В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк).
XVIII. Спасайся, кто может.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: В огонь и в воду (Приключения графа де-Монтестрюк). XVIII. Спасайся, кто может. (старая орфография)

XVIII.
Спасайся, кто может.

Как это узнали? Какими путями? Монтестрюк не мог этого понять, но на другой же день, человек пять знакомых рассказывали ужь ему об его дуэли на углу кладбища Невинных Младенцев. Стоустая молва разнесла весть повсюду. Гуго не скрывал правды, но на поздравления с победой отвечал очень просто:

- Полноте! Это искатель приключений, считавший меня своим должником, а я показал ему, что я напротив его кредитор. Ну! мы и свели с ним счеты, вот и все.

Через два или три дня он выходил утром из дому с неизбежным своим Коклико; к нему подошел мальчик, которому он не раз давал денег, и спросил робким голосом:

- У вас нет, врага, который бы хотел вредить вам?

- Не знаю! А зачем тебе это?

- Да вот вчера днем какой то человек с недобрым лицом бродил здесь у нас и все спрашивал, где вы живете?

- Ну?

- Подождите! Он вернулся еще вечером, но тогда ужь был не один. С ним был другой, с таким же нехорошим лицом. Я слышал, что они произносили ваше имя. Вы часто мне подавали милостыню, видя, что я такой бедный, и еще говорили со мной ласково; вот я и подумал, что, может быть, окажу вам услугу, если стану слушать. Я и подошел к ним поближе.

- Отлично, дитя мое! сказал Коклико: ты малый-то, видно, ловкий! а что жь они говорили, эти мошенники?

- Один, указывая пальцем на ваш дом, сказал другому. Он здесь живет.

- Хорошо, отвечал этот.

- Он почти никогда не выходит один, продолжал первый. Постарайся же не терять его из виду, а когда ты хорошо узнаешь все его привычки, то остальное ужь будет мое дело.

- Какой-нибудь приятель Бриктайля, должно быть, хочет затеять со мной ссору, заметил Гуго равнодушно.

- А потом? спросил Коклико.

- Потом - первый ушел, а другой вошел вот в ту таверну напротив, откуда видна дверь вашего дома.

- Шпион, значит! а сегодня утром ты его опять видел?

- Нет, а как только увидел вас, то прибежал рассказать что я подслушал.

- Спасибо, и будь уверен, пока у меня в кармане будут деньги, и ты будешь получать свою часть; а если теперь те же личности опять прийдут сюда и станут тебя распрашивать, будь вежлив с ними и отвечай, что ни у кого нет таких регулярных привычек, как у меня: встаю я, когда прийдется, а возвращаюсь домой, когда случится. А еслибы этих сведений им показалось мало, то попроси их также вежливо оставить свои имена и адресы: я скоро сам к ним явлюсь.

и графу де-Шиври, об котором составил себе самое скверное мнение.

- Ты останься дома, сказал он Кадуру, который собирался тоже идти за графом, а особенно, смотри, не зевай.

- Останусь, сказал Кадур.

Потом, погладив мальчика по голове, Коклико спросил его':

- А как тебя зовут?

- О! у меня только и есть что кличка!

- Скажи, какая?

- Меня прозвали Угренком, видите, я от природы такой проворный, скоро бегаю и такого маленького росту, что могу пролезть повсюду.

- Ну, Угренок! ты мальчик славный! Сообщай нам все, что заметить, и раскаяваться не будешь.

И, попробовавши, свободно-ли двигается у него шпага в ножнах, он пошел вслед за Гуго.

А Гуго, как только повернул спину, ужь и не думал вовсе о рассказе мальчика. Он провел вечер в театре с герцогиней д'Авранш и маркизой д'Юрсель, которые пригласили его к себе ужинать, и вернулся домой поздно. Кадур глазел на звезды, сидя на столбике.

- Видел кого-нибудь? спросил Коклико, между тем как Гуго, с фонарем в руке, всходил по лестнице.

- Да!

- Говорил он с тобой? Что сказал?

- Четыре-пять слов всего на все.

- А потом куда он делся после этого разговора?

- Пошел взять ванну.

Еоклико посмотрел на Кадура, думая, не сошел ли он вдруг с ума?

- Ванну? что ты толкуешь?

- Очень просто, возразил араб, который готов был отвечать на вопросы, но только как можно короче. Я лежал вот там. Приходит человек, смотрит; солдат пополам с лакеем. "Это он!" сказал мне мальчик. Я отвечал: "молчи и спи себе". Он понял, закрыл глаза и мы оба захрапели. Человек проходит мимо, взглядывает на меня, видит дверь, никого нет, вынимает из кармана ключ, отпирает замок, добывает огня, зажигает тоненькую свечку и идет вверх по лестнице. Я за ним. Он уже у нас.

- Ловкий малый!

и колена у него подкосились. Он чуть не упал; я взвалил его на плечи и сошел с лестницы. Он не двигался. Я побежал к реке и с берега бросил его на самую середину.

- А потом?

- А потом, не знаю; вода была высокая. Когда я вернулся домой, мальчик убежал со страху.

- Гм! сказал Коклико, тут решительно что-то есть. Друг Кадур, надо спать теперь только одним глазом.

- А хоть и совсем не будем спать, если хочешь.

Коклико и не так бы еще встревожился, еслиб мог видеть, на следующий день, как кавалер де-Лудеак вошел в низкую залу в Шатле, где писал человек в потертом платье, склонясь над столом с бумагами. При входе кавалера, он положил перо за ухо и поклонился. Его толстое тело на дряблых ногах казалось сделанным из ваты: до такой степени его жесты и движения были тихи и беззвучны.

- Ну! какие вести? спросил Лудеак.

- Я говорил с г. уголовным судьей. Тут смертный случай, - почти смертный, по крайней мере. Он дал мне разрешение вести дело, как желаю. Приказ об аресте подписан; но вы хотите, чтоб об этом деле никто не говорил, а с другой стороны, наш обвиняемый никогда не выходит один. Судя потому, что вы об нем говорили, прийдется дать настоящее сражение, чтоб схватить его. А Бриктайль - человек совсем потерянный, им никто не интересуется; я знаю это хорошо, так как мне приходилось употреблять его для кое-каких негласных экспедиций. Легко может статься, что граф де Монтестрюк вырвется у вас из рук свободным и взбешенным.

- Нельзя-ли как нибудь прибрать его?

- Я об этом ужь думаю и сам.

- И придумаете. г. Куссине, неверное придумаете, если прибавите немножко обязательности к вашей всегдашней ловкости! Граф де Шиври желает вам добра и ужь доставил вам ваше теперешнее место; он знает, что у вас семья и поручил мне передать вам, что он будет очень рад помочь замужству вашей дочери.

Лудеак незаметно положил на столе, между бумагами, сверток, который скользнул без шума в карман толстого человека.

- Я знаю, знаю, сказал он умиленным голосом; на то и я ведь все готов сделать, чтоб только услужить такому достойному господину. Личность, позволяющая себе мешать ему в его планах, должна быть непременно самого дурного направления... Поэтому я и поручил одному из наших агентов, из самых деятельных и скромных, заглянуть в его бумаги.

- В бумаги графа де Монтестрюка? в какие бумаги?

- Что вы смотрите на меня таким удивленным взором, г. кавалер? У каждого есть бумаги, и довольно двух строчек чьей-нибудь руки, чтоб найдти в них, с небольшой, может быть, натяжкой, повод к обвинению в каком-нибудь отравлении или даже в заговоре.

- Да, это удивительно!

- К несчастью, тот именно из моих доверенных помощников, который должен был все исполнить в прошлую ночь и явиться ко мне сегодня утром с докладом, - куда-то исчез.

- Вот увидите, что они с ним устроили что нибудь очень скверное!

- Тем хуже для него! мы никогда не заступаемся за неловких. Мы не хотим, чтобы публика могла подумать, что наше управление, призванное ограждать жителей, имеет что нибудь общее с подобным народом.

- Я просто, удивляюсь глубине ваших изобретений, г. Куссине. Куссине скромно поклонился и продолжал:

- Где бы его схватили за ворот ваши люди, и он осмелился бы сопротивляться.

- Что поставило бы наших в положение законной обороны....

- Раздается выстрел...

- Человек падает. Что тут делать?

- Да у вас преизобретательный ум, г. Куссине.

- А ваш схватывает мысли прямо на лету!

- Еще одно усилие - и вы откроете приманку, которая должна привлечь в ловушку.

- Ах! если бы у меня был хоть кусочек от письма любимой им особы - в его лета ведь всегда бывают влюблены - я съумел бы привлечь его на какое нибудь свиданье, и тогда ему трудно было бы улизнуть от меня...

- Да, но ведь еще нужно, чтоб она написала, эта необходимая вам особа!

- О, нет! у нас такие ловкие писцы, что не зачем бы и безпокоить! вот только образца нет...

- Только за этим дело? Да вот у меня в кармане есть стихи герцогини д'Авранш, которые взял у нея, чтоб списать копию.

- А! героиню зовут герцогиня д'Авранш? есть еще другое имя - Орфиза де Монлюсон, кажется? Чорт возьми!... Покажите мне стихи.

Лудеак достал бумагу; Куссине развернул ее и прочитал.

- Хорошенькие стихи, сказал он, очень мило написаны! - больше мне ничего не нужно, чтоб сочинит записку. А вот и подпись внизу: Орфиза де Монлюсон... Отлично! теперь можете спать покойно; человек у меня в руках.

- Скоро?

- Я прошу у вас всего два дня сроку, и дело будет обработано.

Через день, в самом деле, к Гуго подошел вечером маленький слуга с угрюмым лицом и подал ему записку, от которой пахло амброй.

- Прочитайте поскорей, сказал посланный. Гуго раскрыл записку и прочитал:

"Если графу де Монтестрюку угодно будет пойдти за человеком, который вручит ему эту записку, то он увидит особу, принимающую в нем большое участие и желающую сообщить ему весьма важное известие. Разные причины, которые будут объяснены ему лично, не позволяют этой особе принять его у себя; но она ожидает его, сегодня же вечером, в десять часов, в небольшом домике на улице Распятия, против церкви св. Иакова, где она обыкновенно молится.

- В девять часов!... А теперь ужь девятый! бегу! вскричал Гуго, целуя записку.

- Куда это? спросил Коклико.

- Вот, посмотри...

- На улиду Распятия, и герцогиня д'Авранш назначает вам там свидание?

- Ведь ты сам видишь!

- И вы в самом деле воображаете, что особа с таким гордым характером могла написать подобную записку?

- Как будто я не знаю её почерка! Да и подпись её руки! и даже этот прелестный запах её духов, по которому я узнал бы ее середи ночи, в толпе!

Коклико только чесал ухо, что делал обыкновенно, когда что нибудь его безпокоило.

- Вот еслиб внизу была подпись принцессы Мамиани, я бы этому скорей поверил... Эта дама - совсем другое дело... Но гордая герцогиня д'Авранш!...

- Хоть и гордая, но также ведь женщина, возразил Гуго, улыбаясь, и притом ты сам знаешь, что принцесса Леонора живет с некоторого времени в совершенном уединении.

- Это-то самое и подтверждает мое мнение об ней!

Снова Коклико почесал крепко за ухом и сказал:

- Как хотите, а я, на вашем месте, ни за что бы не пошел на это свиданье.

- Что ты? заставлять дожидаться милую особу, которая безпокоится для меня! Да разве это возможно?... Я бегу, говорю тебе.

- Когда так, то позвольте нам с Кадуром идти за вами.

- Разве ходят на свиданье целой толпой? Почему ужь и в рога не трубить?

- А ты как думаешь, нужно-ль идти графу, куда его зовут? спросил Коклико у Кадура.

- Сказано господин, отвечал Кадур.

- Чорт бы тебя побрал с твоими изречениями! проворчал Коклико.

А между тем Гуго ужь подал знак маленькому слуге идти вперед и пошел за ним с полнейшей беззаботностью.

- Пойдем.

В это время года ночь наступала рано. Париж тогда освещался кое-где фонарями, от которых если и было немного светлей там, где они горели, за то дальше темнота становилась еще гуще. Все лавки были заперты. Небо было серое и мрачное. Густая тень падала от крыш на улицы, по которым прокрадывались у самых стен редкие прохожие, поспешая домой. Гуго и посланный за ним человечек шли очень скоро. Коклико и Кадур, закутанные в плащи и, опасаясь быть замеченными, едва за ними поспевали. Но, к счастью, на Гуго было светлое платье, и они не теряли его из виду и следили за ним по лабиринту улиц между высокими домами. С неба ничто не светило; темнота становилась все черней я черней.

- Славная ночка для засады! проворчал Коклико, пробуя, свободно-ли ходит шпага в ножнах.

Девять часов пробило в ту самую минуту, как Гуго и маленький слуга поворачивали из-за угла в улицу дез-Арси, которая открывалась перед ними, будто черная трещина между двумя рядами старых серых домов.

- Подождите здесь, сказал провожатый, а я постучу легонько в дверь маленького домика, где вас ждут, я посмотрю, что там делается. При первом ударе, который вы услышите, не теряйте ни минуты...

Он побежал по середине улицы и почти тотчас же пропал в густой тени. Скоро шаги его замолкли и через несколько минут, среди глубокой тишины, Гуго услышал сухой удар, как будто от молотка в дверь. Он бросился вперед, но в ту минуту, как он поровнялся с черной папертью соседней церкви, толпа сидевших там в засаде людей быстро выскочила и бросилась на него.

- Именем короля, я вас арестую! крикнул начальник толпы и ужь положил-было руку ему на плечо.

Но Гуго был не из таких, что легко даются в руки. С ловкостью кошки он кинулся в сторону и сильным ударом заставил противника выпустить его из рук.

- А! так-то! крикнул тот. Ну же! бери его! вы там, чего зеваете?

Вся толпа разом кинулась за начальником на Гуго, как стая собак.

Но уже одним скачком Гуго обезпечил себя от первого нападения. Прислонившись к углу стены и обернув левую руку плащом, он подставим острие шпаги нападающим. Четыре или пять ударов, направленных против него, пропали даром в его развивающемея щите, а один из тех, кто особенно сильно напирал на него, наткнулся горлом прямо на шпагу и упал на колена.

Прочие отступили, окружив Гуго с трех сторон.

- А, бездельник! так ты вздумал защищаться! крикнул начальник.... живого или мертвого, а я захвачу тебя!

Он выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил. Пуля пробила плащ Гуго и попала в стену.

- Хорош стрелок! сказал Гуго шпагой разсек лицо, попавшееся ему под руку.

Тут вся толпа яростно кинулась на него с поднятыми шпагами, с криками и воплями, ободряя друг друга примером и голосом. Смутно послышался стук затворяемых дверей; две-три свечи, блестевшия там и сям по слуховым окнам, разом погасли, и на улице слышался в темноте только звон железа и глухой топот ног.

Но неожиданная помощь подоспела к Гуго разом с двух сторон. Сверху, от улицы св. Иакова, прискакал верховой и ринулся прямо на толпу, а снизу, от Старо-монетной улицы, прибежали два человека и бросились, очертя голову в самую середину свалки. Этого двойного нападения не вынесли храбрые наемники. Под ударами спереди и сзади, справа и слева, они дрогнули и разбежались, оставив на земле трех или четырех раненых.

- Я ведь такой болван, а этого именно и ждал, сказал Коклико и не удержался - бросился на шею Гуго.

Этот ощупывал себя.

- Нет, ничего особенного, сказал он: только царапины.

Гуго так и вскрикнул от удивленья

- Я не ошибаюсь!.... маркиз де Сент-Эллис!

- Он самый, и я должен бы узнать тебя по этой отчаянной защите, сказал маркиз, сойдя с лошади и обнимая Гуго. Но что это за свалка? по какому случаю?

- Вот чего я и не знаю, а очень-бы хотелось узнать! Но ты сам, поспевший так кстати, чтоб меня выручить, какими судьбами ты очутился в Париже, когда я полагал, что ты все еще сидишь в своем прекрасном замке Сен-Сави?

- Это целая история - и я очень рад рассказать тебе ее... Только в эту минуту, мне кажется, лучше заняться тем, что здесь происходит; может-быть, мы добудем кое-какие полезные сведения вот от тех мошенников, что я вижу там.

Двое из лежавших на грязной мостовой не подавали уже признака жизни; третий, раненый в горло, был не лучше и хрипел под стеной, но четвертый только стонал и мог еще кое-как ползти. Кадурь нагнулся к нему и, приставив ему кинжал к сердцу, сказал:

- Говори, а не то - сейчас доканаю!

- Убьем, если будешь молчать, прибавил маркиз де-Сент-Эллис, а если будешь говорить, то вот тебе этот кошелек.

Он бросил кошелек на тело несчастного, который, как ни был слаб, а протянул руку и схватил подачку.

- По твоему проворству я вижу, что ты меня понял, продолжал маркиз. Мне что-то кажется, что ты малый с толком, и только понал в скверное общество. Припоминай же все и рассказывай.

Раненого подняли и прислонили к стене; усевшись кое-как, он положил сперва кошелек в карман, потом вздохнул и сказал:

- Сколько я мог разобрать, нашему сержанту было приказано непременно схватить какого-то графа де Монтестрюка. Я только и гожусь что на подобные дела. Когда нам раздавали наградные деньги, нам было объявлено, что получим еще столько же в случае удачи, и чтоб мы его не щадили в случае сопротивления. Говорили что-то, будто это за какую-то дуэль...

- Хорош предлог! проворчал Коклико.

- Больше я ничего не знаю... но ваш поступок меня трогает, и в благодарность я должен вам сказать, что лучше вам поскорей отсюда убираться... Сержант наш очень-упрям... ему обещана хорошая награда в случае удачи... значит, он наверное вернется сюда с большой силой... Бегите-же!

Кадур, как только начался допрос, стал на часах в конце улицы с той стороны, куда убежала толпа; вдруг он вернулся бегом.

- Там люди, сказал он; бегут прямо сюда.

- Это они и есть, сказал раненые. Поверьте мне, спасайтесь поскорей!

В конце улицы слышны уже были шумные шаги. Показался отряд и впереди его человек с фонарем в руке. Против дозора нечего было рыцарствовать. Маркиз де Сент-Эллис сел на коня, а прочие пустились бежать в ту самую минуту, как дозор подходил к углу соседней улицы.

На самом перекрестке раздались два выстрела и две пули просвистели мимо бежавших, одна задела по мостовой, а другая - по стене.

- А! вот и ружья! сказал Гуго.

побежим порознь, чтоб они не кинулись всей толпой за нами, сказал Коклико.

Маркиз де Сент-Эллис еще раздумывал.

- Без комплиментов, шепнул ему Гуго: на свободе ты мне будешь полезней, чем когда попадешься со мной вместе.

Они наскоро обменялись адрессами; маркиз дал шпоры коню; Гуго пустился к улице св. Иакова, Коклико за ним, а Кадур нырнул в переулок.

Гуго направился прямо к Сене. Добежав до улицы Корзинщиков, он и Коклико остановились, чтоб немного вздохнуть и прислушаться. Колеблющийся свет факела почти в ту же минуту окрасил красным цветом угол улицы, показавишийся человек приложился и выстрелил. Пуля оставила белую полосу на стене, всего в каких-нибудь двух вершках от головы Коклико.

- В путь! крикнул он.

Привлеченные, вероятно, выстрелом, два человека, бежавшие им на встречу, вздумали было загородить им дорогу на углу улицы Шанш-Мибрэ. Наткнувшийся на Гуго получил прямо в лицо удар эфесом шпаги и полумертвый свалился в грязь; попавший на Коклико встретил такого противника, которому пошел в прок недавний урок Кадура: схваченный вдруг за горло и наполовину задушенный, он растянулся в уличной канаве

Коклико перескочил через его тело и догнал Гуго.

Возле Телячьей площади их догнал еще один залп и беглецы пустились дальше, не переводя духу. Тут они попали в узкую улицу, вдоль которой тянулась высокая стена, а выше её виднелись верхушки деревьев. Они прислушались; никакого шума сзади, а только смутные отголоски вдали.

- Эта минутка отдыха очень приятна, сказал отдуваясь Коклико, но дело ясное, что нам недолго позволят им воспользоваться... Кроме того, положение усложняется... Дело тоже ясное, что несколько этих разбойников наверное бродят теперь вокруг нашей квартиры, карауля, когда мы вернемся... А если, с другой стороны, они вздумают засесть на набережной, то мы попадем как раз между рекой и их ружьями, между водой и огнем.

- Из чего я вывожу заключение, что лучше всего их ждать здесь твердой ногой и умереть, убивши из них, сколько будет можно.

- Умереть-то всегда еще успеем, а истребление хоть целой дюжины этих мошенников едва-ли может утешить нас в потере жизни... Вот почему, если позволите, я несогласен с вашим мнением.

- А что-жь ты думаешь делать?

- Я-то? я бы никого не стал дожидаться, а постарался бы перебраться на ту сторону этой стены, чтоб сберечь мужа для герцогини д'Авранш.

- А ты думаешь, что она очень этому будет рада? отвечал Гуго, вздохнув при этом имени.

она ничего не пожалеет, чтоб вас наградить за это... Полезайте-ка на меня, как полезли бы на дерево; сотню раз мы с вами проделывали эту самую штуку в Тестере, добираясь до птичьих гнезд или до яблоков; а теперь поставьте ноги мне на плечи, помогайте себе руками и одним скачком попадете как раз на самый гребень стены.

- А ты же как? спросил Гуго, проделавши в точности все, что советовал Коклико.

- Добрался, отвечал Гуго, сидя верхом на стене.

- А ты же? беги хоть скорей!..