Ода к Венеции
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Ода к Венеции

Дж. Г. Байронъ

Байронъ. Библiотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905.

                              I.

          Венецiя! Когда тебя поглотятъ воды

          И съ моремъ мраморъ твой сравняетъ власть временъ -

          О, надъ тобой тогда заплачутъ все народы

          И громко прозвучитъ надъ моремъ долгiй стонъ.

          И если я теперь рыдаю надъ тобою,

          Я, путникъ северный, - то какъ твои сыны

          Тебя мучительно оплакивать должны!

          И что-жъ они? Мирясь съ ужасною судьбою,

          Въ дремоте ропщутъ лишь, не отгоняя сна;

          И доблесть ихъ отцовъ такъ съ ними не сходна,

          Какъ съ грязью мутною берегового ила

          Потока вешнихъ водъ сверкающая сила,

          Что рыбака влечетъ на берегъ безъ челна.

          И пресмыкаются они въ испуге слабомъ

          По влажнымъ улицамъ, подобны жалкимъ крабамъ.

          Столетья лучшихъ жатвъ добиться не могли!

          Тринадцати вековъ - съ ихъ пышностью и славой -

          Вся память отдана лишь мраку и слезамъ.

          И каждый памятникъ - дворецъ, колонна, храмъ -

          Пришельцу шлетъ приветъ съ печалью величавой,--

          И даже самый Левъ какъ будто побежденъ.

          A барабанный бой, зловещимъ эхомъ вторя

          Тумана голосу, теперь звучитъ вдоль моря,

          Вдоль техъ же кроткихъ волнъ, где лишь гитары звонъ

          Да песни сладкiя, бывало, ночью лунной

          Лились подъ плескъ гондолъ, подъ тихiй ропотъ струнный.

          Где прежде слышался лишь шумъ толпы живой,

          Веселыхъ, молодыхъ созданiй звонкiй лепетъ,

          Чей самый тяжкiй грехъ былъ разве сердца трепетъ,

          Избытокъ радости безпечной, огневой,

          Чье безудержное стремленье къ страсти, къ счастью,

          Лишь время удержать могучей можетъ властью.

          Но лучше юный пылъ волненiя любви,

          Борьба кипучихъ чувствъ, бушующихъ въ крови,

          Чемъ эти мрачныя ошибки, заблужденья,

          Когда Порокъ, влача тяжелый Ужасъ свой,

          Повсюду празднуетъ безстыдно новоселье;

          Когда Безумiемъ становится веселье

          И Смерть несетъ въ своей улыбке роковой.

          Надежда-жъ - ложная отсрочка, облегченье

          За часъ до гибели - последняго мученья.

          Такъ иногда больной (когда - тяжелыхъ Мукъ

          Последнее дитя - отниметъ Слабость силы

          У тела беднаго, и, пробираясь въ жилы,

          Стремится заглушить последнiй пульса стукъ, -

          Въ начале тягостномъ той скачки безпощадной

          Где побеждаетъ Смерть) - вдругъ облегченъ на мигъ,

          Какъ будто-бы въ него влился потокъ отрадный,

          Освободивъ его отъ мертвенныхъ веригъ.

          И вотъ лепечетъ онъ съ трудомъ о жизни новой,

          О томъ, что духъ его хоть слабъ, но ужъ паритъ;

          О свежемъ воздухе онъ жадно говоритъ,

          Искать спасенiя, здоровья вновь готовый...

          И шепчетъ все слабей, не чувствуя того,

          Что задыхается, что Смерть ужъ ждетъ его.

          Глаза подернулись неуловимой пленкой,

          И тихо комната вся плаваетъ вокругъ,

          И Тени близъ него уже снуютъ безгласно

          Съ заботой странною; онъ ловитъ ихъ напрасно,

          Пока... последнiй стонъ задушенный - и вдругъ

          Все ледъ и темнота, и мiръ въ одно мгновенье

          Сталъ темъ-же, какъ за мигъ до нашего рожденья.

                              II.

          Надежды въ мiре нетъ для нацiй и племенъ;

          Переверните вы исторiи страницы:

          Все уплывающихъ столетiй вереницы,

          Приливъ и вновь отливъ - несменный ихъ законъ.

          И "будетъ", каждый мигъ преображаясь въ "было",

          Насъ все-же ничему почти не научило.

          Опоры ищемъ мы, какъ прежде, только въ томъ,

          Что тяжестью своей уничтожаемъ сами;

          Сражаясь съ воздухомъ, мы силы отдаемъ

          Неведомо на что - и управляетъ нами

          Природа наша-же, и ныне, какъ и встарь.

          Такъ все животныя (и высшаго разряда):

          Хотя-бы ихъ вели на жертвенный алтарь.

          О вы, что льете кровь за королей, какъ воду,

          Потомкамъ вашимъ что дадутъ они взаменъ?

          Наследство бедствiя, слепой и жалкiй пленъ,

          И награжденную ударами свободу!

          Скажите, неужель васъ все еще не жжетъ

          Плугъ докрасна давно ужъ раскаленный тотъ,

          Что, спотыкаяся, вы тащите устало?

          Ужели все еще насилiя вамъ мало?

          Вы честность мните въ томъ сознательно вполне,

          Что съ униженiемъ лобзать готовы руку,

          Толкающую васъ на раны, боль и муку,

          И славу возглашать на медленномъ огне?

          То, что оставили для своего народа

          Владыки щедрые, и что дала свобода

          Векамъ - прекраснаго, и то, чемъ такъ великъ

          Заветъ Исторiи - y нихъ иной родникъ.

          Смотрите-же теперь, читайте... и вздохните,

          Потомъ падите ницъ и кровью изойдите!

          Все, кроме гордыхъ душъ, кому неведомъ страхъ,

          Происходящiя отъ страстнаго стремленья

          Разбить твердыни стенъ своей темницы въ прахъ,

          И выпить, наконецъ, те сладостныя воды,

          Что льются изъ святыхъ источниковъ свободы;

          На преступленiя, творимыя толпой,

          Дошедшей наконецъ до ярости слепой

          Отъ долгихъ тяжкихъ летъ мученiя и гнета,

          Когда y каждаго уже одна забота:

          Топча другихъ вокругъ, добыть воды скорей,

          Что имъ забвенiе несетъ въ струе своей, -

          Забвенiе цепей, забвенiе печали,

          Ярма, въ которомъ все песокъ они пахали,

          Безплодный и сухой... A если-бы зерно

          Взошло нежданно тамъ, - то имъ-бы все равно

          Колосья не могли достаться золотые.

          О, слишкомъ долго ужъ они сгибали выи

          Подъ тяжестью ярма; и мертвый ихъ языкъ

          Лишь жвачку горести одну жевать привыкъ.

          Да, кроме гордыхъ душъ, въ комъ, несмотря на это,

          Все на грядущее надеждами согрето.

          Они съ причиною не смешиваютъ зла

          Отъ этихъ временныхъ, случайныхъ уклоненiй

          Природы отъ ея законовъ. Ихъ умы

          Готовы видеть въ нихъ прообразы чумы

          Иль бедствiй мiровыхъ, большихъ землетрясенiй...

          На мигъ пройдутъ они, промчатся надъ землей -

          И весны прилетятъ, и принесутъ покой,

          И поколенiя появятся младыя,

          И въ гордой красоте возстанутъ города,

          Прекрасны - если имъ свобода не чужда;

                                        III.

          О, какъ, Имперiя и Слава, вы въ своемъ

          Союзе царственномъ съ Свободою втроемъ,

          Владели некогда твердыней этихъ башенъ.

          Для духа гордаго Венецiи тогда!

          Склонялась передъ ней. Она привыкла видеть

          Монарховъ y себя; все поклонялись ей

          Не въ силахъ ни за что ее возненавидеть.

          Съ монархами толпа была здесь заодно:

          Она - красавица - Венецiя - давно

          Была уже для всехъ пришельцевъ чужестранныхъ

          И преступленiй кто-бъ простить ей не съумелъ?

          Они смягчалися, рожденныя любовью.

          И никогда она не упивалась кровью,

          И не были нужны ей груды мертвыхъ телъ.

          Дарило радости счастливое сiянье.

          Она спасала крестъ, и постоянно онъ

          Съ небесъ благословлялъ ту сень ея знаменъ,

          Что развевалася преградою святою

          И Полумесяцъ тотъ померкъ и побледнелъ,

          Благодаря лишь ей... и вотъ ея уделъ:

          Неумолимый звонъ, тяжелый лязгъ цепей;

          Всемъ, кто обязанъ ей Свободою своей.

          Но съ ними можетъ лишь делить она Страданье.

          И "королевство" врагъ ей даровалъ названье!..

          Но знаетъ и она - какъ мы - всю цену словъ,

                              IV.

          Уже для трехъ частей измученнаго мiра

          Исчезла и прошла Республики мечта:

          Венецiи - конецъ; Голландiя - взята,

          Швейцарцы, те еще среди родимыхъ горъ,

          Не знающихъ оковъ, спокойны и свободны;

          Но тираннiя имъ готовитъ ужъ позоръ:

          Ея усилiя и хитрость не безплодны...

          Все искры, что въ золе могла еще найти.

          Но есть великiй край, свободный и счастливый,

          Въ расцвете юныхъ силъ встаетъ онъ горделивый.

          Народъ тотъ вскормленъ былъ съ заботой неизменной

          Въ благоговенiи къ Свободе драгоценной,

          Еще отцы его сражались за нее

          И детямъ отдали наследiе свое;

          Движенiю руки монарха лишь подвластныхъ,

          Какъ будто-бы для нихъ бездушный скипетръ въ ней

          Былъ жезлъ магическiй, науки всей сильней.

          Одинъ великiй край, непобежденный, твердый

          Изъ водъ Атлантики! Тотъ край намъ доказалъ -

          Исавамъ-первенцамъ, - что гордыя знамена,

          Неустрашимая защита Альбiона,

          Легко парящая надъ высью нашихъ скалъ -

          Что кровью заплатилъ за Право и Свободу.

          О, если въ людяхъ кровь подобна бегу водъ -

          Не лучше-ль, чтобъ она стремилась все впередъ,

          Не лучше-ль, чтобъ ея потокъ былъ мощенъ, силенъ,

          Цепями загражденъ, какъ сумрачный каналъ, -

          И, какъ больной во сне, едва-едва шагалъ?

          Нетъ! лучше гибнуть тамъ, где и поднесь Свобода

          Спартанцевъ память чтитъ, погибнувшихъ въ бою,

          У Фермопильскаго безсмертнаго прохода, -

          Чемъ мертвенный застой. Иль - прочь изъ этихъ странъ,

          И новый влить потокъ въ могучiй океанъ;

          И, вольною душой достойнаго ихъ, сына

          И новаго еще прибавить гражданина,

          Свободнаго бойца, Америка, тебе!...

Ода была окончена до 10 iюля 1818 г., но напечатана только въ 1819 г., вместе съ "Мазепой" и "Отрывкомъ". Основной ея мотивъ - сетованiе на упадокъ "царицы морей" - является какъ бы отголоскомъ вступительныхъ строфъ ІѴ-й песни "" (см. наст. изд. I, стр. 122--127), отъ которыхъ это произведенiе отличается реалистическимъ изображенiемъ смертнаго часа и восторженною похвалою Соединеннымъ Штатамъ. За эту похвалу Байрона упрекнули въ недостаточномъ патрiотизме, и онъ писалъ Муррею, 21 февр. 1821 г.: "Впредь я буду обращаться съ приветствiями только къ Канаде u высказывать желанiе дезертировать къ англичанамъ".

Стр. 107. Плугъ докрасна давно ужь раскаленный тотъ,

Чшо, спотыкаяся, вы тащите устало.

"до красна раскаленномъ плуге общественнной деятельности".

И "королевство" вратъ ей даровалъ названье.

Въ 1814 г. итальянскiя владенiя австрiйскаго императора были обращены въ отдельное государство, подъ наименованiемъ "Ломбардо-Венецiанскаго королевства".

                    Голландiя взята

Принцъ Оранскiй былъ провозглашенъ 1 декабря 1813 г., владетельнымъ княземъ Нидерландскимъ, a въ следующемъ году, 13 августа, получилъ титулъ короля Нидерландскаго, съ условiемъ, что его королевство войдетъ въ составъ Германскаго Союза.