Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть вторая.
III. Новые союзники - и новые беды.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть вторая. III. Новые союзники - и новые беды. (старая орфография)

III.
Новые союзники - и новые беды.

За девятнадцатым веком нельзя не признать значительных заслуг в сфере прогресса. Я уже не говорю о громадности этого прогресса в области точных и естественных наук, но обращаю внимание читателя только на нравственные успехи человечества.

Освобождение Италии от духовного господства - один из таких успехов. Хотя дело это еще не вполне осуществилось, но оно быстрыми шагами приближается к своему концу.

И сами патеры больше всего содействуют скорому приближению этого конца.

Кто может вычислить, на сколько могло бы усилиться папство, еслибы Пий IX продолжал начатое им некогда дело реформы? Но Провидение для блага Италии ослепило честолюбивого старика - и он очутился на пути своих предшественников. Он сошелся с чужеземцами и продает им кровь своих единоплеменников!

Итальянский народ, при солнечном свете увидал, вал папские слуги, с распятием в руках, появляются во главе чужеземных войск {Я сам видел монахов впереди австрийских войск, шедших против нас. Прим. Гарибальди.}, как они повсюду поддерживают раздоры и возбуждают разбойничество, от которого уже столько пострадали наши южные провинции; как они не останавливаются ни перед каким преступлением, ради безповоротного противодействия единству Италии, начало которого так счастливо достигнуто нами.

Сближение аристократии с народом - тоже великое знамение прогресса нашего времени.

Хотя между высокорожденными и попадаются еще и в наши дни люди злые и сильные, под масть средневековым баронам, готовые давить народ без пощады и вздыхающие об утерянном "праве первой ночи", но их едва-ли осталось еще много и большая часть так-называемых благородных - действительно благородны по своему образу мыслей и действий. Они с нами, они за народ и часто наши стремления те же, что и их стремления.

К числу последних принадлежал и князь Т. Если он и предпринял осаду замка, то, как мы уже говорили, на основании ложного предположения, что Ирена попала в руки убийц. Когда же он узнал, что люди, против которых он шел, были людьми совершенно иного рода, и вдобавок римляне, то он почувствовал гордость, что его земляки так смелы и храбры. Обязанный, сверх того, жизнью великодушию Орацио, он сразу признал в нем достойного мужа своей любимой сестры. Ирена, увидя своего двоюродного брата, напомнившого ей отца, много плакала и просила у него прощения; князь нежно обнял сестру и просил не вспоминать прошлого, поздравляя ее с удачным выбором мужа.

Орацио, находившийся при этой сцене, возвратил князю шпагу, со словами: "Люди храбрые и подобные вам, не должны быть лишаемы оружия". Князь с благодарностью пожал жесткую руку гордого сына лесов.

Во время этой сцены появились в замке Аттилио, Муцио и Сильвио с семью своими товарищами. Десять храбрецов, появившихся так кстати и неожиданно в лесу - были именно они. Сильвио знал отлично замок Лукулла, и прежде часто бывал гостем Орацио, так-как он был посредником между городскими и сельскими друзьями свободы. Поэтому он стал проводником небольшого числа римских граждан, узнавших о беде, грозившей замку и Орацио, и с ними вместе явился в лесу во время осады, как мы видели - с огромной удачей.

Нужно ли рассказывать, какую радость в замке произвело появление наших друзей. И Джулия и Клелия - были на седьмом небе от восторга.

Радовался и Орацио встрече с ними, радовался он также и сближению с князем, который в новом для него обществе совершенно переродился. Великодушный и честный по своей натуре, князь в душе давно уже страдал от унижения своего отечества и искренно желал увидеть его свободным от духовного и чужеземного господства, но воспитанный вдали от Рима, и при иных условиях, нежели либеральная римская молодежь, посвятившая себя делу освобождения, он силою обстоятельств оставался до этих пор чуждым делу национального движения. Мало того, в угоду отцу, он вступил в папское войско, и этим загородил себе повидимому всякое сближение с либеральными деятелями.

Но за то теперь, повязка спала с его глаз. Он понял, до какого героизма может доводить страстное желание освобождения своего отечества, сразу оценил добрые качества своих новых друзей, увлекся ими и решил сам с собою вознаградить потерянное время, и с этих пор вполне посвятить себя святому делу Италии.

Богатый и сильный, он мог быть весьма полезен новым своим друзьям, а они с своей стороны гордились тем доверием, которое съумели вселить к себе в его сердце.

до тех пор, пока не раззорит окончательно враждебного для него гнезда, хотя бы для этого пришлось высылать против замка значительное войско и даже артиллерию. Поэтому на домашнем совете между Орацио, князем и Аттилио было решено, что замок необходимо на время оставить, если и не тотчас, так-как на военные приготовления правительству необходимо было все-таки употребить некоторое время, то все-таки по возможности в скором времени. В отношении князя было решено, что он отправится в Рим обратно, где его присутствие может быть полезно для друзей во многих отношениях. Решено было, что он подаст в отставку, заявив кардиналу, что он выпущен из плена на единственном условии, скрепленном его честным словом, что он не станет действовать против Орацио. На просьбу князя - признать его союзником, Аттилио ответил небольшою записочкою (которую, в случае надобности, весьма удобно было проглотить) к Регуло, где рекомендовал князя, как единомышленника. На обязанность князя возложили сообщение всех сведений, какие ему по его положению удастся вызнавать, прежде других - Регуло.

В первый же день после осады были погребены все умершие, а раненым оказана необходимая помощь. Замечательно, что все убитые и тяжело раненые были из папского войска. Из защитников замка только трое получили незначительные раны. Впрочем, кто знаком с военною статистикою, тот не станет этому удивляться, так-как во всех сражениях количество раненых и убитых соответственно степени храбрости сражающихся; победители обыкновенно теряют несравненно меньше людей, чем побежденные, а особенно вынужденные обратиться в бегство.

В первую же ночь князь уехал в Рим и проводником ему был... Гаспаро. Превращение старого бандита в искренняго либерала (и это Гаспаро доказал своими действиями во время осады) может показаться для читателя странным, но подобные превращения совершенно в порядке вещей. Я всего менее пессимист и глубоко верую в возможность исправления самого закоренелого преступника. Я твердо верю в добрую природу человека, и если люди не улучшаются заметно с ходом прогресса - то вся вина в этом падает на неуменье правительств. Кроткия меры и снисходительность - одне способны направить даже самого злого человека на хороший путь, точно так же как ласкою можно укрощать даже диких зверей.

Итальянский народ испорчен, но чего же и ждать от народа, повергнутого в нищету чрезмерными податями, налогами и акцизами, когда он при этом хорошо знает, что все эти поборы идут вовсе не на защиту государства, в видах поддержания национальной чести, как это ему говорят, а на утучнение целой массы паразитов всякого рода, всяких наименований, паразитов, играющих по отношению к народу роль - насекомых на растении, червей на трупе.

Тогда разбойничество почти не существовало, и во всей полицейской организации, какую мы теперь видим, там не было даже и надобности. Теперь, при громадном количестве расходов, поглощаемых содержанием этой организации, там и анархия, и нищета, и разбои. Так разсеялись мечты населения этих провинций, которое, после стольких веков тираннии, после блистательной революции 1860 года, надеялось иметь наконец правительство, способное залечить их вековые раны, ждало отдохновения, благосостояния и прогресса!

Мудрено ли, что на прошлое Гаспаро, общество Орацио взглянуло снисходительно и поручило ему сопровождать князя.

Опасения Орацио - сбылись. Папское правительство решило немедленно напасть на замок не только при помощи всего своего войска и артиллерии, но и при содействии иностранного войска. Для командования экспедицией был приглашен французский генерал с известным именем, и предприятием торопились, чтобы успеть произвести осаду в первому дню пасхи. Все приготовления велись конечно в тайне, но Вегуло и князь съумели все разузнать и своевременно предупредили Орацио.

Орацио воспользовался полученными сведениями, был наготове встретить всякую случайность, и им тщательно и прежде всего были осмотрены подземелья замка, хорошо знал которые особенно Гаспаро, уже воротившийся из Рима.

Первые христиане, гонимые римскими инператорами-язычниками, весьма часто спасались в катакомбах от ужаса преследования их. Эти же места служили им сборными пунктами для совещаний и совершения обрядов их новой религии.

Подземелья давали также приют всем гонимым и преимущественно рабам, с жизнью и смертью которых не церемонились чудовища в роде Нерона, Каракаллы, Гелиогобала и т. д.

Подземелья устроивались с различными целями: одни служили для хранения трупов, другия прорывались для проложения водопроводных труб, несших целые потоки пресной воды в метрополию, когда число её жителей превышало двухмиллионную цифру. В последнем смысле особенно замечательно подземелье, называемое Cloaca Maxima, идущее от Рима к морю. Кроме того много частных богатых людей не жалели громадных затрат на прорытие подземелий, чтобы спасаться в них от грабительства императоров. В более близкое нам время подобные подземелья служили убежищем от набегов и резни варваров. Почва Рима и его окрестностей, состоящая из вулканического туфа, представляет соединение всех благоприятных условий для прорытия подземелий. Она уступчива для раскопок и в то же время достаточно тверда для того, чтобы возводимые из нея стены и своды представляли собою достаточную прочность. Мне не раз случалось видеть, что подземелья служили убежищем для целых стад и жилищем для пастухов.

Орацио хотел воспользоваться подземельем главнейше для того, чтобы этим путем препроводить незаметно в Рим тяжело-раненых, которых сопровождали раненые легко, также как и соседние пастухи.

бы папе. Когда пробьет для Рима час освобождения от духовного господства - можно сказать наверно, что ни один солдат не станет служить делу папы. Защищать его останутся только чужеземцы-наемщики.

Удалив раненых, поместив в подземелье все, что только было более ценного и необходимого в замке, запасшись провизией на продолжительное время, разставив повсюду, где это было необходимо, часовых и лазутчиков, Орацио спокойно ожидал нападения. Общество его значительно увеличилось с приходом Аттилио и его товарищей, с присоединением к банде некоторых из папских солдат и с прибытием из Рима нескольких молодых людей, которых побудил к этому слух о недавней победе Орацио. Всего в банде насчитывалось около 60 человек, разумеется, не считая женщин.

Главное начальство над бандой принадлежало, по общему согласию, Орацио, несмотря на то, что Аттилио некогда был во главе трехсот и считался главою римского движения. Орацио разделил банду на четыре отряда, командование которыми было им поручено Аттилио, Муцио, Сильвио и Эмилио, прозванному Антикварием, который до прибытии Аттилио был первым лицом в банде после Орацио. С прибытием Аттилио, Эмилио передал ему свою власть, хотя тот от нея и отказывался, и решился наконец ее принять только по усиленным настоянием Орацио, который говорил, что в случае его отказа и он сложит с себя главное начальствование.

Таким самоотречением отличались наши защитники свободы. Освободить отечество или умереть! было их девизом, и они не обращали никакого внимания на мелкия отличия, которыми обыкновенно деспотизм портит одну половину нации, к крайнему ущербу и усиленному гнету другой.