| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1818 |
| Категория: | Поэма |
| Входит в сборники: | Из "Чайльд Гарольда" Стихотворения Байрона (разные переводчики) |
| Связанные авторы: | Григорьев А. А. (Переводчик текста) |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Странствия Чайльд-Гарольда (только первая песня)
СТРАНСТВІЯ ЧАЙЛЬДЪ-ГАРОЛЬДА
РОМАНЪ ВЪ СТИХАХЪ ЛОРДА БАЙРОНА
(посвящается П. А. Плетневу)
Вселенная - нечто вроде книги, которой вы прочли одну первую страницу, если видели только свою страну. Я перелистовалъ довольно много страницъ и все нашолъ довольно плохими. Этотъ пересмотръ былъ для меня не безплоденъ. Я ненавиделъ свою родину. Мерзости разныхъ народовъ, посреди которыхъ я жилъ, меня съ ней помирили. Еслибы я не извлекъ никакой другой пользы изъ моихъ путешествiй кроме этой, я все-таки не пожалелъ бы ни объ издержкахъ, ни объ усталости.
КЪ ЯНТЕ (1)
Ни въ техъ странахъ, где я блуждалъ мечтая,
Хоть тамъ краса давно слыветъ чудесной;
Ни въ грезахъ сна, хоть образъ безтелесной
Повсюду ищетъ сердце, - никогда я
Не зрелъ тебе подобной! Тщетно я бы
Подвижность чертъ передавать словами
Хотелъ. Слова для видевшаго слабы
О если бъ та же целый векъ была ты"
Необманувъ надеждъ весны прекрасной:
Краса съ душою чистою, хоть страстной,
Любви кумиръ земной, но не крылатый,
О! верно та, кто съ нежностью лелеетъ
Расцветъ красы твоей, его мерцаньемъ
Любуется какъ радуги сiяньемъ,
Которое весь мракъ земныхъ скорбей разсеетъ.
Что вдвое старше я тебя летами:
Я созерцаю тихими очами
Расцветъ красы - и не сгораю страстью.
Блаженъ, что не узрю я увяданья;
Сердца испепелятся отъ сiянья
Твоихъ очей, - избегну злой судьбы а
Неразделимаго съ любовiю страданья!
О пусть они, твои газельи глазки,
Блуждающимъ приветомъ тихой ласки,
То гордо прямо светомъ ослепляютъ,--
Пусть пробегутъ страницы этой сказки
Съ улыбкой - не любви, во дружбы нежной!
Тебе, столь юной, песнь мою: вплетаю
Въ венецъ мой я цветокъ лилеи белоснежной.
И съ песнью о Гарольде можетъ-статься
Навекъ отныне имя Янты слито;
Последнее, что будетъ позабыто.
Когда же дни мои сочтутся въ мiре,
Перстами феи прикоснись порою
Къ замолкшей, твой расцветъ воспевшей лире!
У дружбы, есть права надъ памятью людскою.
(1) Леди Чарлотте Гэрлей, дочери графа Оксфорда, которой въ эту эпоху (въ 1812 году) былъ еще только одинадцатый годъ.
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
I
О муза, бредъ иль вымыселъ певцовъ,
Всехъ жалкихъ лмръ истертая отрада!
Я не зову тебя съ твоихъ верховъ...
И я скитался вдоль реки хваленной,
Где кроме водъ все полно жизнью сонной
И ни одной изъ девяти, ей-ей!
Для сказки я пустой не разбужу моей.
II
Который въ добродетели стезяхъ
Не обреталъ отрадъ! Деламъ разврата
День посвящалъ, пугливой ночи страхъ
Внушалъ онъ буйствомъ. Долженъ откровенно
Погрязъ онъ, негодяй былъ совершенно;
И въ сей юдоли лишь одно любилъ:
Наложницъ, оргiй шумъ - да всехъ сортовъ кутилъ.
III
То имя, и отколе велъ онъ родъ -
Я не скажу вамъ. Имя то народъ,
Въ века былые чтилъ: чего-жъ вамъ боле?
Но имя сколь ни славно будь, порой
Старинный гербъ, ни лживыя хваленья
Въ стихахъ продажныхъ, въ прозе заказной
Не могутъ срама скрыть, очистить преступленья.
IV
Какъ всякiй мотылекъ порхалъ, не зная,
Что краткiй день его въ единый часъ
Способна отравить судьбина злая.
Но Чайльдъ и трети дня не пережилъ,
Изъ всехъ земныхъ мученiй: пресыщенье!
И сталъ ему родимый край постылъ,
Пустынней и мрачней, чемъ кельи заточенье.
V
Охоты къ исправленью не имея;
Вздыхалъ предъ всеми, хоть одну любилъ,
И ту - увы! - не могъ назвать своею...
И счастье, что судьба не отдала
Кемъ для блудницъ бы кинута была,
Кто буйно-бъ расточилъ ея
Чуждъ мирныхъ радостей домашняго угла!
VI
Ему бежать хотелось отъ пировъ;
Слеза бы, говорятъ, порой скатилась
Изъ глазъ его, когда бы ихъ зрачковъ
Не леденила гордость. Мрачнымъ горемъ
И край родной покинуть вдругъ решилъ
Для жаркихъ странъ за дальнимъ синимъ моремъ.
Отъ скуки звать беду, плыть въ адъ готовъ онъ былъ.
VII
Покинулъ. Замокъ мрачный былъ тотъ домъ,
Столь ветхiй, что казалось рухнетъ скоро,
Но массы сводовъ крепки были въ немъ.
Почтенный монастырь! Ему, въ которомъ
Пафосскихъ девъ нескромнымъ разговорамъ
Пришлось и, если сказкамъ доверять,
Былую жизнь своихъ монаховъ повторять.
VIII
Чело Гарольда странною тоской
Мрачилося. Была ли это дума
Вражды смертельной, страсти роковой -
Никто не зналъ и не мечталъ дознаться;
Изъ мягкихъ душъ, привыкшихъ изливаться;
Советовъ не искалъ онъ въ муке злой
И дружбы не хотелъ участьемъ утешаться.
IX
И ближнiе и дальнiе бывало
На пиршествахъ его, постыдно льстя,
Бездушные толпились объедалы.
Никто!.. И ни одна изъ всехъ красотъ
Блескъ пышности влечетъ всегда Эрота,
И женщина какъ муха къ свету льнетъ:
Что ангелу не взять, Маммонъ всегда возьметъ.
X
Онъ не забылъ, но съ нею не простился;
Была сестра, но въ странствiя свои
Неповидавшись съ нею онъ пустился;
Друзей, коль были, безъ прощанья онъ
Что съ грудью онъ стальною былъ рожденъ.
О! если вамъ что мило въ свете, знайте
Прощанье для души не лучше похоронъ.
XI
И девъ, способныхъ прелестью своей,
Очей лазурью, роскошью кудрей.
Плечъ белизною снежной въ искушенье
Ввести........., пылъ юной крови въ немъ
Наполненные дедовскимъ виномъ:
Безъ вздоха все оставилъ онъ, влекомъ
Желаньемъ плыть къ странамъ востока отдаленнымъ.
XII
Нести его отъ родины. Теряясь
Вдали, утесовъ белыхъ меркнетъ рядъ,
Для взора съ пеною валовъ сливаясь.
И Чайльдъ быть-можетъ ощутилъ тогда
Затихла дума, и его уста
Для жалобъ немы пребыли, когда
Кругомъ все въ ужасе металися стеная.
XIII
Онъ лютню взялъ, изъ коей временами
Онъ, неучась, умелъ глубокiй звукъ
Извлечь своими гибкими перстами.
И пробежали пальцы по струнамъ,
Корабль стрелою несся по волнамъ
И берегъ все тусклей мелькалъ очамъ,
А онъ морскимъ валамъ пелъ песню разставанья.
I
Въ волнахъ ужь берегъ тонетъ;
Свиститъ и воетъ ветръ ночной
И чайка дико стонетъ.
Уходятъ солнце въ дальнiй край"
Прощай же солнце и прощай"
Прости мой край родимый!
II
Заутра вновь оно взойдетъ,
Увяжу море, неба сводъ,
Но не страну родную.
Покинутъ мной домъ старый мой,
Въ немъ плесень все покроетъ;
Песъ у воротъ завоетъ.
III
Поди ко мне ты, пажикъ мой!
О чемъ твое рыданье?
Да бездны колыханье?
Отри ты слезы: крепокъ нашъ
Корабль; онъ не потонетъ
И мчится быстро; насъ, мой пажъ,
IV
"Пусть воетъ ветръ и волны пусть
"Бушуютъ - нетъ мне дела 1
"Но не дивись, сэръ Чайльдъ, что грусть
"Мне душу одолела.
"Съ роднымъ отцомъ разстался я
"Да съ матерью любимой:
"Они одни моя друзья,
"Да ты... да Богъ незримой.
"Безъ жалобъ смогъ отецъ мне дать
"На путь благословенье,
"Но матери не осушать
"Очей до возвращенья!"
Понятны слезы... Боже!
Съ такой невинною душой
И я бы плакалъ тоже.
VI
Ты бледенъ: что съ тобою?
Боишься ль Франка ты врага,
Или валовъ прибою?
"Не думай ты, сэръ Чайльдъ, что я
"За жизнь свою робею...
"Но лишь придетъ на умъ семья,
"Невольно я бледнею.
VII
"Жену съ детьми въ родной стране
"Я бросилъ уезжая...
"Коль дети спросятъ обо мне,
"Что скажетъ имъ родная?"
Слуга мой верный, правъ ты, правъ!
И чту твою печаль я;
Смеясь пускаюсь въ даль я.
VIII
Жены ли, любовницы ли чьей
Не много стоитъ горе,
Другой осушитъ вскоре.
Не жаль мне ровно никого
И въ томъ мое проклятье,
Что нетъ на свете ничего,
IX
И вотъ одинъ на свете я
Въ широкомъ, вольномъ море...
Кому печаль судьба моя?
Пусть воетъ песъ! Его чужой
Накормитъ, приласкаетъ...
Когда вернуся я домой,
Онъ на меня залаетъ.
Лети, корабль, и глубину
Ты разсекай морскую:
Неси въ любую сторону,
Лишь не въ мою родную!
Когда же голубая
Наскучитъ зыбь, - приветъ степямъ!
Прощай, страна родная!
XIV
Ушла изъ глазъ, а глубина бурлива
Безсоннаго Бискайскаго залива.
Четыре дня прошло тяжолыхъ, но
На пятый взорамъ новый брегъ мелькаетъ,
Струй золотыхъ обычну дань ввергаетъ,
И лузитанскiй кормчiй ужь встречаетъ
Корабль, несущiйся средь пажитей и нивъ.
XV
Какъ щедро небомъ край благословленъ!
Что за плоды въ тени деревъ прохладной,
Что на холмахъ за видъ со всехъ сторонъ!
Но все дары осквернены людскою
Всевышнiй громомъ грянетъ въ день суда,--
Громъ разразится местiю тройною
Надъ гальской, племенамъ враждебною ордою (1).
(1) Чайльдъ-Гарольдъ - (кроме последней песни) писанъ во время владычества Наполеона, борьбы съ нимъ Англiи и Героической нацiональной войны Испанiи. Почти все последующiя строфы содержатъ въ себе намеки на событiя того времени.
Въ какой красе предъ взоромъ Лиссабонъ
Раскинутъ! Какъ онъ весело глядится
Въ потокъ, который золотомъ струится
Въ мечтахъ певцовъ! Державный Альбiонъ
И лузитанскiй берегъ охраняетъ
Могучею рукою; а народъ
Ту руку и лобзаетъ и клянетъ,
Которая его отъ хищника спасаетъ.
Но только путникъ на берегъ сойдетъ,
Онъ городъ, раемъ издали небеснымъ
Казавшiйся, озлобленно клянетъ,
Испуганъ безобразьемъ повсеместнымъ.
Зловонной неопрятности заразой;
И нисшiй классъ, и даже светъ большой,
Въ грязи весь векъ, сжились съ нечистотой,
Какъ поражонные египетской проказой.
О жалкiе рабы, которыхъ край
Природа наделала чудесами!
Вотъ передъ взоромъ Синтра: дивный рай
Долинъ, пересекаемыхъ горами...
Хоть въ половину то, что смертный взглядъ
Безсмертными чаруетъ красотами
Въ краю волшебномъ, где осуществленъ
Элизiумъ, певцовъ великолепный сонъ.
Утесы мрачные, съ монастырями,
Повисшими на скатахъ ихъ вершинъ;
Мохъ, потемненный жгучими лучами,
Кусты безъ света въ глубине долинъ;
Потоковъ горныхъ брызги; апельсинъ,
Средь зелени какъ золото горящiй;
Тамъ ветви изъ, тутъ виноградъ виситъ: -
Разнообразiемъ великолепный видъ!
Кривой тропинкой подымаясь въ гору,
Оглядывайтесь чаще вы назадъ...
Что вверхъ ни шагъ - являться будетъ взору
Все новый рядъ картинъ. Достигнувъ вратъ
"Мадонны всехъ скорбящихъ",
Войдите. О мощахъ вамъ черный братъ
Поведаетъ, о мертвецахъ бродящихъ,
О томъ, какъ тутъ въ пещерахъ близлежащихъ
Онорiй обращалъ для рая землю въ адъ.
А тамъ и сямъ, скользя надъ страшной бездной,
Вы по тропинке встретите кресты
Изъ дерева: - не набожности местной,
Кровавыхъ делъ непрочные следы:
Погибла жертва, верно водружавъ
Подобный крестъ; въ горахъ, въ долинахъ онъ
Не редкость. Жизнь въ краю блаженномъ ономъ
Не обезпечена заботливымъ закономъ.
Въ долинахъ ли, на скатахъ ли холмовъ,
Повсюду видны замки величавы:
Жилище королей - прiютъ цветовъ
Пустынный ныне; но бывалой славы
Тамъ свой дворецъ построилъ Ватекъ, ты (1),
Богатый сынъ Британiи, на диво
Векамъ, - забывъ, что миръ души пугливо
Бежитъ отъ прихотей роскошной суеты.
(1"Vatheck - говоритъ Байронъ - одна изъ книгъ, которыя наиболее нравились мне въ моей молодости."
ХXIII
Здесь жилъ ты, здесь подъ сенью горъ ты планы
Роскошныхъ наслажденiй создавалъ!
Но ныне, какъ проклятiю преданный,
И путаясь въ растительности дикой
Безплодныхъ травъ, до портиковъ и залъ
Съ трудомъ доходишь, новый и великiй
Урокъ тщеты всехъ вашихъ благъ земныхъ!
XXIV
Вотъ замокъ, где сходился окаянный
Советъ вельможъ - британцу гнусный видъ (1)!
Безумства дiадимою венчанный,
Въ порфире изъ пергамента, съ печатью
И чернымъ свиткомъ. Демонъ имъ клеймятъ
Родовъ великихъ много; и проклятью
Ихъ обрекая, доблестныхъ именъ
(1) Замокъ маркиза Марьяльвы, где была подписана синтрская конвенцiя.
XXV
"Конвенцiя" зовется гномъ сей гнусный.
Въ Марьяльвскомъ замке мозга онъ лишилъ
И обратилъ веселье въ ропотъ грустный.
Трофеи войнъ попрала Глупость тутъ,
Надъ силой насмеялся Ковъ искусный:
Напрасно лавры для вождей цветутъ,
Здесь победителямъ, и побежденнымъ горе.
XXVI
О Синтра! Бриттъ при имени твоемъ
Со дня того почтеннаго синклита
Лицо министровъ нашихъ съ меднымъ лбомъ.
Какъ дело это назоветъ потомство?
Передъ судомъ племенъ не стыдъ ли намъ,
Что побежденныхъ отдало врагамъ
И насъ за то въ векахъ не ждетъ ли вечный срамъ?
XXVII
Такъ думалъ Чайльдъ, бродя въ уединеньи
По высямъ. Мiръ сiялъ какъ рай земной
Непостоянней ласточки въ стремленьи,
И надъ собой тогда ему не разъ
Случалось быть въ моральномъ размышленьи;
Презренiе разсудка строгiй гласъ
Но отвращался взоръ отъ истины обидной.
ХXVIII
Въ путь, въ путь! Бежать решился онъ, бежать,
Отъ мирныхъ местъ, где снова ощущала
Въ продажныхъ ласкахъ и на дне бокала
Отрадъ не станетъ. Въ даль онъ путь стремитъ,
Скитальчеству конца неполагая,
И не одна предъ нимъ страна чужая
Пока въ немъ опытъ пылъ сердечный охладятъ.
XXIX
Его задержитъ Мафра на мгновенье:
Помешанной властительницы домъ (1),
И бальный шумъ сменяло клира пенье -
Монастыря и суеты смешенье!..
И съ роскошью такою тутъ чертогъ
Воздвигнутъ вавилонскою блудницей,
Греха, прикрытаго блестящей багряницей.
(1) "Ея величество - пишетъ Байронъ въ заметкахъ - сошла съ ума, докторъ Уиллисъ, столь искусный въ леченiи королевскихъ череповъ, не сладилъ съ ея черепомъ." Королева скончалась въ 1816 г. въ Бразилiи.
XXX
По злачнымъ доламъ, по крутымъ холмамъ,
По радующимъ взоры сторонамъ
Гарольда путь широкiй разстилался.
О, пусть ленивцамъ жажда странствiй - вздоръ:
Имъ, непривыкшимъ съ кресломъ разставаться,--
И не вдыхать свободный воздухъ горъ,
И жизни новою струей не упиваться!
XXXI
Холмы бледнея скрылися вдали -
Сменилась безграничныя равнины,
И безъ конца предъ взорами легли
Испанiи поля и луговины:
Стадъ мягкорунныхъ пажити, купцамъ
Пастухъ вооружился здесь за стадо:
Враги въ краю; изгнать иль покориться надо.
XXXII
Где Лузитанiя сошлась съ сестрой,--
Царицу разделяютъ тутъ съ царицей
Не Тагъ своей могучею волной,
Не сумрачной Сiэрры высь крутая,
И не стена громадная Китая
Ни скалъ, ни горъ, на те похожихъ горы,
Которыя страшатъ-на грани гальской взоры.
XXXIII
Между двухъ царствъ чуть видной полосой
Едва онъ и по имени зовется!
А тамъ за нимъ, склонясь на посохъ свой,
Пастухъ съ ленивой гордостью взираетъ
На мирный токъ, который разделяетъ
Въ Испанiи какъ знатный дворянинъ,
И лузитанскаго раба онъ презираетъ.
XXXIV
Но лишь рубежъ ничтожный перейденъ,
Вамъ слышится немолчно бурный стонъ,--
Реки въ романсахъ древнихъ знаменитой.
Вступили рыцари и мавры въ бой,
Доспехами сiяя, тутъ бывало;
И были поглощаемы порой
Чалма и шлемъ одной кровавою волной.
XXXV*
Испанiя, страна чудесъ и славы!
Когда толпы чужiя въ край родной
Предательски призвалъ родитель Кавы (1)
И готфской кровью красились ручьи?
Въ тотъ векъ борьбы, победны и кровавы
Гоня враговъ до крайняго предела -
И предъ сiянiемъ креста луна бледнела,
(1) Имя дочери графа Хулiана, призвавшаго въ Испанiю мавровъ.
XXXVI
Единый вечный памятникъ герою!..
Века граниты обращаютъ въ пыль:
Хранится подвигъ песнiю простою.
О, Гордость! съ неба взоры да сойдутъ
Распались камни, хартiи гнiютъ"
Замолкла лесть, клевещетъ позднiй судъ
Исторiи - тебе преданiе защита!
XXXVII
Зоветъ богиня рыцарства и браня.
Но не копье, какъ встарь, у ней во длани,
Не съ гривой шлемъ колышется на ней:
Сквозь огнь и дымъ орудiй раскаленныхъ
Гудитъ: "впередъ! рази иноплеменныхъ"!
И чтожъ? ужель теперь на бранный зовъ
Возстанетъ менее, чемъ встарь, твоихъ сыновъ?
XXXVIII
Не шумъ ли битвы близко раздается?
Не жертвы-ль погибаютъ подъ мечемъ?
Скорее! Братья падаютъ рядами
Передъ тираномъ и его рабомъ!
Отъ скалъ до скалъ разноситъ вести громъ,
Что тысячи людей не дышатъ боле"
И Битвы ярый духъ царитъ на смертномъ поле.
XXXIX
Кровавые власы на солнце блещутъ...
Перуны смерти длани быстро мещутъ;
Жгутъ очи все, на что ни кинутъ взоръ,
То медленно вращаясь, то сверкая
У ногъ его, злорадно жертвъ считая,
Гiэны лютость ныне утолитъ
Убiйственной резни трехъ нацiй страшный видъ.
XL
(Коль нетъ друзей и братьевъ средь рядовъ)
Сверканье сабель, ружей и штыковъ
И шарфовъ разноцветное смешенье!
Войны борзые ринулись впередъ
Все гонятся... но все ли постигаютъ?
Часть лучшую улова Гробъ беретъ,
Убiйство съ радости теряетъ трудомъ счетъ.
XLI
Три языка подъ сенью трехъ знаменъ
Молитвы къ небу странныя возносятъ.
Победа - кликъ ихъ; лозунгъ - Альбiонъ,
Испанiя и Францiя. Сражаться
Обыкшiй тщетно за другихъ патронъ,
Какъ-будто дома смерти нетъ ихъ боле
И любо утучнить имъ Талаверы поле.
XLII
Но слава дернъ могильный ихъ венчаетъ...
Софизмъ! Что весъ давать пустымъ словамъ?
Орудiя они, и разбиваетъ
Ихъ мирiадами тиранъ, когда
Прокладывая путь себе... куда?
Цель - только призракъ. Собственностью можетъ
Назвать тиранъ лишь гробъ, где червь его изгложетъ.
XLIII
Коня пришпоривъ, мчался странникъ мой,
Кто ведать могъ, о поле грозной славы,
Что на тебе свершится споръ кровавый?
Миръ падшимъ! Да венчаютъ лавры ихъ,
Свидетелемъ столь доблестныхъ иныхъ
Не будетъ похоронъ иное поле,--
Ихъ слава не умретъ въ преданьяхъ вековыхъ!
XLIV
Пусть жизнь они бросаютъ для забавы
Иль ради чести, прахъ ихъ оживить
Безсильной... Тысячи для возвышенья
Тирановъ гибли, съ мыслiю служенья
Наемниковъ наивныхъ смерти честной?
Ждала ихъ гибель въ бунтахъ можетъ-быть,
Иль даже на стезе грабительства безвестной.
XLV
До стенъ Севильи, вольностью надменной...
Увы! вотще! Для ней, для вожделенной,
Добычи хищника ужъ близокъ срокъ...
Красу ея безжалостной стопою
Ему везде дано торжествовать
Съ голодною и буйною ордою:
Иначе-бъ Тиръ не палъ, могъ Илiонъ стоять.
XLVI
Все въ песни тамъ, въ пиры погружены,
И дни въ забавахъ странныхъ расточая,
Не страждутъ ранами родной страны...
Не трубы тамъ звучатъ, - любви цевницы;
Полуночныя водитъ вереницы,
И посреди немыхъ злодействъ столицы
Все такъ же липнетъ грехъ къ готовымъ пасть стенамъ.
XLVII
Съ подругой прячется и обратить
Не смеетъ взоръ на виноградъ свой, жгучимъ
Дыханьемъ войнъ спаленный можетъ-быть.
Не слышны при вечернемъ звездъ мерцанье
Цари! Когда бы радостей вкусить
Вы вашею могли смущенныхъ властью,--
Замолкъ бы барабанъ, и мiръ узналъ бы счастье.
XLVIII
Любви-ль романсъ ихъ песня, гимнъ ли Богу,
Которые съ бряцаньемъ позвонковъ
Имъ сокращали некогда дорогу?
О нетъ: поютъ они "Vivà el rey!" (1)
То дню, въ который черный блескъ очей
Опуталъ королеву властью злою...
Измена рождена Блудомъ въ тотъ день скорбей.
(1) "Vivà el rey Fernando!" - припевъ всехъ испанскихъ патрiотическихъ песенъ той эпохи, направленныхъ противъ прежняго короля Карла, королевы и князя мира (Годоя).
Вонъ на широкомъ, ровномъ поле пашня,
Где по местамъ лишь видится вдали
Скала съ остаткомъ старой маврской башни,--
Копытами израненъ грунтъ земли;
Здесь врагъ стоялъ, былъ станъ иноплеменный!
И вамъ о томъ, какъ смело разнесли
Гнездо дракона, селянинъ разскажетъ
И гордо на
L
И часто будутъ вамъ на всехъ путяхъ
Съ пунцовымъ бантомъ шляпы попадаться (1).
То верный признакъ: другъ идетъ иль врагъ!
Безъ вывески законности въ народъ!
Кинжалъ остеръ и метко въ сердце бьетъ,
Пришлось бы галламъ плохо расчитаться,
Когда бы пушекъ дымъ разсеять могъ
(1) Шляпы съ пунцовой кокардой и съ именемъ Фернанда VII.
LI
Стенаютъ выси мрачныя Морены
Подъ тяжестью воинскихъ батарей.
Достигнуть можетъ, - земляныя стены,
Окопы, рвы налитые водой,
Сторожевыя вахты, палисады,
Складъ пороху подъ каждою скалой,
И ядеръ пушечныхъ трехгранныя громады (1).
(1) Ядра кладутся, какъ известно, пирамидальными кучами.
LII
Все боя ждетъ... Но тотъ, кто низвергалъ
Еще десницы тяжкой не поднялъ.
Даетъ какъ-будто отдыхъ предъ сраженьемъ,
Но скоро легiоны видитъ онъ,
Въ немъ божiй Бичъ признаетъ мiръ въ безсильи.
Раздастся, о Испанiя! твой стонъ...
Оплачешь дорогихъ ты много-похоронъ.
LIII
О неужель я молодость, и силы
Средины нетъ межъ рабства и могилы,
Межъ торжествомъ разбоя и страны
Погибелью! И Власть, что Провиденьемъ
Зовемъ мы, жертвъ не тронется моленьемъ!
Советовъ мудрость, къ родине святая
Любовь, жаръ юности и грудь мужей стальная?
LIT
Свою гитару къ иве привязавъ,
И полъ забывъ и тяжкiй мечъ поднявъ,
Запела песню мщенiя и гнева.
Бледневшая при виде ранъ одномъ,
Пугавшаяся совъ ночного крика.
По теплымъ трупамъ, сквозь огонь и громъ,
Минерва юная какъ Марсъ несется дико.
LV
Вы, кто дивясь теперь о ней расказъ
Вы въ пору мира, еслибъ черныхъ глазъ,
Мрачившихъ черноту ея вуали,
Вы вняли блескъ, речь мягкую слыхали
И зрели кудри длинныя, и весь
На стенахъ Сарагоссы, вы бъ едвали
Ее безстрашную и грозную узнали.
LVI
Любовникъ палъ - не время слезы лить!
Бегутъ свои - ихъ ей остановить!
Врагъ отступилъ - за нимъ она стремится!
Кто друга тень помянетъ какъ она?
Кемъ смерть вождя достойней отмщена?
И галлъ отъ осаждаемой стены
Бежитъ въ смятенiи, сражонъ рукой жены.
LVII
Но ты не амазонкою родилась,
Для чаръ любви, и ежели равна
Мужамъ отвагой, въ бой ты устремилась -
Голубки то врага клюющей гневъ,
За раны голуба. Но чистотою
Затмишь ты съ ихъ докучной болтовнею:
Душой ты выше ихъ, не ниже красотою.
LVIII
Печать перстовъ Любви за ямкахъ щекъ
Гнездо готовыхъ выпорхнуть лобзанiй -
Уста; но храбрый лишь доселе могъ
Коснуться ихъ! Взоръ дикою блистаетъ
Красой, и пусть ей Фебъ ланиты жжотъ:
Кто деве юга северныхъ красотъ
Уныло-бледный видъ и вялость предпочтетъ?
LIX
О вы, края воспетаго востока,
И для циническаго чистыхъ ока,
Я гимнъ пою: - кто гурiю дерзнетъ,
Которою за запертою дверью
Отъ самыхъ ветровъ ревность стережоть,
Испанiи? Здесь, о востокъ! узнай,
Пророка твоего девъ черноокихъ рай.
LX
Парнасъ! не въ грезе мною ныне зримый (1),
Но въ одеяньи сумрачномъ снеговъ,
Подъ высью неба твоего родимой,
Въ величьи дивомъ горной красоты!..
Что я пою, ужель дивишься ты?
Какъ всемъ инымъ - будить былое эхо,
Но музы не летятъ ужь больше съ высоты.
(1) Эти строфы писаны Байрономъ въ Грецiи.
LXI
Незналъ, кто чуждъ всему, чемъ жизнь земная
Возвышена, - мечталъ не разъ, и вотъ
Немею же въ валу твоихъ высотъ,
Стыжуся звуковъ слабыхъ, и когда я
Невольный страхъ мои колена гнетъ...
Я только взоры къ облачной вершине
Стремлю, восторженный, что зримъ ты мною ныне.
LXII
Прикованныхъ судьбой къ родной ихъ дали,
Узреть я могъ ли, хладно-недвижимъ,
Тебя, по комъ незревшiе пылали?..
Пусть Фебъ теперь пещеръ не посетитъ,
Какой-то духъ здесь... онъ досель витаетъ
Въ пещерахъ, въ ветра шелесте вздыхаетъ
И легкою ногой по зыби волнъ скользитъ.
LXIII
Ходъ песни для тебя прервавъ своей,
Испанiи сыновъ и дочерей
Судьбу, родную каждой груди вольной,
Забывъ, - приветъ я приносилъ твоей
За прежнее теперь! Но мне сорвать
Дозволь ты съ древа Дафны листъ лавровый
Въ залогъ, что вновь тебя мне дастся воспевать.
LXIV
О Пиндъ! у исполинскихъ стопъ твоихъ
Не собирались хоры девъ такiе;
Пифiйскiй гимнъ въ восторгахъ неземныхъ,
Достойней андалузянокъ младыхъ,
О Грецiя! зачемъ тамъ нетъ имъ рощъ твоихъ?
LXV
И древностью, - Кадиксъ къ себе сильней
Приманкой милой тянетъ, хоть нестолько
Высокой... Полнъ соблазномъ, о порокъ!
Твой взоръ, о гидра съ ликомъ духа рая,
Чарующею силою не влекъ?
Ты ловишь въ сети насъ, по вкусамъ видъ меняя.
(Сама царица всехъ покорна власти
Проклятаго) - ушли забавы страсти
Изменчива во всемъ, но изначала
Державы центръ Киприда основала -
Возносятъ къ небу здесь дымъ жертвенныхъ огней.
LXVI1
Осветитъ тежъ разгульные пиры,
Несутся песни; новая затея
Безумства старую сменяетъ... Тотъ
Веселыхъ пиршествъ здесь не прерываетъ
Ничто... Обрядъ лишь веру заменяетъ
И съ ханжествомъ любовь здесь объ руку идетъ.
Чтожъ? въ христiаннейшемъ краю каковъ
Сей День? О! торжества на удивленье!
Ломая копья, ноздри раздувая,
И коней ихъ рогами низвергая.
Глазъ женскихъ не страшитъ притворно даже тутъ.
LXJX
Въ тебе ведется... Приоделся твой
Почтенный гражданинъ; мастеровой
Умылся; подмастерье причесался...
Фiакровъ, виски, одноколокъ рой
Въ Гемпстидъ, Брентфордъ, Гарро летитъ стрелою,
Обруганъ злобно вследъ всей пешею толпою.
Катаются, иль такъ же разодеты
Гуляютъ на ричмондскихъ высотахъ,
Зачемъ? Увы! ответъ я дамъ ли вамъ,
Таинственному рогу поклоняться,
Предъ нимъ плясать и пить по целымъ по ночамъ (1).
(1) Насмешка надъ обычаемъ давать клятвы передъ какимъ-то священнымъ рогомъ въ Гайгете.
Какiя градъ Кадиксъ въ себе хранитъ...
Едва лишь девять утра прозвонитъ -
Сейчасъ за четки жители святые,
Единственной) въ немалыхъ преступленьяхъ,
Которыхъ ровно столько же числомъ
Какъ богомольцевъ. Въ циркъ бегутъ потомъ
Ужь циркъ открытъ, арена отперта:
Кругомъ разселись тысячи тесняся...
Труба впервые, заняты места...
Въ науке сердце взорами разить
Спешащiя всегда нетерпеливо...
Самимъ певцамъ луны ихъ незачто винить.
Въ опасный кругъ на статныхъ бегунахъ
Четыре всадника. Блестяще-белой
Плюмажъ на токахъ, шпоры на ногахъ
Они, кругомъ раскланиваясь, къ бою
Готовятся. Победу наградятъ
Восторга кликъ и дамъ приветный взглядъ,
Весь въ золоте, завернутый плащемъ,
Но пешiй, матадоръ въ средине стоя,
Мычащихъ стадъ, но поле боевое
Лишь дротикъ у него. Ему сражаться
Едвали смертный безъ коня решаться!
И часто верный другъ за всадника падетъ.
Труба... Открыто логовище; ждетъ
Толпа немая, страшно замычало
Могучее животное - и вотъ
Вращаетъ очи; звонкимъ землю бьетъ
Копытомъ, но не съ самаго начала,
Не слепо въ бой кидается съ врагомъ:
Вдругъ стадо, взглядъ недвиженъ... Прочь скорей,
Безумецъ юный, и готовь копье ты!
Иль ярость зверя обмануть своей
Лихiе кони!.. Съ пеной у ноздрей
По бедрамъ льется кровь. Копье летитъ,
Вследъ за копьемъ, ярясь отъ боли, онъ мычитъ...
Ни дикiй скокъ мятущихся коней
Не остановятъ пылъ разсвирепелый.
Ничтожно и оружiе людей,
Ужь конь одинъ простертый мертвъ лежитъ;
Другой - съ утробой прорванной, съ кишками
Наружи (страшный видъ!) - еще бежитъ
Отъ ярости и боли изступленный,
Изъязвленный, весь копьями пронзенный,
Невидя, сталъ онъ въ бешенстве немомъ:
И краснымъ передъ нимъ вертятъ плащемъ,
Последнiя онъ силы - тщетный пылъ!
Свирепые глаза ужь красный плащъ покрылъ.
Сочленена, мечъ смертный входитъ,
Стоитъ, вздрогнулъ онъ только, но и здесь
Не отступаетъ передъ смертью злою,
Среди победныхъ кликовъ, безъ стенанiй.
Въезжаетъ колесница, трупъ кладутъ
Торжественно подъ громъ рукоплесканiй
Свирепыхъ игръ забава манитъ деву
Испанiи, и юноше мила:
Привыкъ и знаетъ наслажденья зла.
И хоть теперь фалангою одной
Но кто остались дома. - часто злой
Готовятъ ближнимъ ковъ изъ-за вражды пустой.
Замковъ, дуэньи тощей и сухой"
Всехъ возмущавшихъ душу прежде вздоровъ,
Затей нелепыхъ ревности смешной" -
Кто былъ вольней испанки молодой
(Пока война не вторглась съ разрушеньемъ),
Когда по ветру пышный локонъ свой
LXXXI1
Не разъ и часто мой Гарольдъ любилъ
Восторгъ. Но здесь онъ сердцемъ хладенъ былъ
Непившiй, зналъ во глубине души,
Что какъ бы ни ласкали наслажденья,
Но горечь все на дне они хранятъ -
На красоту онъ не былъ слепъ, но было
То наслажденье мудрости одной...
Не то-чтобъ философiя склонила
На эту душу, - нетъ! но пожираетъ
Въ насъ страсть сама себя и убегаетъ.
Могилу роетъ собственной рукой
LXXXIV
Все созерцалъ онъ неделясь съ толпой,
И онъ бы принялъ въ радостяхъ порой.
Ничто тоски не заглушало злой.
Бороться - и въ уборной молодой
Красавицы въ немъ жаръ поры былой
1.
Не улыбайся мне: бежитъ
Отъ сумрачной души моей
Тебя судьба отъ черныхъ дней
2
Иль знать ты хочешь что тоской
А мне не въ силахъ ты помочь.
3
Не честолюбья глупый сонъ
Влекутъ неведомо куда,--
Но скука, скука мне сквозятъ
Во всемъ что вижу, слышу я.
5
То скука вечнаго жида...
За гробамъ ничего не ждетъ
Миръ вожделенный обрететъ.
6
Кто можетъ отъ себя уйти?
Меня мой демонъ злой - печаль.
7
За темъ, что бросила моя
Да не пробудятся какъ я.
А мне... мне по свету блуждать,
Да мучиться прошедшимъ, другъ,
9
Какихъ? О! мать ихъ на желай
И въ бездну мрачною свой взглядъ,
Въ душе людской таится адъ!
LXXXV
Прощай, Кадиксъ! быть-можетъ навсегда!
Подъ иго все склонялося въ смущенье.
И ежели среди борьбы святой
Убiйства жертвой палъ предатель злой...
Покорностью одни вельможи лишь срамились.
Да, таковы сыны твои, земля
Съ судьбой странной: вольности незная,
Бежитъ дворянство, но толпа возстала,
Рабамъ Измены верная, - своей
Родной земле она оплотомъ стала...
И кликъ ея: война, война хоть до ножей!
LXXXVII
Вы, кто испанцевъ знать вполне хотите,
Внушить лишь можетъ, въ ходъ она пускала:
Отъ топора до тайнаго кинжала -
Лишь-бы сестеръ и жонъ спасти любимыхъ,
О еслибъ хищныхъ ждалъ везде расчетъ такой!
Хотите-ль падшихъ вы почтить слезою?
Взглянуть на долъ кровавый стоитъ вамъ,
Оставьте мертвецовъ безъ погребенья,
Предайте трупы вранамъ на съеденье...
Пусть груды побелевшiя костей
Свидетельствомъ отцовъ великаго сраженья.
LXXXIX
Но дело страшное не решено.
Исходъ предвидеть смертнымъ не дано
Очамъ. Народовъ падшихъ упованье
Испанiи свобода - ихъ возстанье,--
Поработилъ Пизарръ, воспрянетъ съ сей страной.
Ни крови токъ на Талаверскомъ поле,
Ни чудеса Бароссы, ни костей
Увы! еще не искупили воли...
Когда же вновь олива зацвететъ
И все въ краю свободой озарится?
Пока свобода здесь какъ древо возрастетъ!
ХСI
И ты, мой другъ (1
Когда бы подъ мечемъ ты палъ, среди
Товарищей, - слезу-бъ остановила
Безъ пользы и безъ славы, быть забвеннымъ
Лишь сердцемъ быть помянуту моимъ -
(1) Джонъ Уингфильдъ одинъ изъ англiйскихъ офицеровъ, другъ Байрона, умершiй отъ лихорадки.
ХСІІ
Единый лишь все пережилъ мечты!
Дай хоть во сне увидеться съ тобою!
Пусть токи слезъ мне Утро обновитъ,
И пусть воображенiе паритъ
Надъ мирною могилою, пока я
Не стану прахомъ самъ: насъ смерть соединитъ!
Окончена. Кто знать о немъ желаетъ,
Тотъ скоро - если рифмовать слова
"И такъ не много-ль?" можетъ-быть кричитъ
Гарольдъ страны иныя посетитъ:
Остатки лучшихъ дней святого вдохновенья.
АПОЛЛОНЪ ГРИГОРЬЕВЪ
"Время", No 7, 1862