Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть вторая.
IV. Римское войско.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть вторая. IV. Римское войско. (старая орфография)

IV.
Римское войско.

"Теперь мне приходится говорить о прекрасной стране, где человек является более сильным и могущественным, нежели где бы то ни было, где чудеса энергии и развитого чувства не составляют редкости. Земля, о которой я буду говорить, священна для человечества, так-как из нея вышел тот свет, который заблистал на весь мир.

"И в этой стране, вслед за эпохою могущественных проявлений жизни, наступил сумрак смерти. И в этой стране во многих местах встречаются только пустыни, покрытые лесами и топями, где безотрадное молчание сменило тревожные и радостные звуки кипевшей некогда жизни.

"Города покорителей мира исчезли, но множество развалин и памятников древности еще громко напоминают о минувшем величии исчезнувших поколений. Голос этот прорывается сквозь безмолвие целых столетий, и латинския местности, несмотря на все свое раззоренное состояние, представляются все-таки величественными.

"Суровая природа пустыни придает особенную торжественность развалинам городов, гробницам и всем памятникам славного прошлого. Посреди пустыни, на каждом шагу, путнику попадаются следы такого могущества, которое устрашает его мысль. Часто в одном и том же месте, на одном и том же обломке камня, он прочтет историю времен самых отдаленных между собою. Перед ним встанут как живые и страдания, и радости отживших поколений. Вот колонны языческого храма, в котором древние жрецы заставляли своих оракулов делать прорицания, помогавшия им держать массы народа в невежестве и незнании, а вот колонны другого храма, жрецы которого, более близкие к нам по времени, тоже съумели из религии сделать орудие самого тяжкого деспотизма. Тут целая история скорби народа, старой забытой и новой, забвение которой еще далеко не наступило.

"Если путника может повергнуть в скорбь отклик страдания несчастных, которых некогда гордые патриции оставляли погибать в рвах и пещерах, то еще большую скорбь должны в нем вызвать отзывы живого крика страдальцев, томящихся доныне в папских темницах. Если в недрах земли покоится не мало праха древних народных защитников, то хранит эта же земля не меньше останков мучеников, павших еще недавно и погибающих и платящих своею кровью еще в наши дни, за великое дело освобождения родины от господства духовного.

"Но, задумываясь над бедствиями давно минувшого и настоящого, путник, несмотря на всю свою скорбь, ощущает в мысли своей некоторую бодрость, видя, что его современники, несмотря на то, что целые столетия отделяют их от славных "отцов", съумели сохранить в себе их энергию для борьбы с тираниею и замечая в истории судеб нашего несчастного отечества, что бедствия его никогда не продолжались особенно долго" {"Лациум, его обитатели и города. Предания о первых веках Рима, его императорах, революциях и борьбе с тиранией" (Атто Ванучи. Гл. 1)}.

Этим поэтическим отрывком из сочинения нашего славного автора истории древней Италии, я счел удобным заменить непосильное для меня сравнение нашего настоящого с доблестями древняго Рима героического времени, так-как мне приходится сказать свое слово о том сборище итальянцев и чужеземцев, которое носит в наши дни громкое название Мне кажется, что после слов Ванучи - легко понять, что за люди могут составлять толпу, главное назначение которой защита папы, безсильного внушить к себе в римлянах всякое иное чувство, кроме презрения.

Да, много усилий нужно было употребить патерам, чтобы в стране, где "человек проявляется более сильным и могущественным, нежели где бы то ни было", организовать себе войско из отчаянной сволочи!

Войско это составлено из римлян, над которыми надзирают чужеземцы, и из чужеземцев, находящихся под надзором жандармов. И те и другие одинаково продажны, и те и другие - одного поля ягода.

Звание папского солдата пользуется всеобщим презрением; чужеземцы вступают в ряды их под предлогом их облагорожения. Между теми и другими постоянный раздор, хотя преимущество все-таки остается на стороне римлян, не умеющих сгубить в себе окончательно всякий след прежней доблести.

на войско постоянно возникали новые раздоры и несогласия.

из себя от бешенства, то предавалось унынию и боязни.

Таким образом, первый день Пасхи, предназначенный для истребления разбойников, едва не сделался днем гибели папских наемщиков, и сделался бы им непременно, еслибы партии итальянцев не сдерживали нетерпеливых римлян своими призывами к "умеренности и порядку".

Однако, Регуло и с ним большая часть трехсот, несмотря на призывы умеренных, не хотели остаться в полном бездействии и, чтобы хотя несколько повредить своему исконному врагу, приняли такой план: они возмутили римскую часть войска, которая, под предлогом того, что она должна составлять правый фланг, отказалась идти в поход. Офицеров, думавших принудить солдат к исполнению своих приказаний - не слушались, а когда они для усмирения возстания призвали против своих - чужеземцев, то началась такая схватка, которая сделалась жесточе всякого сражения... и чужеземцы со стыдом должны были ретироваться в свои казармы.

Одним из самых энергических возмутителей войска был ваш знакомец Дентато, которому каким-то чудом удалось выбраться живым из тюрьмы. Поклявшись в непримиримой вражде к своим гонителям, он ожидал только благоприятного случая им отомстить, и когда схватка окончилась, зная, что ему и его драгунам не предвиделось ничего хорошого, еслибы они оставались в Риме, он ускакал с ними в банду Орацио, где рассказ его обо всем случившимся - был выслушан, конечно, с особенным удовольствием и послужил в общему веселью.