Небо и земля
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Небо и земля

Ангелы - Самiаза, Азазiилъ.

Рафаилъ, архангелъ.

Мужчины - Ной - патрiархъ.

Симъ, Ирадъ - его сыновья.

Женщины - Ана.

Аголибама.

                              Ана.

          Отецъ нашъ спитъ. То часъ, когда те духи,

          Что любятъ насъ, спускаться начинаютъ

          Какъ бьётся сердце!

                              Аголибама.

                              Будемъ продолжать

          Призывы наши.

                              Ана.

                              Звездъ не видно боле -

          И я дрожу.

                              Аголибама.

                              И я, но только не отъ страха:

          Сестра, боюсь что духи не придутъ.

                              Ана.

          Сестра, хоть я люблю Азазiила

          Сильнее чемъ... О, слишкомъ, слишкомъ сильно!

          Что я сказать хотела?... Я преступна!

                              Аголибама.

          Нетъ преступленья въ склонности - въ любви

          Къ небеснымъ существамъ.

                              Ана.

                                        Аголибама,

          Съ-техъ-поръ какъ сталъ любить меня архангелъ,

          Люблю я меньше Бога моего.

          Грешу ли я - я этого не знаю,

                              Аголибама.

          Тогда сойдись съ ничтожнымъ сыномъ праха,

          Пряди, трудись и смертныхъ размножай:

          Ведь Іафетъ тебя такъ страстно любитъ.

                              Ана.

          Будь не безсмертнымъ мой Азазiилъ;

          Его бы я не менее любила,

          Но вышло такъ - и я счастлива темъ,

          Что пережить его не въ состояньи,

          Тогда-какъ онъ, съ минуты той, когда

          Меня не станетъ, вечно будетъ веять

          Безсмертными крылами надъ могилой

          Любимаго земного существа,

          Любившаго его, какъ онъ Егову.

          Подумаю - и смерть мне не страшна!

          Я сожалеть о нёмъ до смерти буду;

          Его жь печаль продлится до конца.

          По-крайней-мере, будь я серафимомъ,

          А онъ земнымъ ничтожнымъ существомъ,

          Она бъ такъ длилась.

                              .

                                        Лучше ты скажи,

          Что онъ тогда другую дщерь земную

          Себе въ подруги выберетъ и будетъ

          Её любить, какъ ныне любитъ Ану.

                              Ана.

          А если такъ случится и полюбитъ

          Она его, то всё же будетъ лучше,

          Чемъ если бъ векъ оплакивалъ меня.

                              Аголибама.

          Когда бы я была такого мненья

          О Самiазе, я бъ его отвергла,

          Хотя онъ духъ и чистый серафимъ.

          Но часъ насталъ: пора начать призывы.

                              Ана.

          О, серафимъ! Средь сферы величавой,

          Звезда ль горитъ твоей безсмертной славой,

          Иль въ вековечныхъ неба глубинахъ

          Стоишь съ семью благими на часахъ,

          Иль окружонный светлыми мiрами

          Стремишь ихъ бегъ могучими крылами -

          Вонми призыву сердца и мечты

          Хотя она ничто передъ тобою,

          Но помни, что ты былъ ея душою.

          Не можешь знать всей горечи ты слёзъ;

          Я жь знаю ихъ, дитя житейскихъ грозъ.

          Твои года - есть вечность роковая,

          Въ твоихъ глазахъ - краса, но не земная

          И ты ни въ чёмъ, кроме любви одной,

          Сочувствовать не можешь мне душой;

          Но всё жь въ душе сознаться ты обязанъ,

          Что существо, чей духъ со смертью связанъ,

          Слёзъ боле жгучихъ не роняло въ прахъ.

          Ты сонмъ мiровъ стопами попираешь

          И на того Всесильнаго взираешь,

          Кто создалъ всё: тебя - гордыни страхъ

          И Ану - всехъ жалчайшую безспорно,

          Изъ вратъ Эдема изгнанныхъ позорно;

          Но всё же, мой крылатый серафимъ,

          Внемли призывамъ пламеннымъ моимъ.

          Любя тебя, я сгибнуть не желаю

          Что въ вечности разстанешься ты съ той,

          Чьё сердце полно было лишь тобой

          Безсмертнымъ. Да, любовь того безмерна,

          Кто, грехъ и страхъ презревши, любитъ верно,

          А чувства те - что сознаю вполне -

          Ужъ въ бой вступить готовятся во мне.

          Прости мне эти мысли и желанья,

          Мне, дочери Адама, серафимъ!

          Печаль и зло - есть смертнаго призванье,

          А радость - рай, носящiйся какъ дымъ

          Предъ взоромъ въ мигъ исполненный мечтанья.

          Но близокъ часъ, мне шепчущiй, что мы

          Пока ещё не брошены средь тьмы.

          Покинь мiры и собственному свету

          Ихъ предоставь, откликнувшись привету.

                              Аголибама.

          Где бъ ни былъ ты, о Самiаза мой -

          Царишь ли ты подъ неба синевой

          Иль мчишься въ бой съ надменнымъ исполиномъ,

          Создавшимъ всё, иль клонишь подъ узду

          Съ пути планетъ сошедшую звезду,

          Чьихъ нивъ жильцы, деля невзгоды мiра,

          Лишь праха роль играютъ средь эфира,

          Иль въ хоре низшихъ ангеловъ святомъ

          Возносишь гимнъ предъ благостнымъ Творцомъ -

          Тебя я жду, могучiй Самiаза,

          Блестящей искръ горящаго алмаза.

          Боготворимъ ты многими - не мной!

          Когда сойти душа твоя стремится

          Къ моей, то съ тучь пора тебе спуститься

          И разделить со мною жребiй мой.

          Хоть я изъ праха создана судьбой,

          А ты изъ искръ священныхъ ореола.

          Сiяющихъ денницей золотой

          На ступеняхъ небеснаго престола,

          Но и твоя отдать не въ силахъ власть

          Мне мной въ любви заслуженную часть.

          Во мне есть лучь, хотя онъ и не можетъ

          Въ лучахъ твоихъ и Господа зажжонъ,

          Хоть долго скрытъ и будетъ онъ быть-можегъ,

          Намъ Ева смерть въ наследство завещала,

          Но, приговоръ отвергнувъ, я возстала.

          Пусть наша жизнь имеетъ свой пределъ,

          Но неужель придётся намъ разстаться?

          Безсмертенъ ты, безсмертье - мой уделъ.

          Я чувствую, что зло и страхъ сметаться

          Ужь начинаютъ вечностью съ меня

          И, словно бездны яростью гремя,

          Мне речь такая въ уши проникаетъ:

          "Внимай, тебя безсмертье ожидаетъ!"

          Не знаю я и не хотела бъ знать,

          Дурного ль мне, хорошаго ли ждать,

          Затемъ-что это тайна Всеблаго во,

          Во тьме времёнъ сокрывшаго сурово

          Источники блаженства и скорбей.

          Онъ изменить насъ только въ состояньи,

          Но не попрать; при мощи всей своей,

          И можетъ съ нимъ бороться, если Онъ

          Борьбы захочетъ. Я могу съ тобою

          Всё разделить и даже жизнь съ тоскою,

          За-то что ты дерзнулъ делить мой сонъ.

          Могу ль я твоего безсмертья устрашиться?

          Пусть жало змiя въ грудь стрелою мне вонзится,

          Но будь съ нимъ только схожъ - я и тогда тебе

          Кольцомъ вокругъ себя позволила бъ обвиться

          Съ улыбкой на устахъ, безсильная въ борьбе,

          Причёмъ проклятiй слать не думала бъ тебе,

          А прижимала бъ лишь лицо къ груди твоей

          И темъ въ неё любви вливала бы элей.

          Иди же, серафимъ, скорее съ тучь спускайся

          И смертной на земле любовью наслаждайся;

          Но если аъ небесахъ блаженство выше есть

          Того, что въ силахъ ты отдать и прiобресть

          Здесь на земле - прощай и въ небе оставайся.

                              Ана.

          Сестра, они летятъ! Мои прозрели очи

          И видятъ, какъ они пронзаютъ сумракъ ночи.

                              .

          Взметая облака и словно насъ маня,

          Они несутъ съ собой светъ будущаго дня.

                              Ана.

          Но если нашъ отецъ, сестра, увидитъ это?

                              Аголибама.

          Подумаетъ, что то заблудшая планета,

          Пришедшая на зовъ владыки адскихъ силъ.

                              Ана.

          Они идутъ! Вотъ онъ! О, мой Азазiилъ!

                              Аголибама.

          Идёмъ навстречу имъ. О, если бъ были крылья,

          Архангелу на грудь я пала бъ безъ усилья!

                              Ана.

          Смотри - они зажгли весь дремлющiй востокъ,

          Какъ солнце изъ-за горъ встающее въ свой срокъ,

          И на ближайшей къ намъ вершине Арарата

          Ужь блещетъ въ семь цветовъ сплетённая дуга,

          Остатокъ ими къ намъ свершоннаго возврата.

          Но мигъ - и скрылось всё, какъ, брызжа въ берега,

          Левiафаномъ злымъ вверхъ поднятая пена

          Со дна пучины злой, прочь рвущейся изъ плена,

          Когда, явясь на мигъ надъ бездною морской,

          Чтобъ вновь сойти на дно пучины роковой,

          Где сонмъ морскихъ ключей спокойно почиваетъ.

                              Аголибама.

          Они ужь на земле.

                              Ана.

                              О, мой Азазiилъ!

                              Ирадъ.

          Не унывай! зачемъ къ молчанью ночи

          Тебе своё молчанье прибавлять

          И горькихъ слёзъ исполненные очи

          Къ звездамъ небесъ безстрастнымъ подымать,

          Когда помочь оне тебе не могутъ.

                              Іафетъ.

          Оне покой мне въ душу проливаютъ:

          Гляжу - и мне всё кажется, что Ана

          И что она, прекрасное созданье,

          Становится всё более прекрасной,

          Когда глядитъ на вечную красу

          Ночныхъ светилъ, созданье Всеблагого.

                              Ирадъ.

          Но, братъ, она тебя не любитъ?

                              Іафетъ.

                                                  Да.

                              Ирадъ.

          И я отвергнутъ былъ Аголибамой.

                              Іафетъ.

          И я о томъ скорблю и сожалею.

                              Ирадъ.

          Пускай она хранитъ свою гордыню,

          Моя жь мне снесть презренье помогла.

          Быть-можетъ ей за-то отплатятъ время.

                              Іафетъ.

          Ужели мысль такая облегчаетъ?

                              Ирадъ.

          Не облегчаетъ, но и не тягчитъ.

          Я отъ души люблю её- и верно

          Её ещё сильнее полюбилъ,

          Когда бъ она взаимностью платила.

          Ея судьбине более высокой,

          Когда она такой её считаетъ.

                              Іафетъ.

          Какой же это?

                              Ирадъ.

                              У меня причина

          Есть думать, что она другого любитъ.

                              Іафетъ.

          Кто - Ана?

                              Ирадъ.

                              Нетъ, сестра ея.

                              Іафетъ.

                                                  Кого же?

                              Ирадъ.

          Не знаю, но всё ясно утверждаетъ

          Въ ней и безъ словъ, что любитъ не меня.

                              Іафетъ.

          Пусть такъ, но Ана любитъ только Бога.

                              Ирадъ.

          Кого бы Ана, братъ мой, ни любила,

          Но если разъ она тебя не любитъ,

          Что пользы въ томъ?

                              Іафетъ.

                              Ирадъ.

          И я любилъ.

                              Іафетъ.

                              Ну, а теперь, когда

          Не любишь ты, иль думаешь, что больше

          Её не любишь - ты счастливъ ли?

                              Ирадъ.

                                                            Да.

                              Іафетъ.

          Мне жаль тебя!

                              Ирадъ.

                              Меня! Но почему же?

                              Іафетъ.

          А потому, что счастливъ ты, лишонный

          Того, что жизнь мне сделала несчастьемъ.

                              Ирадъ.

          Твою насмешку, братъ, я принимаю,

          Какъ плодъ твоей досады на меня;

          Но не хотелъ бы чувствовать, какъ ты,

          За всё людьми накопленное злато,

          Которое доставили бы мне

          Стада отца, сменённые на жолтый

          Металлъ земли злыхъ Каина сыновъ.

          Негодными отбросками земли

          За молоко и шерсть, плоды и мясо,

          За всё, что намъ даютъ стада и нивы!

          Иди и шли свои на небо вздохи,

          Какъ волки вой свой дикiй на луну;

          А мне пора на отдыхъ.

                              Іафетъ.

                                        Я и самъ бы

          Пошолъ съ тобой охотно отдохнуть,

          Когда бъ покой надеялся найдти.

                              Ирадъ.

          Такъ ты къ шатрамъ отцовскимъ не вернёшься?

                              Іафетъ.

          Нетъ, я пойду въ пещеру, чьё отверстье,

          Какъ говорятъ, ведётъ въ средину мiра,

          Чтобъ выходомъ служить для духовъ праха,

          Когда они выходятъ на поверхность.

                              Ирадъ.

          Скажи - зачемъ? Что станешь делать тамъ?

                              Іафетъ.

          Свой скорбный духъ тамъ буду услаждать

          О, въ этомъ месте также безотрадно,

          Какъ безотрадно въ сердце у меня.

                              Ирадъ.

          То место вкругъ опаснымъ называютъ,

          А страшныя явленiя и звуки

          Непроходимымъ сделали его -

          И одному идти тебе опасно.

                              Іафетъ.

          Но почему жь? Поверь, въ душе моей

          Злыхъ мыслей нетъ - и зла я не боюсь.

                              Ирадъ.

          Но существа те злыя темъ опасней

          И безпощадней будутъ для тебя,

          Что ты имъ чуждъ, что не изъ ихъ ты рода.

          Нетъ, лучше ты направь стопы за мной,

          Иль я свои направлю за тобою.

                              Іафетъ.

          Но тамъ, Ирадъ, я долженъ быть одинъ.

                              Ирадъ.

          И такъ - прощай. Да будетъ миръ съ тобою!

                              Іафетъ.

          Съ любовiю святой, достойною ответа;

          Но, вместо мира, скорбь являлась мне одна,

          Съ упадкомъ духа, силъ, тревогой дня и ночи,

          Не знающею сна, смежающаго очи.

          Миръ! миръ! но миръ какой? Печали тишина,

          Безмолвiе лесовъ, будимое ветрами,

          Ревущими въ дуплахъ, шумящими ветвями -

          Вотъ миръ какой нашолъ для сердца моего,

          Разбитаго въ-конецъ, лишоннаго всего.

          Нечестiе земли и признаки другiе

          Провозгласили гнётъ и перемены злыя

          И тленному всему жестокiй приговоръ.

          О, Ана, въ грозный часъ, когда земля остынетъ,

          Откроются ключи и хлябь на землю хлынетъ,

          Отъ ярости стихiй могла бъ найти просторъ

          На этомъ сердце ты, которое въ напрасной

          Тревоге о тебе такъ билось, другъ прекрасный!

          О, Боже, отврати отъ Аны гневъ свой властный!

          Она чиста среди греховныхъ, какъ звезда

          Но погасить её не могшихъ никогда.

          О, какъ тебя любилъ я пламенно и страстно,

          Но не склонилась ты - и было всё напрасно;

          Но всё же видеть я хочу тебя живой,

          Когда пучина вкругъ подымется грозой

          И самъ Левiафанъ, владыка, царь морской,

          Когда предъ нимъ просторъ той хляби обнажится,

          Громадности своей державы подивится.

                              Ной.

          Скажи мне, кроткiй Симъ, где братъ твой Іафетъ?

                              Симъ.

          При ранней встрече съ нимъ, не подымая взгляда,

          Онъ мне на мой вопросъ "куда идётъ" въ ответъ

          Сказалъ, что упредить спешитъ возвратъ Ирада;

          Но я боюсь, что онъ пошолъ къ шатрамъ назадъ,

          Где Ана спитъ ещё и вкругъ шатровъ техъ бродитъ,

          Какъ голубь, что гнезда вернувшись не находитъ;

          А можетъ-быть ушолъ въ пещеру съ ходомъ въ Адъ,

                              Ной.

          Что делаетъ онъ тамъ? То самое дурное

          Изъ местъ на всей земле, затемъ-что тамъ живётъ

          Изъ духовъ всехъ коленъ, конечно, боле злое

          И худшее стократъ, чемъ адамитовъ родъ.

          Онъ въ жоны всё ещё добыть себе стремится

          Злой Каина семьи отверженную дочь,

          Хотя онъ и тогда бъ не могъ на ней жениться,

          Когда бъ она была любить его не прочь

          И холодность ея онъ могъ бы превозмочь.

          О, жалкiе сердца! Какъ, зная ихъ судьбу

          И то, что грозный часъ ужь близокъ на беду,

          Дерзать питать въ душе подобныя желанья?

          Веди меня къ нему! Я требую свиданья.

                              Симъ.

          Останься - я пойду.

                              Ной.

                                        Не бойся за меня;

          Всё прахъ предъ темъ, кого, десницей осеня,

          Избралъ Господь.

                              Симъ.

                              Куда - къ шатру сгубившей брата?

                              Ной.

          Нетъ, сынъ мой, не туда - въ пещеру Арарата.

                              Іафетъ (одинъ).

          Вы, дебри горъ и ты, пещера страха,

          И ты, хребетъ столь грозный и безгранный

          Въ красе своей, въ суровомъ скалъ величьи,

          Съ семьёй деревъ, ростущихъ въ недрахъ камней,

          На крутизнахъ, где бъ дрогнула нога

          Храбрейшаго, когда бъ онъ могъ достигнуть

          Вершины ихъ - вы вечны быть должны,

          А между-темъ, чрезъ несколько часовъ

          Вы будете низвергнуты въ пучину

          Напоромъ водъ, а въ ту пещеру, что

          Въ подземный мiръ ведущей всемъ казалась,

          Проникнетъ любопытная волна,

          Ея длину изследуя и робкiй

          Дельфинъ взыграетъ въ логовище льва.

          А человекъ.' О. люди, кто оплачетъ

          Меня? Да и останется ль оплакать

          Хоть кто-нибудь? О, кровные, ужели

          Я лучше васъ и пережить васъ долженъ?

          Что будетъ съ темъ прекраснымъ местомъ въ роще,

          Где я мечталъ о Ане ненаглядной,

          Когда ещё надеждой жилъ, и съ тою

          Печальной - да, но также сердцу милой,

          Трущобой горъ, где я скорбелъ не разъ?

          О, Араратъ, возможно ль, чтобъ вершина

          Твоя, чей шпицъ звезду напоминаетъ,

          Склонилася во прахъ предъ алчущей пучиной?

          Ужели утромъ солнце не разгонитъ

          Чело твоё скрывающихъ тумановъ

          А въ вечеру не скроется за нимъ,

          Его венцомъ пурпурнымъ коронуя

          И перестанетъ этотъ шпицъ быть местомъ,

          Куда могли архангелы спускаться,

          Какъ къ месту всехъ ближайшему къ звездамъ.

          Ужель "не быть" относится и къ Ане

          Да земноводныхъ, собранныхъ по паре,

          Что мой отецъ спасётъ по воле Бога.

          Ужели онъ спасти всё это можетъ,

          А я присущей власти не имею

          Спасти красу всехъ дочерей земныхъ

          Отъ злой судьбы, которой даже змей

          Избегнетъ, чтобъ спасти свой родъ презренный

          И вновь шипеть и жалить въ новомъ мiре,

          Что встанетъ вновь покрытый слоемъ тины,

          Которая лежать на старомъ будетъ,

          Покаместъ въ сферу грязь не превратится,

          Причёмъ затемъ останется навеки

          Единственной могилой миллiоновъ

          Ещё живыхъ теперь земныхъ существъ?

          О, сколько вкругъ прервётся воздыханiй!

          О, мiръ! ты такъ прекрасенъ и такъ юнъ -

          И обречёнъ ужь Господомъ на гибель!

          Я на тебя съ растерзанной душою

          Смотрю и дни и ночи неустанно

          Я не могу спасти тебя, не въ силахъ

          Спасти и ту, любовь къ кому меня

          Любить тебя заставила сильнее;

          Но, какъ частица праха твоего,

          Я о судьбе твоей не въ состояньи

          Безъ озлобленья даже помышлять.

          О, Господи, ужель ты можешь?...

                              Іафетъ.

                                                  Кто ты?

          Во имя Бога?

                              Духъ Земли.

                              Ха, ха, ха!

                              Іафетъ.

                                        Во имя

          Всего святого въ мiре необъятномъ

          Ответствуй мне: кто ты?

                              Духъ .

                                        Ха, ха, ха, ха!

                              Іафетъ.

          Въ глубокой тьме грядущимъ къ намъ потокамъ,

          Родной землёй, которую задушитъ

          Злой океанъ немедленно, пучиной,

          Готовой вскрыть источники свои,

          Шатромъ небесъ, скопившимъ океаны

          И Господомъ, который создаётъ

          И топчетъ въ прахъ, тебя я заклинаю,

          Неведомый и призрачный, но страшный

          Сынъ злыхъ теней - не медля мне ответствуй:

          Зачемъ опять смеёшься такъ ужасно?

                              Духъ.

          Скажи, о чёмъ ты плачешь и тоскуешь?

                              Іафетъ.

          Всё о земле и о ея сынахъ.

          Какъ зло смеётся этотъ злобный демонъ

          Надъ близкою погибелью вселенной,

          Среди которой вставшее светило

          Земля же спитъ и всё, что есть на ней,

          Какъ и она, спитъ накануне смерти.

          Да и къ чему имъ беднымъ просыпаться

          Передъ концомъ. Но, Боже, это что

          За существа, похожiя на смерть

          Живую, речь ведущiя, какъ-будто

          Родились въ светъ до сотворенья мiра.

          Они плывутъ какъ-будто облака.

                              Духъ Земли.

          Ликуйте, духи тьмы, намъ ненавистный родъ,

          Не могшiй сохранить въ Эдеме величавомъ

          Себе почётныхъ местъ и создавшiй оплотъ

          Въ познанiяхъ безъ силъ и въ голосе лукавомъ,

          Ужь близокъ къ смерти злой! Не постепенно васъ,

          Не разомъ, не мечомъ, не скорбью, не годами

          Похититъ смерть, но всякъ последнiй встретитъ часъ

          И превратится мiръ въ безбрежный океанъ,

          Где будетъ ветеръ лишь гоняться за волнами,

          Архангелы уйдутъ въ пределы лучшихъ странъ

          И ни одна скала не встанетъ надъ водами,

          Чтобъ смертнаго снасти иль место указать,

          Где долго въ океанъ отчаянье взирало,

          Желаемый отливъ надеясь увидать,

          Но пусто будетъ вкругъ, какъ-будто не бывало.

          Другой стихiи жизнь здесь царствовать начнётъ

          И жалкiе сыны развенчаннаго праха

          Погибнутъ и лазурь одна лишь расцветётъ

          Безгранной полосой широкаго размаха.

          Отъ горделивыхъ горъ и радостныхъ долинъ

          Едва ли что-нибудь останется, какъ было,

          Не будутъ кедръ съ сосной вздымать своихъ вершинъ:

          Всё съ прахомъ и людьми пожрётъ одна могила.

          Смешавшися въ одинъ стремительный потокъ,

          Земля и родъ людской съ огнёмъ погибнутъ ныне

          И только океанъ останется широкъ;

                              Іафетъ (подходя).

          Богомъ отмеченный Ной, мой отецъ!

          Семя земли не погибнетъ вконецъ;

          Зло только согнано будетъ со света -

          Что жь означаетъ песнь злобная эта?

          Прочь же съ злорадною песнью своей,

          Что Вседержитель то самъ разрушаетъ,

          Что изъ васъ каждый разрушить желаетъ!

          Прочь же отсюда и скройтесь скорей

          Въ мрачномъ вертепе вамъ Господомъ данномъ -

          Скройтесь, пока не прогналъ васъ прибой,

          Чтобъ васъ заставить носиться толпой

          Волею ветра въ пространстве безгранномъ.

                              Духъ Земли.

          Когда ты, сынъ Богомъ щадимаго Ноя.

          Съумеешь стихiю въ борьбе победить,

          А волны затопятъ насъ, бешено воя.

          Ужели по прежнему будешь ты ныть?

          Безъ неба сыновъ и земли дочерей,

          Исчезнутъ гиганты съ блаженствомъ во взоре.

          Что ныне ликуютъ ещё на просторе -

          И мiръ унаследуетъ горечь страстей.

          Не стыдно ли будетъ тебе оставаться

          Въ живыхъ, пить и есть и женой наслаждаться?

          Ужель твоё сердце такъ робко и зло,

          Чтобъ знать обо всёмъ и не хмурить чело?

          Нетъ, храбрости, видно, въ тебе не хватило,

          Чтобъ лучше погибнуть средь хляби и ила,

          Чемъ робко защиты искать у отца

          Въ виду молчаливыхъ могилъ безъ конца.

          Кто можетъ свой родъ пережить согласиться?

          Нашъ родъ же тебя ненавидитъ и злится

          На жалкiй твой родъ, какъ на чуждый ему,

          Тогда-какъ не мало на адскую тьму

          Изъ нашихъ престолы свои променяли,

          Лишь братья бъ всей горечи кары не знали.

          Иди и другимъ несчастливцамъ жизнь дай;

          Завидуй погибшимъ, а техъ презирай,

          Кто, кроясь, въ живыхъ, какъ отецъ твой достойный

          Останется целымъ для жизни покойной;

          Себя жь, Іафетъ, за своё естество,

          За-то, что завёшьсл ты сыномъ его.

                    Хоръ духовъ Земли (изъ пещеры).

          Радуйтесь, духи! Отныне до века

          Радостей нашихъ уже не смутить

          Голосу скорби раба-человека:

          Больше не будетъ молитвъ онъ творить.

          Мы жь, чьё чело предъ Творцомъ не склонялось,

          Хоть онъ и жаждалъ молитвъ и похвалъ,

          Но что на жертву ему ни являлось,

          Всё недостаточнымъ Онъ называлъ -

          Мы все увидимъ, какъ воды воспрянутъ,

          Темъ разрешая всемiрный вопросъ

          И до-техъ поръ подыматься всё станутъ,

          Не превратятъ пока мiра въ хаосъ.

          И ураганъ этотъ прахъ разнесётъ

          Крылiй своихъ горделивымъ размахомъ

          Вкругъ по горамъ и трясинамъ болотъ.

          Хищные звери, смутясь, перестанутъ

          Слабыхъ зверей и людей истреблять,

          Тигры жь съ ягнятами кроткими станутъ

          Вместе питаться и рядомъ лежать.

          Словомъ, всё будетъ какъ въ день до созданья:

          Каждое вкругъ обновится звено,

          Кроме небесъ, красоты мiрозданья,

          Съ смертью же будетъ сойтись решено.

          Смерть пощадитъ лишь одну небольшую

          Часть населенья погибшей земли,

          Чтобъ возродить на ней расу другую,

          Также зачатую въ мгле и пыли.

          Этотъ остатокъ отъ рода людского

          Долго ещё будутъ волны носить,

          Солвце покаместъ не вздумаетъ снова

          Старый нашъ мiръ въ новый мiръ превратить.

          Люди, болезни, пороки и зло,

          Следомъ же зависть съ тоской понесутся

          Бедствiй мiрскихъ расширяя русло.

                    Іафетъ (прерывая ихъ).

          Всевышняго воля намъ сонъ объяснитъ,

          Разумно въ которомъ смыслъ истинный скрытъ,

          Искупитъ, сберётъ нодъ десницу святую

          И Адъ низпровергнетъ въ пучину морскую;

          Земле жь искуплённой Господь возвратитъ

          Ея прежнiй обликъ прекрасный и видъ,

          А светлый Эдемъ вечнымъ Раемъ заменитъ,

          Въ которомъ и злой ни кому не изменитъ,

          А демоны станутъ хвалить бытiё.

                              Духъ Земли.

          Когда жь предсказанье свершится твоё?

                              Іафетъ.

          Когда Искупитель придётъ къ намъ скорбящимъ,

          А землю оставитъ во славе парящимъ.

                              Духъ .

          Такъ вы и въ оковахъ боритесь нова

          Съ рокочущимъ Адомъ, съ людьми, съ небесами,

          Пока багроветь не начнутъ облака

          Отъ крови, изъ язвъ исходящей ручьями.

          Пусть новые люди и время придутъ,

          Но злоба и слёзы останутся те же,

          А волны грядущее также сметутъ,

          Какъ, дикой исполнявшись злобы и силы,

          Они исполиновъ изгладятъ могилы.

                              Хоръ духовъ Земли.

          О, братья, ликуйте! О, смертный, прощай!

          Мы слышимъ ужь моря глухiя усилья

          Поднять свои волны и бросить чрезъ край,

          Расправивъ свои горделивыя крылья,

          Проснувшiйся ветеръ сгустилъ облака

          И молча готовится, мчася владыкой,

          Расторгнуть источники бездны великой

          И окна небесныя зыблетъ слегка.

          А люди о знаменьяхъ техъ и не знаютъ,

          Мы слышимъ неслышные звуки для нихъ

          Собравшихся громовъ всехъ сферъ мiровыхъ:

          Они ещё медлятъ сойти и знамёна

          Ихъ блещутъ невидимо вдоль небосклона;

          Но всё проницающимъ духомъ своимъ

          Ихъ видитъ лишь ангелъ, зане - херувимъ.

          Рыдай же, земля, ты отъ края до края!

          Смерть ближе къ тебе, чемъ созданiе Рая.

          О, горы, вы скоро падёте во прахъ,

          Потопъ ощутивъ на своихъ раменахъ!

          Подымутся волны на ваши вершины

          И темя покроютъ улитки долины.

          Куда до того лишь орлица свой взглядъ

          Вперяла, свивая гнездо для орлятъ.

          Испуститъ орёлъ надъ безжизненнымъ моремъ!

          Паря, онъ сзывать къ себе станетъ птенцовъ,

          Ответомъ же будетъ плесканье валовъ.

          Какъ смертный орлиныхъ не жаждалъ бы крылiй,

          Куда бъ его крылья могли унести,

          Когда вкругъ не будетъ ни горъ, ни пути

          И мiръ превратится въ сплошную могилу?

          О, братья, ликуйте, сознавъ свою силу -

          Пускай вознесётъ свой ликующiй гласъ!

          Все люди погибнутъ, лишь Сифово семя

          Избавлено будетъ на тяжкое бремя;

          Изъ Каина жь сонма могучихъ сыновъ

          А чудныя дочери Каина злого

          Уснутъ подъ покровомъ прибоя морского

          Иль будутъ носиться, кляня небеса -

          Зачемъ попустили, чтобъ сгибла краса.

          Последуетъ общее мiру молчанье.

          И такъ улетайте, о духи, скорей,

          Но всё же ликуйте, кляните людей!

          Мы все у;къ погибли, ихъ родъ погибаетъ.

          Те Неба враги, кого Адъ испугаетъ.

                              Іафетъ (одинъ).

          Ковчегъ отца его предвозвестилъ,

          Енохъ о ней въ своихъ безмолвныхъ свиткахъ

          Сказалъ, чьихъ строкъ пророческое слово

          Въ своёмъ молчаньи громче говоритъ

          Но родъ людской ее внемлетъ и не видитъ

          И въ тьме ночной идётъ къ своей судьбе,

          Которая - и близяся - не боле

          Ихъ недоверье жалкое смущаетъ,

          Всевышняго въ день судный ноколеблятъ

          Иль тогъ ему покорный океанъ,

          Который то решенье въ исполненье,

          Подъявъ валы седыя, приведётъ.

          Ещё не стали гуще облака

          И солнце въ день последнiй этотъ встанетъ

          Такъ точно, какъ вставало на четвёртый,

          Когда Господь сказалъ ему: "свети!"

          Щитомъ огня, ещё не освещая

          Не созданнаго въ день тотъ человека,

          Но пробуждая созданныя раньше

          Мирьяды птицъ, съ ихъ пеньемъ неземнымъ,

          Лазурными крылами наделённыхъ

          И каждый вновь рождающiйся день,

          Подобно имъ, встречающихъ хвалою.

          Ужь близко утро: теплится востокъ -

          А тамъ и день настанетъ роковой.

          Обоихъ ихъ ужасный ждётъ конецъ:

          Хоръ птицъ свои лазоревыя крылья

          Въ пучину водъ возставшихъ погрузитъ,

          Немного дней, короткихъ и безмолвныхъ.

          Вновь озаритъ, но - что? безгранный хаосъ,

          Существовавшiй грозно до него

          И, обновись, который самовластно

          Безъ жизни нетъ для времени полёта.

          Для праха время также безъ значенья,

          Какъ вечность для Творца обоихъ ихъ.

          Безъ Господа и вечность бы сама

          А безъ венца творенiй - человека -

          Седое время, созданное Богомъ

          Лишь для него, должно погибнуть съ нимъ

          И поглотиться жадною пучиной.

          Весь родъ его погибнуть оттого,

          Что мiръ его младенческiй разрушенъ.

          Но это что? Жильцы земли и неба?

          Нетъ, неба лишь: такъ все они прекрасны.

          Но вижу какъ они красиво сходятъ

          Съ горы, туманъ разсеевая вкругъ.

          Да, после духовъ ада, чьё безсмертье

          Извергло гимнъ позорный торжества,

          Отъ всей души. Кто знаетъ, можетъ-быть

          Они идутъ сказать мне объ отсрочке"

          Погибели земли намъ дорогой,

          За счастiе которой я такъ часто

          И съ нею...

                              Ана.

                              Самiаза.

                                                  Какъ, сынъ Адама?

                              Азазiилъ.

          Что сынъ земли здесь делаетъ, когда

                              Іафетъ.

                              Что делаешь ты, духъ,

          Здесь, на земле, когда ты-долженъ быть

          На небесахъ?

                              .

                              Но разве ты не знаешь.

          Что охранять васъ есть одна изъ главныхъ

          Обязанностей нашихъ?

                              Іафетъ.

          Покинули отвергнутую землю

          И даже злые ангелы спешатъ

          Уйти отъ имъ грозящаго хаоса.

          О, Ана, мной любимая такъ долго

          Зачемъ идёшь ты съ этими въ такiе

          Часы, когда благiе духи неба

          Не сходятъ къ намъ на землю?

                              Ана.

                                                  Іафетъ,

          Тебе теперь; но ты прости меня.

                              Іафетъ.

          Пусть небеса простятъ тебя, что скоро

          Уже прощать не будутъ никого.

                              .

          Назадъ въ шатры, сынъ Ноя дерзновенный!

          Ты намъ чужой - не знаемъ мы тебя.

                              Іафетъ.

          Быть-можетъ часъ когда-нибудь настанетъ^

          Что жь до сестры - она меня увидитъ

          Такимъ, какимъ я былъ всегда доселе.

                              Самiаза.

          Сынъ патрiарха, бывшаго всегда

          Полны тоски, презренiя и гнева;

          Но где, когда и что за оскорбленье

          Тебе нанесть я могъ съ Азазiиломъ?

                              Іафетъ.

          Ты правъ: хотя она и прахъ отъ праха,

   Всё жь быть ея достойнымъ я не могъ.

          Прощай же, Ана! Слово это часто

          Я повторялъ до-этихъ-норъ, но ныне

          О, чистый духъ, иль кто бы ни былъ ты,

   Скажи, спасти во власти ли ты эту

          Прекрасную... прекрасныхъ этихъ дщерiй

          Отверженнаго Каина?

                              .

                                        Спасти!

          Но отъ чего?

                              Іафетъ.

                              Ужели ни о чёмъ

          О, духи света, вы грешили вместе

          Со смертными и будете теперь,

          Подобно имъ, наказаны за это,

          Иль, какъ они, разделите со мной

                              Самiаза.

                              Я никогда не думалъ,

          Чтобъ Адамитъ решился говорить

          Со мною такъ загадочно.

                              .

                                                  Ужели

          Загадокъ техъ Самъ Богъ не разъяснилъ?

          Ужель Господь погибнуть вамъ судилъ?

                              Аголибама.

          Они, чемъ мы, то ужь, конечно, въ смертныхъ

          Не больше побоятся превратиться,

          Чемъ я ценою вечности мученiй

          Купить любовь Самьяза побоюсь.

                              Ана.

                              Азазiилъ.

          А, ты боишься, Ана!

                              Ана.

                                        За тебя.,

          О, если бъ я избавить отъ мученiй

          Я жизнь мою охотно бъ отдала!

                              Іафетъ.

          Такъ для него меня ты позабыла;

          Но въ этомъ нетъ беды ещё, когда

          Союзы душъ, подобныхъ вашимъ, Ана,

          Межь смертными и духами, не могутъ

          Быть счастливы и святы. Мы на землю

          Ниспосланы, чтобъ умереть трудясь;

          Когда тебя спасти онъ въ состояньи,

          То знай, что часъ почти уже насталъ,

          Когда одна божественная помощь

          Лишь это будетъ въ силахъ совершить.

                              Ана.

                              Самiаза.

          О смерти - да и намъ и темъ, кто съ нами.

          О, если бъ взоръ склонённый Іафета

          Такимъ сухимъ и тусклымъ не казался,

                              Іафетъ.

                                        Я не о себе

          Тоскую: духъ - мне нечего бояться,

          Я безопасенъ, но не за свои,

          Предъ Господомъ правдиваго на столько,

          Что за него и дети спасены

          Его рукой всезиждущею будутъ.

          О, если бъ онъ спасти могъ и другихъ,

          Могъ обменить на жизнь ея святую,

          Которая одна могла бы сделать

          Меня счастливымъ! О, тогда она,

          Последнiй отпрыскъ Каинова рода

          Вошла бъ въ ковчегъ, который предназначенъ

          Принять остатки Сифова потомства.

                              Аголибама.

          Ужель ты могъ подумать хоть минуту,

          Кровь первенца великаго Адама,

          Ещё въ Раю зачатаго, течётъ,

          Съ потомствомъ Снеа слиться согласимся,

          Съ плодомъ последнимъ старости Адама?

          Когда бы ей опасность угрожала!

          Мы жили векъ отдельно отъ твоихъ

          И до конца имъ чуждыми пребудемъ.

                              Іафетъ.

          Ужь слишкомъ много дедовскаго съ кровью

          Того, кто первый въ мiре кровь пролилъ.

          Къ тебе, какъ день прекрасной, перешло.

          Но ты, моя задумчивая Ана...

          Ужь не моя; разстаться жь съ этимъ словомъ

          Я не могу, хотя съ тобой разстаться

          И долженъ я. Ты часто заставляешь

          Меня, о Ана дивная, мечтать,

          Живётъ въ тебе, невинное, какъ ты,

          Такъ мало ты похожа на суровыхъ

          И горделивыхъ Каина потомковъ,

          За исключеньемъ дивной красоты.

                    Аголибама (прерывая ею).

          Ужель тебе прiятней было бъ видеть

          Её похожей сердцемъ и умомъ

          Когда бъ твои я взгляды разделяла

          И думала, что въ ней хоть что-нибудь

          Похожее на Авеля осталось...

          О, уходи, сынъ Ноя! Ты межь нами

                              Іафетъ.

                                        Это Каинъ

          Такъ поступалъ, дочь Каина.

                    Аголибама

                                                  Но Сифа

          Онъ не убилъ, такъ что тебе за дело

          До делъ другихъ межь Господомъ и имъ?

                              Іафетъ.

          И речь моя его бы не коснулась,

          Когда бы ты, какъ показалось мне,

          Его дурнымъ поступкомъ не кичилась.

                              Аголибама.

          И самымъ храбрымъ въ сонмище людей -

          Съ чего жь ты взялъ, что должно мне стыдиться

          Того, кому обязана я жизнью?

          Взгляни на нихъ - его потомковъ славныхъ,

                    Іафетъ (прерывая).

          Увы, ихъ дни давно ужь сочтены!

                              Аголибама.

          Въ насъ кровь кипитъ, я буду прославлять

          Своихъ отцовъ и братьевъ.

                              Іафетъ.

                                                  Мой отецъ

          Лишь Бога Силъ. А ты - ты славишь, Ана?

                              Ана.

          Куда бъ идти намъ Богъ ни повелелъ,

          Единый Богъ для Каина и Снеа,

          Исполнить я должна Господню волю

   О, если бъ я осмелилась молоться

          Въ наставшiй часъ погибели земли,

          То не о томъ я бъ Господа молила,

          Чтобъ Онъ, благой, смягчившись, пощадилъ

          Сестра, сестра, чтобъ сталось съ нашимъ мiромъ

          И даже съ целымъ сонмищемъ мiровъ,

          Иль съ будущимъ блаженства неземного,

          Безъ прошлаго, безъ пламенной любви

          Что родилось со мною, окружало,

          Какъ сонмомъ звездъ, моё существованье

          И освещало светомъ не моимъ.

          О, если въ мiре милость существуетъ,

          Ужь потому, что ты, Аголибама,

          Должна истлеть въ могиле, какъ и я.

                              Аголибама.

          Что сталось съ ней? Ужель мечтатель этотъ

          Его затемъ, чтобъ сделать изъ него

          Страшилище для мiра, могъ смутить

          Сестру мою? Но разве не любимы

          Мы духами безсмертными? А если бъ

          Спасая жизнь, рыдать предъ сыномъ Ноя?

          Нетъ, лучше смерть! Къ тому жь все эти грёзы

          Могли смутить мечтателя и быть,

          Какъ горькiй плодъ томительнаго бденья,

          Кто всколебать посмеетъ эти горы,

          Кто можетъ видъ другой придать водамъ

          И облакамъ, отличный отъ того,

          Въ которомъ мы, отцы и деды наши

          Кто это сделать можетъ?

                              Іафетъ.

                                        Тотъ, чьё слово

          Созда

                              Аголибама.

                              Кто слышалъ это слово?

                              Іафетъ.

          Вселенная, Имъ призванная въ жизни.

          Насмешливо глядеть, Аголибама.

          Спроси своихъ сопутниковъ - и если

          Они слова мои не подтвердятъ -

          Они не духи.

                              .

                              О, Аголибама!

          Господь великъ: признай Его святыню.

                              Аголибама.

          Я признаю создавшаго всехъ насъ:

                              Іафетъ

          Но что любовь сама, какъ не печаль?

          И даже Тотъ, кто создалъ нашу землю,

          Какъ даръ любви, былъ скоро принуждёнъ

          Ея полей и горъ.

                              Аголибама.

                              Такъ говорятъ.

                              Іафетъ.

                              Ной.

                                                  Іафетъ,

          Что делаешь ты здесь съ детьми нечестья?

                              Іафетъ.

          Отецъ, греха не можетъ быть въ желаньи

          Спасти отъ мукъ живое существо.

          Оне не могутъ грешницами быть,

                              Ной.

          Такъ это те, которые забыли

          Надзвездный мiръ, чтобъ въ жоны взять себе

          Двухъ юныхъ девъ изъ Каинова рода

          И въ дочерямъ подоблачной земли,

                              Азазiилъ.

          Ты правду говоришь.

                              Ной.

                                        О, горе, горе

          Подобному союзу! Разве Богъ

          И небесами, ограничивъ всехъ

          Имъ свойственною сферою.

                              Самiаза.

                                                  Но разве

          По образу-подобiю Его

          И разве Онъ созданiе своё

          Могъ не любить? Мы только подражаемъ

          Его любви.

                              Ной.

          И потому не созданъ быть судьёю

          Надъ целымъ человечествомъ, темъ боле

          Надъ духами; но такъ-какъ Богъ общеньемъ

          Меня своимъ высокимъ удостоилъ

          То я скажу, что нисхожденье духовъ

          Съ небесъ на землю въ мигъ ея кончины

          Не можетъ быть угоднымъ и законнымъ.

                              Азазiилъ.

                              Ной.

          Не вамъ со всей присвоенной вамъ силой

          Избавить то отъ гибели, что Тотъ,

          Кто наделилъ васъ славой, осудилъ.

          Когда бъ безсмертной миссiею вашей

          Конечно было, а не относилось

          Всего бы къ двумъ, хоть и вполне прекраснымъ,

          Но обречённымъ всё же существамъ.

                              Іафетъ.

                              Ной.

          Когда желаешь ихъ судьбы избегнуть,

          Забудь о нихъ: ужь близокъ ихъ конецъ.

          Тебе же быть владыкой суждено

          Другого мiра, лучшаго чемъ этотъ.

                              .

          Я умереть желалъ бы только въ этомъ.

                              Ной.

          За эту мысль ты бъ долженъ былъ погибнуть;

          Но ты въ живыхъ останешься. Кто можетъ

          Тебя спасти - спасётъ.

                              .

                                        А почему же

          Его, тебя - не техъ, кого обоимъ

          Твой юный сынъ въ душе предпочитаетъ?

                              Ной.

          Спроси Того, кто более великимъ

          Но всё жь себе всевластно подчинилъ.

          Но вотъ съ небесъ идётъ къ намъ самый кроткiй

          И, вместе съ темъ, всехъ меньше искушенiй

          Встречавшiй вкругъ, небесъ благихъ посланникъ.

                              Рафаилъ.

          О, духи, чьё место межь звездъ и престола,

          Зачемъ я встречаю здесь васъ?

                    Когда приближается часъ,

          Часъ кары ужасной, часъ кары жестокой,

          Въ которой быть должно земле одинокой.

          Вернитесь къ Зиждителя мiра стопамъ

                    Совместно съ семью неземными.

                    Межъ звездъ ваше место и ими.

                              Самiаза.

          О, стражъ небесныхъ вратъ, могучiй Рафаилъ,

          Скажи, когда и кто законъ провозгласилъ,

          Что землю не должны мы попирать ногами,

          Ту землю, чьимъ лугамъ случалось замечать,

          Что не гнушался самъ Господь ихъ попирать?

          И съ той поры по днесь всегда его любилъ

          И, полныя любви и счастья, съ наслажденьемъ

          Мы подчинялись все благимъ его веленьямъ.

          Любя отъ всей души всё созданное Имъ,

          Ближайшую въ Нему и младшую планету,

          Стараясь сохранить раченiемъ своимъ

          Её достойной благъ и славы Всеблагова,

          Какъ лучшiй въ мiре даръ Его благого слова;

          А трепетный языкъ о смерти говоритъ?

                              Рафаилъ.

          Когда бъ, Азазiилъ и Самiаза, въ хоре

          Архангеловъ святыхъ безсменно были вы,

          Начертанный огнёмъ веленьемъ Еговй.

          И ты бы могъ тогда - чтобъ не услышать снова -

          Не спрашивать меня о воле Всеблагова.

          Неведенье всегда считаться будетъ зломъ,

          Всезнанье жь можетъ средь безсмертныхъ уменьшиться,

          Когда они начнутъ темъ знанiемъ гордиться,

          Затемъ-что слепота - излишества дитя.

          Когда все духи прочь на небеса умчались

          Любви земной вполне отдавшись - и хотя

          Преступной страстью той себя и запятнали,

          Вы были прощены и местъ не потеряли

          Средь духовъ равныхъ вамъ. Прочь изъ страны печали

          И вечность навсегда за это потерять!

                              Азазiилъ.

          Но если приговоръ надъ ней произнесёнъ

          И былъ до-этихъ-поръ лишь въ тайну облечёнъ,

          Беседуя со мной и оставаясь съ нами?

                              Рафаилъ.

          Я пришолъ, чтобы васъ въ вашу сферу призвать

          По глаголу Господню, по смыслу скрижали.

          И впередъ будемъ вместе надъ ними витать.

          Правда, шаръ земной долженъ распасться во прахъ

          И живущее всё океанъ уничтожить;

          Но зачемъ онъ во прахъ превратиться не можетъ,

          Да, безсмертныхъ, хотя и поверженныхъ въ прахъ!

          Палъ нашъ братъ Сатана: его огненной воле

          Было легче страдать, чемъ покорствовать доле;

          Вы же чисты ещё, ваши чёла въ лучахъ.

          Вы припомните лишь какъ онъ палъ, небожитель,

          И подумайте, можетъ ли злой искуситель

          Вамъ утраченный вами отдать небосклонъ.

          Я долго бился съ нимъ и буду долго биться

          Кто въ гордости своей отъ века тяготится

          Быть созданнымъ Творцомъ и стойко, горячо

          Противится Ему, противится признанью

          Того, Кто отделилъ могучаго его

          Оставилъ средь небесъ вращаться одного,

          Подобно солнцу межь туманными звездами,

          Простёрши этимъ тень надъ нашими главами.

          Онъ былъ прекрасней дня и я любилъ ею.

          Кто правитъ мiромъ всемъ, кто силой и красою

          Сравниться въ небе могъ съ могучимъ Сатаною?

          О, если бъ скорбный часъ, въ который дивный онъ

          Такъ низко палъ, могъ быть Еговою прощонъ!

          Вы жь - чистые ещё - страшитесь одного:

          Решенiе своё исполнить торопливо,

          Затемъ-что вечность съ нимъ, иль съ Господомъ его

          Избрать запрету нетъ - увы - ни для кого.

          Архангеловъ склонить, посланцевъ легкокрылыхъ,

          Къ греху; но человекъ внялъ гласу Сатаны,

          А вы, краса небесъ, ласкательствамъ жены,

          Чей обликъ краше дня и месяца прекрасней,

          Змей победилъ лишь прахъ, жена жь - святую рать

          Вновь вызоветъ съ небесъ, чтобъ въ мiре всё попрать.

          Но всё жь бегите прочь! Погибнуть вы не въ силе,

          Они же свой покой найдутъ въ одной могиле.

          Но будетъ крепко спать погибшая краса,

          Хоть память въ васъ о томъ, что было вамъ въ нихъ мило,

          Переживётъ само ихъ гревшее светило.

          Неравнымъ естествомъ Господь васъ наделилъ

          Зачемъ же вамъ делить имъ посланную муку

          И гнётъ безгранныхъ летъ и съ жизнiю разлуку?

          Хотя бъ Господень гневъ въ ихъ жизненномъ пути

          Преградою не сталъ и все могли бъ дойти

          Всё жь долженъ бедъ и зла быть жертвою печальной.

                              Аголибама.

          Пускай они бегутъ! Я слышу вещiй голосъ,

          Что въ мiре всё умрётъ я не спасётся волосъ,

          А хлябь изъ-подъ земли вздымается въ волнахъ.

          Изъ рода Сима лишь немногiе спасутся,

          А Каина сыны пусть въ небесамъ не рвутся.

          О, если это такъ и къ грозному Творцу

          Не долетятъ, тогда, лишившись нашихъ милыхъ,

          Которыхъ не любить мы были лишь не въ силахъ,

          Мы встретимъ говоръ волнъ, какъ встретили бы мечь,

          Не равнодушно, но безъ страха въ землю лечь,

          Чемъ те, что пережить васъ могутъ для неволи

          И по спаденьи водъ, оплакивать начнутъ

          Мильярды мертвецовъ, которымъ не вздохнуть.

          Лети же, серафимъ, въ странамъ, где торжествуютъ,

          Намъ смерть присуждена, вамъ - жить изъ века въ векъ;

          Кто жь въ выигрыше - духъ иль смертный человекъ,

          То знаетъ только Богъ - и потому смиритесь

          Предъ Господомъ и въ прахъ какъ мы предъ Нимъ склонитесь.

          Егове вопреки, зане такъ должно быть,

          Ни видеть васъ любви лишонными Владыки,

          Какъ ни были бъ Его щедроты все велики

          Къ потомкамъ Сифа злымъ. Лети, лети скорей

          Сойдутся крылья ты припомни, что съ тобою

          Летитъ моя любовь, душа души моей,

          А то, что я гляжу не влажными глазами

          На небо, на тебя и на густую тьму,

          Что, ставъ подругой дней безсмертнаго, съ слезами

          Ужиться не могу. И такъ - прощай, прощай!

          Теперь свою главу, пучина, подымай!

                              Aна.

          О, мой дорогой, тяжело умирать!

          Не даромъ ты, сердце, такъ билось и ныло:

          Хотя и правдивъ былъ твой грозный глаголъ,

          Всё жь ты такъ прекрасно и радостно было.

          Ударъ и предвиденный также тяжолъ

          Свершилось! Прощай и лети, мой желанный!

          Постой! Но зачемъ? Какъ судьба ни страшна,

          Удерживать всё жь я тебя не должна.

          Страданiя будутъ мои скоротечны,

          Когда бы отвергнутъ ты Господомъ былъ.

          И такъ на одну изъ праправнукъ Адама

          Ты слишкомъ ужь много блаженства пролилъ.

          Уделъ нашъ, детей беззаконья и срама,

          А также, о духи небесъ, и для васъ,

          Почтившихъ насъ, дщерей Адама, вниманьемъ,

          Наступитъ злой скорби губительный часъ.

          Духъ света, вперво

          Былъ свергнутъ съ престола и преданъ страданьямъ;

          Но ты, кто милей мне весенняго дня,

          Не будешь минуты страдать за меня.

          Иди и не плачь, потому-что не можешь,

          Хотя и не меньше способенъ страдать.

          Прощай, мой желанный! Ты мне не поможешь;

          Но знай, что и волны, встающiя вкругъ,

          Моихъ не усилятъ и на волосъ мукъ.

          Забыться мне легче межь волнами будетъ.

                              Іафетъ.

          Не говори о смерти, голубица.

          Отецъ и ты, предъ кемъ бледнеетъ мгла,

          Должна любовь небесная таиться,

          Пускай оне въ ковчеге, межь людей

          Имъ дорогихъ услышатъ всплески моря,

          Иль пусть я здесь одинъ погибну съ горя.

                              Ной.

          И оскорблять Создателя не смей,

          Когда не сердцемъ, то хотя устами!

          Живи, какъ Богъ намъ каждый день твердитъ,

          Умри, когда погибнуть онъ велитъ,

          Тоску свою въ душе своей скрывай

          И просьбами Творца не утруждай!

          Иль можетъ-быть, ничтожный, ты желаешь,

          Чтобъ для тебя Всевышнiй согрешилъ?

          Что если бъ онъ, смягчившись, изменилъ

          Свой приговоръ, то грехъ бы совершилъ.

          Будь твёрдъ и пусть страданье сердце гложетъ;

          Адама родъ снести всё это можетъ.

                              .

          Ты правъ, мой отецъ; но когда ихъ не станетъ

          И будемъ носиться мы ночи и дни

          По тёмно-лазурной пучине одни,

          Въ чью бездну земля наша гордая канетъ,

          Уснувшiе крепко на лоне ея,

          Кто наши рыданья тогда остановитъ

          И насъ средь развалинъ глухихъ успокоить?

          О, Боже, будь Богомъ и мiръ пощади

          Не повторяй Адамова паденья:

          Всего лишь двое было ихъ тогда,

          Теперь же имъ не сделать исчисленья -

          Плодятся вкругъ, какъ осенью вода,

          Что мене плотно покрываютъ прахъ,

          Чемъ бы нокрыли Каина потомки

          Тотъ прахъ, когда бъ онъ былъ на ихъ костяхъ.

                              Ной.

          Твои слова - прямое преступленье.

          Прости, архангелъ, сердца заблужденье.

                              Рафаилъ.

          Въ нёмъ кровь бушуетъ; въ васъ же, серафимахъ,

          Кровь не кипитъ, Еговою хранимыхъ -

                              Самiаза.

          Тому не быть! Незыблемо решенье

          Сыновъ небесъ - и нетъ имъ отступленья.

                              Рафаилъ

                              Азазiилъ.

          Къ его словамъ "аминь" я прибавляю.

                              Рафаилъ.

          И такъ съ мгновенiя этого, когда

          Навеки васъ я, духи, оставляю.

                              Іафетъ.

          О, где жь они отныне станутъ жить?

          Но, чу! гора священная дрожитъ!

          Тогда-какъ листья съ каждаго растенья,

          Увявъ, летятъ и надаютъ во прахъ -

          И всё вокругъ какъ-будто бы въ цепяхъ.

                              Ной.

          Ты слышишь дикiй крикъ несметныхъ птицъ морскихъ,

          И надъ святой горой, где ни одно, бывало,

          Смочённое крыло носиться не дерзало

          И въ грозный мигъ, когда вершины волнъ морскихъ

          Казались слишкомъ ужь высокими для нихъ;

          Не будетъ ужь служить спасительнымъ прiютомъ.

                              Іафетъ.

          Вотъ солнце встаётъ, но въ нёмъ лучшаго света ужь нетъ:

          Багровымъ кольцомъ обвито

          Что нынче на землю бросаетъ последнiй свой светъ;

          Опустясь облака грозно-сумрачный цветъ принимаютъ,

          Слегка озарённыя светомъ лишь съ той стороны,

          Где прежде вставали лишь более светлые дни.

                              Ной.

          Вотъ молнiя прервала смерти ночь.

          Онъ близится! О, прочь отсюда! прочь -

          И пусть падётъ всё жертвою погрома!

          Идёмъ туда, где нашъ ковчегъ святой

                              Іафетъ.

          Постой, отецъ! Мою святую Ану

          Не оставляй на жертву океану.

                              Ной.

          Живое всё онъ вправе взять себе.

                              .

          Я не пойду.

                              Ной.

                    Такъ смерть придётъ къ тебе.

          Какъ смеешь ты глядеть на небо это

          И помышлять спасти отъ смерти то,

          Уже давно положено въ ничто.

                              Іафетъ.

          Какъ-будто могутъ гневъ и справедливость

          Рука съ рукой идти однимъ путёмъ?

                              Ной.

                              Рафаилъ.

          Не хмурь чела, умерь свою строптивость,

          Забудь о всёмъ и снова будь отцомъ.

          Твой сынъ, при всёмъ безумiи своёмъ,

          Хоть онъ не знаетъ самъ что говоритъ,

          Но смерти всё жь для власти избежитъ.

          Блюдя законъ, онъ почестей достигнетъ,

          Какъ ты, его учитель и отецъ

          А не уснётъ въ пучине, вместе съ злыми

          Детьми небесъ и дщерями земными.

                              Аголибама.

          Гроза идётъ: земля и твердь соединились

          И скоро закипитъ, увы, неравный бой

          Межъ мощью Бога Силъ и силою земной.

                              Самiаза.

          Но наша мощь - твоя: мы унесёмъ съ собою

          Где съ нами вы своей поделитесь судьбою,

          А если вы безъ слёзъ проститеся съ землёю,

          Мы позабудемъ Рай и счастье тысячъ летъ.

                              Ана.

          О, шатры дорогого отца! Кого место рожденья не манитъ?

          Кто осушитъ мне слёзы тоски?

                              Азазiилъ.

                                                  Твой владыка и любящiй другъ.

          Не страшись ничего, хоть для насъ и ужь небо навеки закрыто:

          И откуда изгнать насъ во векъ не одинъ не осмелится духъ.

                              Рафаилъ.

          Мятежникъ злой, слова твои преступны,

          Дела жь твои отныне прахомъ будутъ,

          Прогнавшiй прочь изъ Рая первородныхъ,

          Ещё пылаетъ въ ангельскихъ рукахъ.

                              Азазiилъ.

          Онъ умертвить безсмертнаго не властенъ.

          Темъ смертнымъ, чья пролиться можетъ кровь;

          Но онъ для насъ, безсмертныхъ, не опасенъ.

                              Рафаилъ.

          Придётъ пора - и ты познаешь сразу

          И своего могущества ничтожность:

          Вся мощь твоя сильна одной лишь верой.

                              Хоръ смертныхъ.

          Земля и небеса въ одно соединились!

          Егова, пощади! - и въ чёмъ мы провинились?

          Несётся вой мольбы къ Творцу зверей лесныхъ,

          И у людей найти защиту помышляютъ,

          А птицы небеса злымъ крикомъ наполняютъ.

          О, отврати свой жезлъ, карающiй Творецъ

          И пожалей свой мiръ, разрушенный въ-конецъ!

          А пощадится пусть и чудная природа!

                              Рафаилъ.

          Прости, земля! Сыны земли и праха,

          Я не могу, не долженъ помогать

                              Іафетъ.

          О, облака! Какъ коршуны, одни

          Подъ небесами мрачными стремятся,

          Глагола устъ Господнихъ ожидаютъ,

          Чтобы излить на мiръ свои фiалы.

          Ужь небеса въ лазурь не облекутся

          И сонмы звездъ на нихъ не заблестятъ.

          Зловещiй светъ въ объятья заключилъ

          И крепко сжалъ кончающiйся воздухъ.

                              Азазiилъ.

          Пора! Идёмъ! Оставимъ, Ана, эту

          Къ которой вновь стихiи подступаютъ,

          Чтобъ превратить её въ хаосъ, какъ было.

          Подъ кровомъ крылъ ты будешь безопасна,

          Какъ подъ крыломъ у матери орлёнокъ.

          Своихъ стихiй бушуетъ и гремитъ -

          Не обращай на вопли ихъ вниманье.

          Светлейшiй мiръ чемъ этотъ мы увидимъ,

          Где будешь ты дышать эфиромъ жизни.

          Не есть ещё единственное небо!

                              Іафетъ.

          Они умчались, скрылись въ вихре шума

          И никогда, останется ль въ живыхъ

          Или умрётъ со всей вселенной вместе,

          Теперь уже разрушиться готовой,

          Ни что на свете мне не возвратитъ

                              Хоръ смертныхъ.

          О, сжалься, сынъ Ноя, надъ бедными нами!

          Ужели ты всехъ насъ покинешь - всехъ, всехъ,

          А самъ будешь мчаться стрелой надъ волнами

                    Мать (подавая Іафету дитя).

          Возьми ребёнка моего!

          Я родила въ слезахъ его,

          Но радость въ сердце ощущала,

          Чемъ Божiй гневъ онъ заслужилъ -

          Ведь онъ совсемъ ещё не жилъ?

          Что въ молоке моёмъ ужаснаго такого,

          Чтобъ смерть крыломъ всего коснулася земного

          Заливъ напоромъ волнъ дыханiе его?

          Молю - спаси его съ потомствомъ Сифа, или

          Будь проклятъ, а съ тобой и непреклонный тотъ,

          Кто со

          Виновный въ томъ, что мы обречены могиле.

                              Іафетъ.

          Молчите: этотъ часъ не для проклятiй вамъ

          Оставленъ, а затемъ, чтобъ время дать мольбамъ.

                              .

          Молиться! Но куда съ молитвой возноситься,

          Когда потоки съ горъ ужь начинаютъ литься

          И затоплять поля, а грозный океанъ,

          Оплоты одолевъ, всё рушитъ, поглощаетъ,

          Теперь уже никто отъ жажды не страдаетъ.

          Будь проклятъ кто тебя и твоего отца

          Создалъ! Пускай намъ клясть придётся до конца,

          И на колени, въ прахъ склоняясь, становиться,

          Когда погибнуть все должны мы подъ водой.

          Когда Онъ сотворилъ вселенную съ землёй,

          То не грешно ль было творить ихъ для мученья?

          И заставляетъ всё смиряться безъ труда.

          Деревья райскихъ дней видавшiя рожденье,

          Где Евою Адамъ былъ знаньемъ наделёнъ

          И первый гимнъ раба Адамомъ вознесёнъ,

          Лишонныя плодовъ и зелени убора,

          Лежатъ ужь на земле поверженныя въ прахъ,

          Купая остовъ свой въ клокочущихъ волнахъ,

          Что вкругъ свои гребни высоко подымаютъ.

          Спустившись къ морю, сводъ небесный слился съ нимъ

          И тучи глазъ поднять къ творцу не допускаютъ.

          Беги, сынъ Ноя, прочь и, насладившись сномъ,

          Подъ плавно надъ водой несущимся шатромъ,

          Техъ, въ чьёмъ кругу провёлъ ты молодости годы

          И гимнъ хвалебный свой Егове вознеси,

          Сидящему въ лучахъ на троне въ небеси.

                              Смертный.

          Хоть воды возстали по всемъ преисподнямъ,

          Но всюду во славу Владыки всего

          Пусть славится воля святая Его!

          Имъ жизнь мне дана - и обратно дыханье

          Когда бъ мои очи закрылись навекъ

          И я, чудно созданный Имъ человекъ,

          Къ подножью Бго золотого престола

          Не могъ своего вознести бы глагола -

          За всё настоящее - за бытiё,

          Затемъ что всё это Его достоянье

          Съ начала и вплоть до конца мiрозданье -

          Пространство и вечность, и смертный нашъ часъ,

          Онъ властенъ свои уничтожить созданья

          И мне ль изъ за несколькихъ вздоховъ страданья

          Роптать и стонать и хулить Егову?

          Нетъ, пусть я умру, какъ и жилъ, безъ роптанья,

                              Хоръ смертныхъ.

          Куда намъ бежать - не на выси же горъ?

          Потоки стремятся навстречу пучине

          И вдвое ужасней теперь ихъ напоръ,

          Грозой проникая въ пещерный просторъ.

                              Женщина.

          Отъ нашей долины ужь нетъ и следа:

          Отецъ и шатры его белые тоже,

          И милые братья и братьевъ стада,

          Густыя деревья - защита отъ зной,

          И ключъ, говорившiй очамъ о покое,

          Лужайка, где стадо привольно паслось -

          Всё сгибло. Когда я на гору взбиралась

          Сегодня съ зарёй, черезъ садъ, мне казалось,

          О, Боже, зачемъ родилась я на светъ?

                              Іафетъ.

          А чтобъ умереть и притомъ молодою.

          И всё же твой жребiй отрадней, чемъ мой,

          Любуяся мiра могилой одною,

          Оплакивать долго и горько её

          И тамъ, где всё гибнетъ, спасать бытiё.

          1881.