| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1818 |
| Примечание: | Перевод В. И. Любич-Романовича |
| Категория: | Поэма |
| Входит в сборник: | Стихотворения Байрона (разные переводчики) |
| Связанные авторы: | Любич-Романович В. И. (Переводчик текста) |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Беппо
БЕППО.
Венецiянская повесть.
(Вольный переводъ изъ сочиненiй Байрона).
I.
Читатель знаетъ, безъ сомненья,
Что въ католическихъ земляхъ,
Передъ постомъ, увеселенья
Съ ума всехъ сводятъ, такъ, что страхъ!
Но вторникъ масляной чуть минулъ,
И постъ великiй наступилъ,
Папистъ безумье позабылъ
И маску шутовскую скинулъ;
Замолкли пляски и пиры,
Конецъ забавамъ съ той поры.
II.
Но мы на масляной неделе.
Ночь темная, влюбленныхъ ночь,
Покрыла небо; закипели
Сердца восторгомъ; цепи - прочь!
Шумъ, хохотъ, шопотъ страстныхъ паръ,
Рулады, песни, звонъ гитаръ,
Веселость резвая летаетъ;
У всехъ на мысли цель одна -
Изчерпать радости до. дна.
III.
Великолепные костюмы
Мелькаютъ, пестротой своей
Взоръ развлекаютъ, гонятъ думы,
Забавятъ вычурой затей;
Евреи, Турки, Персiяне,
Народы всехъ земель, вековъ,
Между паяцовъ и шутовъ,
Кипятъ какъ волны въ океане;
И пискъ, и визгъ, и хохотня,
И шорохъ ногъ, и толкотня!...
IV.
Италiянцы Carnavalе
И очень кстати: Carne, vale!
Прощай, мясное!... Чуть прошли
Дни шумные забавъ, и клики
Затихли тостовъ съ звономъ чаръ -
Веселья шумнаго разгаръ
Вдругъ погашаетъ постъ великiй.
Кривляньямъ, глупостямъ конецъ!
Народъ сурьёзенъ, какъ мудрецъ.
V.
Но почему бы предаваться
Такимъ забавамъ предъ постомъ?
Задача трудная, признаться,
Неразрешимая умомъ!
Не потому ли, какъ и съ нами
Бываетъ вообще, когда,
На долго или навсегда,
Должны разстаться мы съ друзьями,
Последнiй часъ разлуки той
Мы запиваемъ - круговой.
Но мы оставимъ отступленье,
И лучше къ делу перейдемъ;
Разскажемъ, что за приключенье
Разъ было въ карнавалъ! О томъ,
Что не бывало карнавала
Нигде шумней, ни веселей,
Ни вычурней на-счетъ затей,
Какъ карнавалы, что давала
Венецья некогда, - весь светъ
О томъ ужъ знаетъ, спору нетъ!
VII.
Такъ и минуя описанья,--
Чтобъ не измучить, не равно,
Моихъ читателёй вниманья!--
Венецья задавала балы
И веселилася ни нихъ,
Подъ маской, - для своихъ интригъ,
Въ свои былые карнавалы,--
Перенесемъ мы свой разсказъ.
VIII.
Лишь надо помнить, что столицы
Красивей не было тогда,
Все поклонялись города.
Да и теперь, скажите сами,
Где отыскать красивей и къ
Венецiанокъ огневыхъ,
Съ одушевленной красотой?
Лишь разве - въ Грецiи одной!
IX.
Что за черты и выраженье
Въ очахъ - все неги упоенье,
Подъ чернымъ пологомъ ресницъ....
Но полюбуйтеся, какъ милы,
Когда вотъ выйдутъ на балконъ
И на чугунныя перилы
Облокотясь, оне стоятъ,
Внимая звукамъ серенадъ.
X.
Изобразила на холсте.
Но это - скицы! и напрасно
По нимъ судить о красоте
Венецiановъ, какъ созданiй
Лишь очеркъ передастъ; но нетъ
Въ немъ полноты, всехъ сочетанiй
Любви и жизни, какъ бы онъ
Удачно ни былъ начерченъ.
Еще вотъ только у Джорджона
Искусно схвачены черты,
Со всею истиною тона,
Венецiанской красоты.
И отойти отъ ней нетъ силъ!
Художникъ въ ней изобразилъ
Три головы: свою и сына,
Да женскую, - жены своей,--
XII.
Вотъ! вотъ Венецiанка! Это -
Сама любовь! Но лишь не та,
Что создалъ вымыселъ поэта,
Нетъ! это лучше идеала,
Живое, просто, существо!
И кисть художника въ него
Влила всю душу, что дышала
Любовь и жизнь, - все видишь-въ немъ!
XIII.
Что за волшебное созданье!
Не верите своимъ глазамъ,
Надъ вами полное: мечтамъ
Вы тотчасъ предаетесь. Где-то
Случалось, кажется, знавать,
По-крайней-мере хоть видать
И точно видели! да! да!
Но съ нимъ простились навсегда!
XIV.
Въ дни нашей юности бываетъ:
Но мимо насъ вдругъ пролетаетъ
Одно созданiе изъ техъ
Волшебныхъ призраковъ воздушныхъ,
Что мы хотели бъ уловить.
Не въ силахъ; мы, въ мечтахъ послушныхъ,
Его докончивасмъ видъ:
Разлука съ нимъ насъ истомитъ!
XV.
Къ Венецiянкамъ, что стоятъ
За балюстрадою- балкона,
Внимая звукамъ серенадъ.
Хоть часто издали, безъ спора,
И помогаетъ темнота
Обману чувствъ, обману взора;
Но все почти что до одной,
Оне премилыя собой!...
Притомъ, и то сказать: къ несчастью,
Сердцамъ чувствительнымъ оне
Опасны; разжигая страстью,
Такъ, что сгоришь, какъ на огне!
Тамъ вздохи следуютъ; потомъ,
Записка послана тайкомъ;
Доходитъ дело до развязки,
И часто пылкая любовь
XVII.
Въ лице прелестной Десдемовы
Шекспиръ, чудесно описалъ
Италiянокъ; только жены,
Да и мужья не те ужъ стали:
По подозренью одному
Не душатъ женъ; а потому,
Что, если бы и пожелали,
Защитники со всехъ сторонъ.
XVIII.
Теперь ужъ ревность Итальянца
Когда бъ и стали ревновать,
Кипела бурно: не сыскать
Отелловъ больше; все друзьями,
По-философски все живутъ;
Жена ль изменитъ - мужъ, какъ тутъ
Какъ разъ окончитъ Въ ней разсчетъ:
Къ жене соседа подольнетъ!
XIX.
Да и гондолы, какъ нарочно
Что жъ за гондолы? Очень точно
Могу я описать вамъ ихъ:
Гондола - яликъ длинный, крытой;
Корма украшена резьбой;
Войдешь - и все отъ глазъ тамъ скрыто.
Тутъ, стоя, два гребца гребутъ
Ихъ гондольерами зовутъ.
XX.
По всемъ каналамъ день и ночь;
Наружный видъ оне имеютъ
Все черный, въ трауре точь въ точь!
Хоть часто сцены пресмешныя
Въ каретахъ траурныхъ подъ часъ.
Но отступленiя такiя
Пора ужъ кончить, и начать,
Что обещался разсказать.
Былъ карнавалъ блестящiй, шумной,
Во всемъ значенiи своемъ,
Кипя веселостью безумной.
Между красавицъ, что на немъ
Была одна. Ея милей
Тамъ не было! Какъ имя ей?
Не помню я, положимъ, звали
Ее Лаурой. Да въ стихахъ,
XXII.
Какихъ же летъ была? Прелестно
Французское: un certain,
Красавицъ возрастъ; и нельзя жъ
Ни пожилой, ни молодою,
Назвать ту женщину, когда
Ей стукнетъ за тридцать! Года
Все неизменною идутъ,
И соблюдаютъ свой маршрутъ.
XXIII.
Лаура жъ свежесть сохранила,
И разрушительная сила
Злодея-времени надъ ней
Лишилась всякаго влiянья I
Со вкусомъ тщательнымъ всегда
И такъ полна очарованья;
Нарядъ же вдвое придаетъ
Ей прелестей: къ ней все идетъ!
XXIV.
Да и замужнею притомъ.
Пунктъ важный! Это орифламой,
И отъ злословiя щитомъ,
Всегда для женщины служило,
Пусть и забылась бы она,
Мужъ все собой прикроетъ мило...
Но къ католическимъ землямъ
Я это отношу, не къ намъ!
Лаура, впрочемъ, пресогласно
Жила съ Супругомъ, и языкъ
Злословья, для красы опасный,
Не могъ коснуться, хоть привыкъ
По надобности, по деламъ,
По разнымъ странствуя морямъ,
И редко дома оставаться,
Чтобы жене не наскучать,
XXXII.
Боялась дома оставаться
Одна, чтобъ не равно, порой
Ночною, къ ней не могъ ворваться
А наконецъ, чтобы и хуже
Не приключилось ей чего,
Такъ, ради страха одного,
Подумала - о вице-муже,
Иметь, для слабости своей!....
XXXIII.
Но если Беппо да случайно
Воротится когда-нибудь
Шепталъ ей тихо. - Впрочемъ, будь,
Что бъ ни было, а надо друга
И покровителя избрать!
И вотъ, Лаура, ставъ искать,
Или защитника, пока
Вернется мужъ издалека.
XXXIV.
Онъ былъ изъ техъ, которыхъ любятъ
Порой, и сами жъ дурно трубятъ:
Изъ волокитъ былъ записныхъ,
Но знатнаго происхожденья;
Съ титуломъ графскимъ, молодой,
Любитель музыки и пенья,
Зналъ языки, и обо всёмъ
Судилъ онъ резко и съ умомъ.
XXXV.
Вдругъ "Secatura!" вскрикнетъ онъ,--
Ужъ пьеса та навекъ пропала,
Актеръ со сцены изгнанъ вонъ!
Зато все покрывалось славой,
Предъ любопытною толпой,
Его решительнаго bravo!
И академiя предъ нимъ
Склонилася челомъ своимъ!
А также въ опере, чуть взоромъ
Графъ поведетъ - оркестръ дрожитъ,
Чтобъ не сфальшивить полутономъ,
И примадонна чуть стоитъ
Отъ графскихъ взоровъ и ушей,
Желали бъ, въ робости своей,
Скорей укрыться подъ Рiальто,
Чемъ слышать: bah!
Такъ ужасало всехъ оно!
XXXVII.
Къ тому же былъ онъ покровитель
Импровизаторовъ, и самъ
Романсы нежные для дамъ;
Художникъ былъ, повествователь,
И очень ловко, какъ Французъ,
Онъ танцовалъ; всехъ, словомъ, музъ
Чу, настоящiй былъ герой,
Презанимательный собой!
XXXVIII.
Подъ часъ красавицы бываютъ
Не угодишь: зато жъ меняютъ
И часто рыцарей своихъ!
Но графъ такимъ владелъ искусствомъ
Всемъ прихотямъ ихъ угождать,
Быть-можетъ и съ притворнымъ чувствомъ,--
Что онъ для нихъ кумиромъ былъ,
И ни одной не огорчилъ.
XXXIX.
Красавице не угодить,
И деломъ, словомъ, подозреньемъ,
Противъ себя вооружить.
Онъ сердце словно восковое
Остынетъ, даже навсегда,
Хранитъ клеймо заповедное:
Такъ, охлажденiе даритъ
Всему здесь постоянный видъ!
По-этому и мудрено ли,
Что женщины все отъ него
Съ ума сходили противъ воли,
Какъ, можетъ-быть, ни отъ кого?
И думать перестали: онъ
Ужъ не писалъ. Такъ и законъ
На этотъ случай пригодился,
Что, какъ нетъ слуха про него,
XLI.
Притомъ" за Аллами, ведется
Обычай давнiй" что жена" -
Пускай читатель не смеется!--
И ныне все оне имеютъ
Мужей по паре у себя;
Но, право, удивляюсь я,.
Какъ вывести тамъ не умеютъ
Онъ не пробрался бъ по морямъ!
XLII.
Изъ этихъ двухъ мужей, законный
Одинъ лишь первый; а второй
Или лакей жены чужой.
Зовется жъ: Cavalier Servente,
Что въ старину былъ чичисбей;
Отъ По до Таго и по Бренте,
Такъ стало грубымъ, что оно
Въ позоръ ужъ тамъ обращено.
XLIII.
Играете! А между-темъ,
Мужчины, съ пылкими страстями,
Все такъ и льнутъ къ вамъ, больше чемъ
Простите, милыя девицы!
Куда любезнее для насъ;
И въ обществахъ оне царицы,
Затемъ, что съ ними (что таить!)
О всемъ возможно говорить!....
Созданья милыя, конечно,
Девицы въ существе своемъ:
Но ихъ приличья света, вечно,
Стесняютъ ужасъ какъ во всемъ.
Чуть поведетъ кто слово съ ней.
Что глазки въ землю поскорей,
И до ушей вся покраснеетъ;
И часто вымолвить, въ ответъ,
да иль нетъ!
XLV.
Но обратимся къ дамамъ снова,
И къ чичисбею, что теперь
Зовется, для смягченья слова,
Съ своею дамой неразлучный,
Отходитъ только слугъ позвать
Иль экипажъ велеть подать;
А то, всегда у ней подручный,
И палатинъ самъ подаетъ.
XLVI.
Какъ ни грешатъ Италiянцы,
Признаться, край ихъ я люблю,
Взоръ манятъ; какъ въ земномъ раю
Душа тамъ дышетъ; небо ясно,
Картины чудныя кругомъ.
И где языкъ такой притомъ.
Языкъ Италiи, страны
Любви и неги и весны!
XLVII.
Люблю я этотъ милый, гибкой
Латыни мощной, что съ улыбкой
На светъ взглянуло, и шутя
Играетъ звуками своими;
Въ стихахъ у Данта онъ гремитъ,
Лишь поцелуями одними,
Богатый звонкихъ рифмъ родникъ.
Вотъ твой, поэзiя, языкъ!
XLVIII.
Я отъ разсказа своего!
Но какъ, порой, и не сбиваться
Въ Италiи, стране всего
Прекраснаго, где все такъ мило!
Да и поэту ли просторъ
Стеснять железной воли силой,
И цепи тяжкiя носить?
Но ужъ пора васъ не томить!
И такъ Лаура заменила
Супруга - градомъ молодымъ;
Любовь чету благословила,
И вотъ летъ шесть ужъ съ небольшимъ,
Своей Лаурою живутъ;
Другъ друга любятъ и ведутъ
Разсчетъ сердечный пресогласно;
Хоть иногда не безъ, того,
L.
Любовь была бъ и слишкомъ вяла
Безъ вспышекъ ревности порой,
И даже скоро бъ погасала,
И такъ, за исключеньемъ только
Подобныхъ вспышекъ иногда,
Решительно сказать, чета
Была счастливейшая, сколько
Преступной... какъ ни назови!
LI.
Лауру графъ любилъ престрастно,
Она - красавица была;
Свои оковы;, ихъ свела
Судьба сама; она ихъ тоже
И развести могла легко!
Стояли жъ оба высоко;
Имъ и могло бы помешать
Любить другъ друга продолжать?
LII.
Одни педанты возставали
И въ адъ зараньше посылали,
Въ желаньяхъ ревностныхъ своихъ.
"Но кажется, что ихъ желанья
Не слишкомъ доходили въ адъ!
Что бъ люди, слабыя созданья,
Побольше силились грешить,
Да и другихъ въ соблазнъ вводить!
LIII.
Опасней тутъ чемъ молодыхъ:
У нихъ нетъ ни любви, ни веры,
А потому-то нетъ у нихъ
И никакого исправленья.
И веры оставался следъ
Въ сердцахъ у нихъ, что заблужденья
Свои еще, когда-нибудь,
Успеютъ съ душъ своихъ стряхнуть
Но карнавалъ былъ, мы сказали,
Блестящiй, шумный.... все о немъ
Уже заране помышляли,
Приготовлялся, тайкомъ,
Чтобъ всехъ вниманье обратить;
Лаура тоже, чтобъ не быть
На последи, приготовляться
Къ нему усердно принялась,
LV.
Хоть и не очень нужно было
Собою заниматься ей,
И безъ того пленяя милой
Но свету какъ обычной дани
Не заплатить? И вотъ она
Красивей всехъ разряжена!
Ни на одной не видно ткани
Пышней и лучше, какъ на ней!
LVI.
Уже съ Лаурой графъ въ Ridotto....
Что жъ за Ридотто? Какъ сказать?
Идетъ всякъ скуку разогнать.
Я бъ назвалъ это маскарадомъ,
Затемъ, что въ маскахъ, въ карнавалъ,
Туда съезжаются на балъ,
Танцуютъ, ужинаютъ тамъ;
Смесь общества, мущинъ и дамъ I
LVII.
Люблю я этотъ родъ собранiй,
Свободной, безъ различья званiй,
Следить за маскою иной,
Угадывать мистификацьи,
Когда начнутъ интриговать;
Любуясь, какъ костюмы нацiй,
Съ паяцомъ объ руку, съ шутомъ,
Расхаживаютъ тамъ кругомъ.
LVIII.
Лауре весело: тутъ нетъ
Той принужденности тяжелой,
Какою дамъ стесняетъ светъ.
Съ улыбкой на устахъ игривой,
Шепнуть, взять руку, увести,
Все вольно ей, и взоръ ревнивой
Не можетъ ничего сказать,
И клевета должна молчать.
Лауре сделалось вдругъ жарко....
Графъ ей подноситъ лимонадъ.
"Смотри, какъ вотъ у этой ярко
Румяны на щекахъ горятъ!
Насилу дышетъ, а у той -
Что за тюрбанъ такой смешной!
На этой палантинъ прекрасной,
Да полинялъ немножко цветъ
"
LX.
Такъ всехъ своихъ подругъ Лаура
Перебирала: той, нарядъ;
Другой, не нравилась фигура,
Довольно колкихъ замечанiй
Лаура сыпала на дамъ;
Да и сама отъ эпиграммъ
Не ускользнула: притязанiй
Быть первенствующей одной!
LXI.
И точно занята собою!
Лаура, съ радостнымъ лицомъ,
Выслушивала, какъ кругомъ
Ей комплименты расточались,
То прямо, то издалека.
И женщины, изподтишка,
Какъ, въ эти лета, столько ей
Иметь поклонниковъ, ей-ей!....
LXII.
Но, говорили межъ
Мужчины эти - чудаки!
И такъ развратный что толпою
Къ такимъ безстыдницамъ въ силки
Летятъ охотно! нетъ имъ дела,
Что въ молодости красота;
Морочить только бъ ихъ умела.
И этимъ тварямъ оттого,
Прельщать," не стоитъ ничего!
И въ правду, я не постигаю,
Какъ женщины-кокетки.... Но
Остановлюсь! не то, ужъ знаю,
Накликать могъ бы, неравно,
Вотъ, если бъ я аббатомъ былъ,
Ужъ какъ бы тутъ заговорилъ!
Но полно! и повествованье,
Покаместъ будемъ мы опять,
LXIV.
И такъ, когда всехъ озирая
И пересмеивая всехъ,
Приличье даже забывая,
И на себя темъ обращала
Вниманье общее: и въ ней
Досада дамъ знакомыхъ ей,
Тожъ недостатки замечала,
Ей вымещала - съ барышкомъ.
LXV.
А между-темъ, въ толпе блестящей
Первейшихъ щеголей предъ ней,--
Какъ предъ Мадонною своей,
Одинъ - съ особеннымъ вниманьемъ,
Взоръ на Лауру устремлялъ,
И на минуту не спускалъ
Онъ ловко роль свою игралъ:
То Турокъ передъ ней стоялъ.
LXVI.
Лаура, съ тайнымъ восхищеньемъ,
И смуглъ лицемъ, и обращеньемъ,
Страхъ, какъ на Турка походилъ.
А Турковъ любитъ полъ прелестный,
Затемъ, что и они сыны
Прелестный полъ, какъ всемъ известно,
Престрастно любятъ; хоть ихъ женъ
Уделъ и больно не красенъ!
LXVII.
Обходятся, - pardon, mes dames!--
Какъ съ лошадьми, или другими
Животными! По ихъ правамъ,
Иметь ихъ могутъ столько, сколько
Достатокъ каждаго въ разсчетъ.
Законныхъ же - четыре только
Разрешено кораномъ ихъ;
А то - сверхштатныя у нихъ.
Они на рынкахъ ихъ скупаютъ,
И, подъ надзоромъ сторожей,
Въ свои гаремы запираютъ,
Где ужъ никто тогда не смей
Не могутъ съ ними говорить!
Не правда ль, что не можетъ быть
Ужъ ничего гнусней и гаже
Такихъ обычаевъ; что срамъ
LXIX.
Не весело турецкимъ женамъ
Такую жизнь всегда вести,
Где, равнодушный къ вздохамъ, стонамъ,
Какъ аргусъ сторожитъ, не дремля,
И безпрестанно, день и ночь,
Долгъ исполняя свой точь въ точь.
Чуть шорохъ - голову подъемля,
Обходить рундомъ весь гаремъ.
LXX.
И отъ такого заключенья,
Все, все, бедняжки, до одной,
Оне теряютъ вскоре свой
Румянецъ, свежесть, и бледнеютъ!
Да какъ беседы ни одинъ
Не любитъ важный Муслеминъ,
Другихъ занятiй, какъ - есть, пить,
Да наряжаться и любить.
LXXI.
Запрещено имъ даже чтенье;
Имъ ни о чемъ, а въ сочиненье
Пускаться, грамотными быть...
Избави ихъ Аллахъ! и, стало,
Нетъ, между ними, ни одной
Въ чернилахъ пальчики марала,
И умничала, какъ, не разъ,
Встречать случается у насъ.
LXXII.
Какими, нашъ прелестный полъ,
Не редко пользуясь безъ нужды
Съ приличiй колеи сошелъ,
Затворницы гаремовъ, только
И въ мiръ наукъ, для нихъ чужой,
Ужъ не заносятся нисколько;
И потому, нетъ между нихъ,
Педантовъ скучныхъ и пустыхъ.
И сами Турки не умнее,
Непросвещенней женъ своихъ:
По нихъ - нетъ ничего скучнее,
Ученыхъ и безумныхъ книгъ!
У нихъ и въ заведеньи нетъ
Книгъ, ни журналовъ, ни газетъ;
Для нихъ прiятней изъ кальяна
Благоуханный дымъ пускать,
LXXIV.
О, край невежества счастливый,
Любви и лености страна!
Отбросивъ лишь надзоръ ревнивый,
Напоминаешь, какъ живали
Когда-то, въ-старь, когда умы
Не знали нравственной чумы,
И вздоровъ, вракъ не сочиняли,
Но станемъ продолжать разсказъ.
LXXXV.
Не взоромъ, впрочемъ, мусульманскимъ
Лауру Турокъ пожиралъ!
Ей, будто, высказать желалъ:
Я делаю вамъ много чести,
Любуясь вами! дайте жъ мне!
Налюбоваться ужъ вполне
Сказать вамъ, милая моя,
Очаровали вы меня!
LXXVI.
И если только могутъ взоры
То этотъ Турка взоръ, который
Такъ живо выражалъ всю страсть,
Лауру долженъ былъ, конечно,
Какъ разъ собою покорить!
Ее съ пути и такъ сердечно
Любила графа своего,
Что - не боялась никого!
LXXVII.
Всемъ дамамъ, этою порой,
Скорей, советовалъ бы, съ бала
Спешить домой! Спешить домой!
Не то, какъ солнце ихъ застанетъ
Огни погасятся, - беда!
Пускай тогда на нихъ кто взглянетъ,
При блеске солнечныхъ лучей,
Все - самыхъ призраковъ бледней!
Изъ любопытства я, нередко,
Любилъ, бывало, до конца,
На бале оставаться, метко
Подстерегая цветъ лица
И что же? все, увы! оне
Прежалкими казались мне,
Отъ освещенiя дневнаго!....
Хотя бы выдержать одна
LXXIX.
Лаура жъ это очень знала,
Что безразсудно было бъ ей
Остаться до последка бала,
И семь часовъ пробывъ тамъ сряду,
Подумала: пора домой!
Графъ подалъ шаль, и межъ толпой
Ужъ пробрались но, на досаду,
Не могутъ, где должна бъ ихъ ждать.
LXXX.
Все эти плуты гондольеры,
Страхъ, какъ на нашихъ кучеровъ
Одной все держатся: съ плотовъ
И съ пристаней они сгоняютъ
Другъ друга сплошь, и не хотятъ
Ни шагу уступить, кричать,
И драки страшныя порой,
Не хуже, какъ въ кулачный бой.
LXXXI.
И какъ полицiя за ними
Не удержатъ ихъ никакими
Ей средствами, такъ что беда!
А даже часто достается
Самой полицiи, отъ нихъ,
Зато, который попадется,
Поплатится спиной своей,
Чтобъ былъ въ другой разъ поумней!
LXXXII.
Гондолу кой-какъ отыскавъ,
Плыветъ по дремлющимъ каналамъ,
Съ своей подругой страстный графъ;
А между-темъ, какъ будитъ волны
Они свой занимаютъ умъ,--
Прiятныхъ впечатленiй полный,--
Сравненьемъ баловъ, техъ, другихъ,
Какъ веселилися на нихъ.
Танцоровъ, дамъ, и ихъ наряды,
Все перебрали, и, притомъ,
Кто на кого бросалъ тамъ взгляды.
Но вотъ и день. - И предъ крыльцомъ
Остановились.... Но глядятъ,
Съ Лаурой графъ, - и въ жаръ и въ хладъ
Ее бросаетъ! Слабость пола!
И здесь - въ нее свой взоръ вонзилъ
LXXXIV.
Графъ бровь нахмурилъ, и съ досадой
Поспешно подошелъ къ нему:
Чего вамъ, сударь мой, здесь надо?
Что всюду следомъ вы за нами!
Но извините.... Можетъ-быть,
Ошибкой здесь.... Такъ пособить
Весьма легко
Вы понимаете меня?
Не то, понять заставлю я!
LXXXV.
Не безпокойтеся напрасно!
Я знаю, где я. Вотъ прекрасно!
Я у себя. Онъ продолжалъ:
Угрозъ же не боюсь ни мало;
И, какъ узнаете сейчасъ,
Моя жена! Лица не стало
Тутъ на Лауре. О, испугъ!
То Беппо! то ея супругъ!
LXXXVI.
Услышавъ голосъ муженька,
Упала бъ въ обморокъ, не зная,
Что делать) Робость не ловка!
Но сметливой Италiянке
Ей ничего не нужно пить,
Ни нюхать спиртъ въ граненой стклянке.
LXXXVII.
Такъ и Лаура поступила:
Да только всехъ святыхъ долила,
Чтобъ буря какъ-нибудь прошла!
Но графъ, догадливъ чрезвычайно,
Чуть незнакомецъ объяснилъ,
Его въ покои, чтобъ случайно.
Не сделаться имъ всемъ порой,--
Забавной сказкой городской!
LXXXVIII.
Обыкновенье Мусульманъ,
Подать велелъ, стулъ придвигая,
Скорее кофе и кальянъ.
Лаура, между-темъ, подсела
Съ нимъ разговоръ, какой могла,
И быть любезною хотела,
Стараясь гостя занимать,
Чтобъ не давать ему скучать.
Скажи же, Беппо, какъ, откуда
Сюда ты прибылъ?"... Но, теперь,
Не иначе ль зовешься? Худо
Не быть такъ долго.... и, поверь,
Съ ума совсемъ я не сошла!
Со дня на день тебя ждала.
Какую жъ бороду, мой милой,
Ты отростилъ! О, признаюсь,
ХС.
Неужли сталъ ты, въ самомъ деле,
Ужъ Турокъ?... Стало, и сераль
Завелъ ты? Много ль женъ доселе?
Мне подаришь ее, конечно?
Да правду ль говорятъ про васъ,
Что вы, - я слышала не разъ,--
Народъ такой безчеловечной!
И строги, Боже васъ прости!
ХСІ.
Но где жъ ты былъ все это время?
Что делалъ? разскажи скорей!
Ужъ, верно, выбрито!... ей-ей,
Ты настоящiй Мусульманинъ!
Но бороду ты долженъ сбрить;
Здесь не зачемъ ее носить,
Ты съ этой длинной бородой
Да скинь и свой нарядъ смешной!
ХСІІ.
А то, пожалуй, кто ни встретитъ
Смеяться будетъ Да ужъ светитъ
И проседь у тебя, другъ мой!...
Какъ постарелъ ты съ дня разлуки!
Ахъ! если бъ зналъ ты, какъ и я
Такъ было грустно, что со скуки,
Хоть умереть! Но наконецъ
Привелъ тебя сюда Творецъ!
XCIII.
Но что ей Беппо отвечалъ,--
Когда вопросами душила,--
Не знаю. Чуть ли не молчалъ,
Свободу полную давая
Да только дымъ, по временамъ
Клубами на нее пуская,
Быть-можетъ, на судьбу ропталъ,
Что долго дома не бывалъ.
Но вскоре разсказалъ ей Беппо,
Про приключенiя свои,
Какъ былъ онъ, бурею свирепой,
Заброшенъ на берегъ земли,
Но где ни камешка теперь
Нетъ отъ нея, и даже зверь
Не знаетъ скрыться где отъ зноя;
Да какъ въ неволю онъ попалъ,
XCV.
Но, наконецъ когда пристала
Въ заливъ соседнiй, на грабежъ,
Пиратовъ шайка, - онъ ни мало
И сделался тамъ ренегатомъ;
Жизнь удалую полюбилъ;
Когда жъ богатствъ онъ накопилъ,
Про край свой вспомнилъ, и пиратомъ
Скучать ужъ сталъ по временамъ.
XCVI.
Тутъ сталъ онъ реже заниматься
Такимъ постыднымъ ремесломъ;
Отъ буйной братьи, и, потомъ,
Когда, какъ Крузое, порою,
Одинъ по острову бродилъ,
Нашелъ корабль, что въ Корфу плылъ.
Богатство все свое забравъ,
Пустился въ море, целъ и здравъ.
XCVII.
Корабль былъ легкiй и уютный,
Подъ парусъ ветеръ дулъ попутный,
И вскоре, жаждущимъ глазамъ,
Брега Корфу во тьме предстали....
Тутъ Беппо, ведая о томъ,
Что ренегатомъ былъ, узнали,
Была бъ беда! назвался онъ
Купцомъ турецкимъ. - Былъ смышленъ.
ХСVIII.
Избавлсь тамъ отъ всякихъ бедъ,
Ведомый счастливой звездою,
Вотъ прибылъ, после многихъ летъ,
Въ свою Венецiю родную,
На домъ свой, веру; но сперва
На милую жену младую,
Съ которою такъ долго онъ
Былъ, до несчастью, разлученъ.
Хотя жъ, сначала, и смутился,
Но, вскоре, онъ утешенъ былъ;
Съ своей Лаурой помирился
И тотчасъ шаль ей подарилъ.
Что вновь на родине своей,
Нашелъ жену, нашелъ друзей,
Онъ въ тотъ же день всю иноверца
Одежду скинулъ, и, одетъ
С.
По всей Венецiи богатый
Счастливецъ Беппо прогремелъ;
Его забытыя палаты
Друзей угащивать столами.
Пошли обеды, вечера,
Где веселились до утра;
За танцами, да за пирами,
Смеялись.... Но онъ былъ богатъ!
CI.
Да, впрочемъ я не верю слепо
Всему, что люди говорятъ.
Былъ редкой человекъ: онъ радъ
Былъ всякому, кто только руку
Ему пожметъ, да и, притомъ,
Какую, на веку своемъ,
Зато, подъ старость, наконецъ,
Прямой онъ сделался мудрецъ!
СIІ.
Во всемъ судьбе своей послушный,
И толки света равнодушно,
Добрякъ, сквозь уши пропускалъ.
Любилъ Лауру очень нежно,,
Ее разсказами смешилъ;
Все жилъ довольно безмятежно;
Что жъ удивительней всего:
Графъ первымъ другомъ былъ его!
CIII.
Благодарю васъ, господа!
Хотя читатель, безъ сомненiя,
За отступленье иногда,
Нахмуря брови и зевая,
Но верьте: право, мудрено
Порой бываетъ, развивая
Разсказъ свой, мысля удержать
И за черту не проскакать.
"Сынъ Отечества", No 4, 1842