Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть вторая.
I. Замок и его обитатели.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть вторая. I. Замок и его обитатели. (старая орфография)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ *).

* Приступив к переводу настоящого романа, мы объяснили публике, при каких условиях мы начали это дело. Желая представить читателям наших произведение Гарибальди, пока оно не потеряло еще интереса новости, мы поспешили переводом еще до выхода его в свет в полном объеме. Ныне оказывается, что художественная сторона романа капрерского отшельника не отличается особенными достоинствами. Несмотря на это, мы перевели первую часть романа целиком. Вторую же и третью, мы решились соединить вместе и представить публике только в извлечении, полагая, что анекдотическая сторона рассказа - для наших читателей представить особенного интереса не может. Сокращением анекдотической части романа, впрочем, мы только и ограничились, оставляя нетронутыми все те его места, где автором приводятся исторические факты и события, и не позволяя себе изменять ни одного из отступлений и разсуждений автора, где это только было возможно при условиях нашей печати, так-как его взгляды представляют неоспоримый интерес, как достояние истории. Прим. редакции.

I.
Замок и его обитатели.

Период славы и величия, впродолжение которого Рим был действительною "столицею мира", заканчивается с падением республики, но республика теряет свое могущество и обаяние уже с Сципионами. После сражения при Заме, где Аннибал был разбит Сципионом, и когда Рим не имел уже сколько-нибудь могущественных врагов - мелкия победы над безсильными народами уже не представляли римлянам особенной трудности. Таким образом, продолжая свои завоевания и богатея от сокровищ легко побеждаемых народов, римляне перенесли свою деятельность на внутреннее соперничество, раздоры и несогласия, предавшись в то же время самой утонченной и неумеренной роскоши. Роскошь эта привела их, как известно, к последней степени падения, когда они сделались, так сказать, рабами своих рабов. Этим путем исполнилось над Римом правосудие. Судьба заплатила им тою же монетою, какою они действовали против других народов.

Но последнее время республики носит в себе нечто величественное. Прежде своей погибели республиканский Рим выставляет на арену истории целый ряд исполинов, достойных удивления мира. Лукулл, Сарторий, Марий, Силла, Помпей, Цезарь - все это имена таких полководцев, каждый из которых мог бы один доставить нескончаемую славу любому из могущественных народов.

Еслибы людям на земле было доступно совершенство, то типом такого совершенства мог бы служить Цезарь, еслибы в числе его качеств находилась безкорыстная самоотверженность Силлы. Еслибы Цезарь обладал подобным свойством, то и я, вслед за историком величия и падения Римской империи, повторил бы, счто Цезарь был величайшим из всех великих людей, какие когда либо существовали на свете".

Так, помимо подвигов храбрости Силлы, история передает о нем следующее:

После всех грозных мер, которые были предприняты им для исправления Рима, после того, как он не остановился даже перед приказанием истребить зараз восемь тысяч граждан - однажды он велел собраться народу на форум, и сидя на месте диктатора, еще раз бросил ему в глазя обвинение -в его неисправимой испорченности. В заключение своей речи, он сказал: "Я принял диктатуру, с полной надеждой на ваше исправление. Вижу однако, что кие этого не достигнуть. Поэтому я решился сложить с себя власть и сделаться простым гражданином. Отчет во всех своих действиях я готов дать каждому, кто станет его от меня требовать". При этих словах он гордо сошел с трибуны, и молча смешался с народом.

А между тем он казнил друзей, братьев, близких, - многих из тех граждан, которые тут же находились!!

Цезарь не был на столько жестов, как Силла, и притом он значительно превосходил его обширностью своего ума, но при всем том не съумел последовать его благому примеру. Мало того, он не съумел нисколько обуздать своего честолюбия, и замыслил закрепить за собою власть венцом монарха. В возмездие за это он пал от кинжалов "последних" римлян-республиканцев.

На развалинах республики возникла империя.

Хотя в ряду императоров и попадались личности в роде Траяна, Тита и Марка Аврелия, но большая часть из них была настоящими чудовищами. Жадность и сребролюбие из превосходили всякое вероятие. Все безчисленные сокровища, которыми они обладали по праву своего сана, не могли их насытить, мысль о приобретении чужих богатств их не оставляла, и горе было тем гражданам, о сокровищах которых им делалось известным! Под тем или другим предлогом, дело всегда кончалось тем, что богатых людей грабили и отбирали их золото в императорскую казну.

последних, во время властвования Нерона, один из потомков Лукулла - убежал на жительство в той опушке леса, где наши путники увидели старое здание. Здание это и было им воздвигнуто, - он поселился в нем, охраняя этим свою безопасность от покушения на его богатства - того венчанного хищника, который, ради одного своего удовольствия, не остановился даже перед поджогом Рима.

Вероятно, многие дубы, окружавшие здание, помнили еще этого Марка Лукулла, сына знаменитого полководца, наполнявшого славою своих побед в Азии современный ему мир.

Архитектура замка была величественная и замок отлично сохранился. Наружные стены здания, правда, были покрыты кое-где мохом и вековым плющем, но жилье внутри было отделано заново его настоящими обитателями, и если не заключало в себе всех удобств, какими отличаются новые здания, за то представляло целый ряд обширных зал и других комнат, весьма чистых и светлых.

Весьма долго замок был без жильцов. За это-то время он и оброс высоким плющем, и вековые деревья, окружавшия его, так разрослись, что чуть не совершенно закрывали его со всех сторон. Это-то обстоятельство к послужило поводом к тому, что Орацио и его товарищи сочли его удобным для своего водворения. Кроме того, под замком находилось подземелье, могшее нетолько служить местом для безопасного укрывательства, в случае нужды, но соединявшееся с подземными ходами, шедшими на далекое пространство, и представлявшими значительное удобство на случай бегства.

У окрестных жителей вся местность около замка считалась заколдованной.

Между прочим, в числе рассказов о замке, многие жители передавали за верное, что однажды, несколько лет тому назад, дочь богатого князя К.... бывшого на водах порта д'Анцо, приблизившись неосторожно к опушке леса с двумя из своих прислужниц, на глазах их была унесена куда-то духами, и все поиски за ней, предпринятые её отцом, по всем направлениям леса, остались тщетными.

Едва вошли наши путники в самый замок, как на встречу им вышла молодая и красивая женщина, черноволосая и черноглазая, очевидно римлянка. Несмотря на присутствие посторонних, она дружески поцаловалась с Орацио, и только после этого Орацио познакомил ее, как свою жену, с Клелией, Джулией и Сильвией.

Красота Ирены (так звали эту женщину) произвела на всех благоприятное впечатление, Джона же просто повергла в восторг, который в нем усилился еще более, когда глазам общества, приглашенного Иреной во внутренния комнаты, открылся в одной из комнат накрытый стол, уставленный в изобилии разными блюдами.

- Ты, значит, ждала меня сегодня? любовно обратился Орацио к Ирене.

Было уже поздно. В зале зажгли огни, и Орацио, приложив к губам своим рог, подал такой же сигнал, каким он позвал к себе в лесу сторожа. В ответ на этот звук в комнату появилось пятнадцать человек, одетых точно также, как Орацио, молодых и красивых.

- Это мои друзья и товарищи, сказал Орацио, обращаю к дамам: - а теперь пора и за обед, или, вернее, за ужин.

Все уселись по местам. Орацио прежде всего приказал прислуге разлить гостям вермут и провозгласил тост за свободу Италии. Начатый таким образом обед прошел незаметно и весело, все общество скоро перезнакомилось между собою, и Джон с удивлением обратил свое внимание на то, с каким уважением и доверием люди, которых Орацио назвал своими товарищами, относились к нему всякий раз, когда он к ним обращался.

После обеда Ирена пригласила дам на свою половину, и пока служанка приготовляла для них постели в отведенных для них комнатах, успела им рассказать всю свою биографию.

Дочь одного из богатейших римлян, князя К., не щадившого никаких средств на её образование, она с малолетства особенно полюбила серьёзные занятия, и сделавшись взрослою девушкою, до того пристрастилась к изучению римской истории и подвигов её героев, что это сделалось её главнейшим жизненным интересом. Сравнивая славное прошедшее Рима с его безславным настоящим, она от души возненавидела чужеземцев и патеров, все то, что обусловливало рабство её родного народа.

Всяким развлечениям и удовольствиям жизни в столице она предпочитала прогулки к развалинам, которых в Риме такое обилие. При этих прогулках единственным ей провожатымь был старый слуга - защитник весьма плохой. За это ей дважды случилось весьма дорого поплатиться. Однажды ее оскорбили пьяные французские солдаты; в другой раз, когда она ночью любовалась Колизеем при лунном сиянии, на нее напали воры, и ударом по голове свалили её провожатого. В оба раза ее спасал неизвестный человек, появлявшийся, как нарочно, подле нея в минуту опасности и исчезавший прежде, чем она, придя в себя, могла его отблагодарить. Привлекательный образ этого незнакомца сильно подействовал на её воображение и запечатлелся в её сердце. Однако, прошло весьма много времени прежде, чем ей удалось его встретить. Встреча эта произошла случайно, и девушка, несмотря на то, что происходила из самой развращенной аристократии и принадлежала по рождению к самому развратному из дворов, чуждая всякой мысли об опасностях любви, и обрадованная встречей, сама подошла к незнакомцу. Это был, как читатели догадываются, Орацио. Она высказала ему прямо, что его полюбила, но в ответ Орацио объяснил ей, что это чувство ей следует забыть, так-как их общественное положение слишком различно. "Знайте", сказал он, "что я сирота и плебей, мало того, я изгнанник и приговорен в смерти. Я осужден вести бродячую жизнь в лесах и сбирры за мною охотятся, как за зверем. Конечно, я считаю себя счастливым, что мог хотя однажды говорить с вами и слышать от вас слова, сделавшия меня счастливейшим человеком в мире. Но нам остается только одно... разстаться! Прощайте же, и прощайте навсегда! Addio!..." Слова этого прощания разбудили всю энергию в девушке. "Знайте же", сказала она, "что я не могу разстаться с вами... я найду в себе довольно силы, чтобы в своей привязанности не посмотреть ни на кого и ни на что. Я ваша, и ваша навсегда!" После этого, несмотря на то, что Орадио ее всячески отговаривал, между ними было решено, что он через несколько дней придет за ней и возьмет ее с собою в свое жилище. "С тех пор вот уже несколько лет", окончила разскащица, "я могла бы считать себя счастливейшею женщиною в мире, еслибы не одно горькое воспоминание, отравляющее мою жизнь. Отец мой не перенес моего бегства и вскоре умер с горя и... одинокий!".

Джулия и Клелия, по окончании рассказа, всячески старались утешить Ирену, и было уже далеко за полночь, когда её новые знакомки ушли в свои комнаты, отведенные им в замке для ночлега.