонителям и ненавистникам всего человечества!

Но вернемся к нашему рассказу.

В один из вечеров первых чисел марта, в небольшой комнате дома Манлио, выходившей на двор, собрались Аттилио, Муцио и Сильвио, для совещания о дальнейшем направлении своей деятельности. Они после 15-го февраля оставались в Риме в надежде, не улыбнется ли судьба их делу... Но дело Италии было так дурно, что, несмотря на весь великодушный героизм наших молодых людей и всю отвагу трехсот их товарищей, из лабиринта обстоятельств, для блага Рима, было невозможно найти никакого выхода.

порядка, пришедшагося так по душе людям мелкой посредственности, хвалящихся своею умеренностью. Наши друзья из других провинций, кажется, окончательно побратались с врагами и грабителями Италии... Но мы!... что остается нам делать?... Можем ли мы войти в сделки и сношения с негодяями, готовыми сто раз продать наше отечество чужеземцам?... Можем ли мы жить спокойно рядом с этими развратителями народа, ругающимися над нашими отцами, делающими наших сестер жертвами своего сластолюбия, обратившими весь Рим в зловонную помойную яму, в клоаку своих преступлений?

Аттилио, разгорячаясь, все более и более возвышал голос, что заставило Сильвио, более его осторожного, остановить его.

- Говори тише, благородный брат; ты никак не хочешь понять, до какой степени нас преследуют. Неужели ты думаешь, что даже теперь не подслушивает нас какой-нибудь негодяй, притаившись где-нибудь около дома? Нам говорят не о чем. Все мы - все это хорошо знаем, и дело совсем не в том. Дело в том только, что в Риме нам дольше оставаться нельзя, да и незачем. Оставим здесь Реголо, которому поручим наши дела, а сами уедем на время в Кампанью. Там мы тоже найдем друзей, хорошие люди водятся негде. Будем ждать, пока Италия не отрезвится, не устанет услаждать своих взоров либеральной арлекинадой, которою ей отводят глаза, не убедится, что ее продают на каждом шагу, и что она доверчиво отдалась сама в руки деспотизма и предательства!

авантюристами, как они уже называли нас во время славной марсальской экспедиции. Что нам до того за дело! Как и тогда, мы будем охранять свободу своего отечества, и когда пробьет час, в который Италия захочет действительно освободиться от тирании, мы явимся снова и во всеоружии к ней на выручку!