| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1815 |
| Категория: | Трагедия |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Вернер или наследство. Действие пятое (старая орфография)
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Большая и великолепная готическая зала в замке Зигендорф, украшенная трофеями, знаменами и оружием этой фамилии.
Входят Арнгейм и Мейстер, слуги графа Зигендорфа.
АРНГЕЙМ.
Поторопись! Вернется скоро граф,
А дамы уж у самого подъезда.
Послал ли ты людей, чтоб разыскать,
Кого велел нам граф найти?
МЕЙСТЕР.
Повсюду
По Праге мной разосланы гонцы;
Они снуют, ища, насколько можно
Узнать его по платью и лицу.
Чтоб чорт побрал все помпы и парады!
Все, что в них есть приятного (а что
Лишь зрителям на долю, а из нас
Никто не рад им: в этом я уверен!
АРНГЕЙМ.
Ну, ладно! Вот графиня уж идет.
МЕЙСТЕР.
Я предпочту день целый на охоте
Трястись на скверной кляче, чем торчать
На этих глупых празднествах и свиту
Вельмож надутых составлять!
АРНГЕЙМ.
Пошел!
Иди к себе и там ругайся вволю! (Уходят).
Входят графиня Жозефина Зигендорф и Ида Штраленгейм.
ЖОЗЕФИНА.
Ну, кончился спектакль - и слава Богу!
ИДА.
Мне красота такая и не снилась!
Цветы, гирлянды, гордые знамена,
Знать, рыцари, брильянты, платья, перья,
Веселость лиц, прекраснейшие кони,
Дым фимиама, солнца яркий свет,
Струившийся в цветные стекла окон,
И тишина спокойная гробниц,
И дивные, торжественные гимны,
Которые, казалось мне, не столько
Стремились к небу, сколько к нам сходили
С небес; органа рокот величавый,
Раскатами гремевший в вышине,
Как гармоничный гром; и белизна
Одежд священных, и толпы всей взоры,
Стремившиеся к небу; мир всеобщий,
Мир каждого и всех,... О, мать моя...
(Обнимает Жозефину).
ЖОЗЕФИНА.
Любимое дитя мое! Надеюсь,
ИДА.
О, я уж ваша дочь! Как бьется сердце!
Послушайте!
ЖОЗЕФИНА.
Я чувствую, мой друг!
Дай Бог ему всегда лишь счастьем биться,
Не зная горя!
ИДА.
Горя? Никогда!
Что может опечалить нас, родная?
Как горевать мы можем, если любим
Друг друга так всецело, Вы, граф, Ульрих
И я, дочь ваша!
ЖОЗЕФИНА.
Бедный мой ребенок!
ИДА.
Как, вы меня жалеете?
ЖОЗЕФИНА.
Нет, друг мой,
Тебе я лишь завидую, но с грустью,
Не в смысле грешной зависти, - порока
Всеобщого людского, если только
В сравнении с другими в этом мире.
ИДА.
Я не хочу, чтоб вы бранили мир,
Где вы и Ульрих мой живете. Разве
Вы видели подобного ему?
Как гордо он меж всеми возвышался,
Как все глаза смотрели на него!
Из всех окошек пышный дождь цветочный
Как сыпался к ногам его, - обильней,
Чем на других! Везде, где он ступал,
Цветы, казалось, сами вырастали,
И я готова клясться, что они
Растут еще и не увянут вечно!
ЖОЗЕФИНА.
Льстец маленький! Ты Ульриха испортишь
Такими похвалами, если он
Услышит их.
ИДА.
Нет, их он не услышит!
Ему не смею столько я сказать;
Ведь я его боюсь.
.
Зачем же? Ульрих
Тебя так любит.
ИДА.
Да, но не могу
В беседе с ним я выразить словами
Всего того, что думаю о нем.
Притом порой он трепет мне внушает.
ЖОЗЕФИНА.
Но почему ж?
ИДА.
Какой то мрачной тучей
Взор голубых очей его порой
Внезапно покрывается. При этом
Угрюмо он молчит.
ЖОЗЕФИНА.
У всех мужчин
В такое время смутное, как наше,
Есть много дум.
ИДА.
А я иметь не в силах
Иные думы, кроме дум о нем.
ЖОЗЕФИНА.
Ничуть не хуже Ульриха, мой друг.
Вот, например, хоть молодой граф Вальдорф.
С тебя он глаз все время не спускал.
ИДА.
А я и не заметила: я только
На Ульриха смотрела. На него
Взглянули ль вы в тот миг, когда колена
Все преклонили? Прослезилась я,
Но, хоть глаза мне слезы застилали,
Казалось мне, что на меня с улыбкой
Смотрел он.
ЖОЗЕФИНА.
Нет, я видела лишь небо,
К которому глаза я подняла,
Со всем народом вместе.
ИДА.
Я на небе
Сама была душою, но смотрела
На Ульриха.
ЖОЗЕФИНА.
Пойдем теперь к себе;
а мы пока освободимся там
От пышных перьев и от длинных шлейфов.
ИДА.
Да и от драгоценностей тяжелых,
Давящих мне и голову и грудь,
Сверкая в диадеме и в корсаже.
Иду я с вами, дорогая мать.
(Входят граф Зигендорф, возвращающийся с торжества, в полном парадном костюме, и Людвиг).
ЗИГЕНДОРФ.
Что ж, он еще не найден?
ЛЮДВИГ.
Ищут всюду
Старательно, и если в Праге он,
Его найдут наверное.
ЗИГЕНДОРФ.
Где Ульрих?
ЛЮДВИГ.
С толпою знатных юношей, но их
Оставил вскоре. Кажется, минуту
Тому назад граф молодой проехал
Со свитою через подъемный мост.
(Входить Ульрих великолепно одетый).
ЗИГЕНДОРФ (Людвигу).
Идите же, ищите неустанно
Того, о ком я говорил (Людвиг уходит).
Ах, Ульрих!
Как страстно видеть я тебя желал!
УЛЬРИХ.
Исполнилось теперь желанье ваше;
Вот я: смотрите!
ЗИГЕНДОРФ.
Я убийцу видел!
.
Какого? Где?
ЗИГЕНДОРФ.
Венгерца видел я,
Убийцу Штраленгейма!
УЛЬРИХ.
Не во сне ли?
ЗИГЕНДОРФ.
Нет, на яву! Его я видел, слышал,
И он меня отважился назвать
По имени!
УЛЬРИХ.
По имени? Как?
ЗИГЕНДОРФ.
Вернер!
Такое имя прежде я носил.
УЛЬРИХ.
Его уж нет, - забыть его должны вы.
ЗИГЕНДОРФ.
Нет, никогда; о, никогда! Сплелось
Его не будет на надгробном камне
Моем, но в гроб сведет меня оно!
УЛЬРИХ.
Но к делу! Что ж венгерец?
ЗИГЕНДОРФ.
Слушай, слушай!
Кишел народом храм; запели гимн
Te Deum, и казалось, в общем клике
"Хвалите Бога" голос всех народов,
Благодаря за день единый мира,
Наставший после тридцати годов,
Из коих каждый был кровопролитней
Всех предыдущих. Как и все вельможи,
Среди гербов роскошных и знамен,
Глядел я вниз на поднятые лица
Молящихся, - и вдруг был поражен
Как будто вспышкой молнии (минуту,--
Увидел я--и потерял способность
Все видеть кроме этого, - лицо
Венгерца! Мне невольно стало дурно.
Когда же я очнулся от тумана,
Вниз посмотрел, - уж он куда то скрылся.
Окончился молебен, и пошла
Процессия обратно.
УЛЬРИХ.
ЗИГЕНДОРФ.
И вот на мост Молдавский мы вошли.
На нем толпа веселая шумела,
Безчисленные лодки на реке,
По весело сверкающим волнам
Неслись; убранством улицы блистали,
Солдат шагали длинные ряды
И музыка торжественно гремела,
Прощавшихся как будто всенародно
С великими делами долгих войн.
И все ж ничто, - ни гордые знамена
Над головой моей, ни конский топот,
Ничто во мне не заглушало мысли
Об этом человеке, хоть его
Присутствия уже не ощущал я.
УЛЬРИХ.
ЗИГЕНДОРФ.
Как, умирая, раненый солдат
Прохладной влаги жаждет, так я жаждал
Его увидеть, и не мог; но, вместо
УЛЬРИХ.
Что?
ЗИГЕНДОРФ.
Султан твой, колебавшийся над всеми,
Из всех голов, среди плюмажей пестрых,
Стремившихся, как радостный поток,
Вдоль улиц пышно разодетой Праги.
УЛЬРИХ.
ЗИГЕНДОРФ.
Большое: я, любуясь на тебя,
Почти уж забывать стал о венгерце;
Но пушки смолкли, музыка играть
Взаимными приветствиями; тут то
Услышал я, как позади меня
Какой то тихий и невнятный голос,--
Но для меня грозней и громче пушек,--
Вернер - произнес.
УЛЬРИХ.
Тот голос был...
.
Его! Я оглянулся,--
Узнал его - и в обморок упал.
УЛЬРИХ.
Ну, вот! И это видели?
.
Сейчас же
Услужливой заботой окружавших
Я из толпы был вынесен; они
Лишь видели мой обморок, причины ж
(В процессии нас, старших, отделили
От молодых)--и мне помочь не мог ты.
УЛЬРИХ,
Зато теперь я помогу вам.
.
В чем?
УЛЬРИХ.
В том, чтоб найти для вас венгерца, или...
Но что мы будем делать с ним?
.
Не знаю.
УЛЬРИХ.
Так для чего же нам его искать?
ЗИГЕНДОРФ.
Пока не будет найден он. Судьба
Его, моя и Штраленгейма - тесно
Переплелась и нам ее распутать
Нельзя, пока... слуга).
СЛУГА.
Приезжий вашу светлость
Желает видеть.
ЗИГЕНДОРФ.
СЛУГА.
Он не сказал
Нам имени.
ЗИГЕНДОРФ.
Ну, все равно: впустите.
Габора и уходит).
А!
ГАБОР.
Это Вернер! Это он!
(надменно).
Да, сударь:
Я тот, кого когда то знали вы
Под именем таким. Ну, что ж?
ГАБОР
Обоих
Я узнаю: как, кажется, - отец
И сын. Я слышал, граф, что вы иль ваши
Служащие меня искали. Я,
ЗИГЕНДОРФ.
Да, вас искали
И, наконец, нашли. Вас обвиняют
В ужасном преступленьи; совесть вам
ГАБОР.
В каком? Скажите -
И я готов последствия нести.
ЗИГЕНДОРФ.
Да, и нести их будете вы, если...
ГАБОР.
ЗИГЕНДОРФ.
Все,
Хотя бы и не все: всеобщий голос,
Все то, что сам я видел, время, место,
Кладут пятно и взводят обвиненье.
ГАБОР.
И только на меня? Не торопитесь
С своим ответом; вспомните, - быть может,
Замешан здесь и кто нибудь другой?
.
Как, негодяй, ты вздумал издеваться?
Играть своею собственной виной?
Из всех созданий лучше всех ты знаешь,
Насколько тот невинен, на кого
Но долго я с злодеем толковать
Не стану; суд иметь с ним будет дело.
Сейчас же, без уверток, отвечай:
Что на мое ты скажешь обвиненье?
ГАБОР.
ЗИГЕНДОРФ.
Чем же можешь ты
Его мне опровергнуть?
ГАБОР.
Настоящий
ЗИГЕНДОРФ.
Так назови его!
ГАБОР.
Но, может быть,
Он имена различные имеет,
ЗИГЕНДОРФ.
Если
Меня имеешь ты в виду, то знай,
Что мне твои изветы не опасны.
ГАБОР.
Но я убийцу знаю.
ЗИГЕНДОРФ.
Где ж он?
ГАБОР (указывая на Ульриха).
Он возле вас.
(Ульрих бросается па Габора, но Зигендорф становится между ними).
ЗИГЕНДОРФ.
Злодей и лжец безстыдный!
Мои, и в них найдешь ты безопасность
(К Ульриху).
Опровергай же, Ульрих, клевету,
Как я ее опровергаю. Право,
Что кажется не на земле рожденной;
Но успокойся: пусть она сама
Себя разрушит; а его не трогай.
(Ульрих старается быть спокойным).
ГАБОР.
И слушайте, что я скажу.
ЗИГЕНДОРФ (взглядывая на Габора и потом на Ульриха).
Я слушать
(Ульриху). О Боже! Ты глядишь...
УЛЬРИХ.
Как?
.
Как глядел ты в страшную ту ночь
В саду.
УЛЬРИХ (делая над собою усилие).
ГАБОР.
Вы должны спокойно,
Граф, выслушать меня. Сюда пришел я
Не вас ища, а потому, что вы
Меня искали. В храме, преклоняя
Не думал я, что Вернера беднягу
Увижу меж сенаторов и принцев;
Но вы меня призвали, - я пришел.
ЗИГЕНДОРФ.
ГАБОР.
Сперва позвольте
Спросить: кому же выгодна была
Смерть Штраленгейма? Мне? Но я, как прежде,
Так беден и теперь: еще беднее -
Барон в ту ночь не потерял ни денег,
Ни драгоценностей, - утратил он
Лишь жизнь свою, которая мешала
Правам других на титул и владенья,
ЗИГЕНДОРФ.
Намеки эти, вздорны и неясны,
Относятся и к сыну, и ко мне.
ГАБОР.
Но что же с этим я могу поделать?
Кто чувствует себя во всем виновным.
Я обращаюсь к вам, граф Зигендорф,
Затем, что знаю вашу я невинность
И справедливым вас считаю; но -
Решитесь ли вы защищать меня,
Решитесь ли разспрашивать?
(Зигендорф смотрит сперва на венгерца, потом на Ульриха, который отстегнул свою саблю и чертит ею на полу, не вынимая ее из ножен).
УЛЬРИХ
Велите,
Чтоб продолжал он.
ГАБОР.
Граф, я безоружен:
Велите сыну саблю положить.
(презрительно предлагая Габору саблю).
Я вам могу ее отдать.
ГАБОР.
Нет, сударь;
Достаточно, чтоб были безоружны
Оружье, на котором больше крови,
Чем от сражений быть могло на нем.
УЛЬРИХ (с презрением бросая саблю на пол).
Быть может, и подобное другое)
Оружье вас когда то пощадило,
Сперва обезоружив и отдав
Во власть мою.
ГАБОР.
И не забыл я этого; но вы
Обдуманно меня щадили: с целью
Меня чужим безчестьем запятнать.
УЛЬРИХ.
Разсказчик и рассказ друг друга стоят
Но слушать дальше - стоит ли отцу?
ЗИГЕНДОРФ (взяв сына за руку).
Не сомневаюсь также и в твоей;
Но человеку этому терпенье
Я обещал, - пускай доскажет он.
ГАБОР.
Не буду вас задерживать рассказом
Я начал жить и стал таким, как свет
Меня образовал. Раз зимовал я
Во Франкфурте на Одере; и вот
В одном из мест, где разный люд сходился
Пришлось рассказ мне слышать о событьи
Довольно странном, происшедшем там
В последних числах февраля. Был послан
Правительством отряд солдат, который,
Грабителей отчаянную шайку,
Считавшйхся сперва за мародеров
Из лагеря враждебного. И что ж?
Совсем не так на деле оказалось:
Богемии - обычного приюта
Разбойников; набег иль просто случай
Оттуда их в Лузацию завел.
Как говорят, меж ними было много
Военный суд тогда умолк на время;
Позднее ж были высланы они
Через границу; вольный город Франкфурт
Потом судил гражданским их судом.
ЗИГЕНДОРФ.
Причем же тут мой Ульрих?
ГАБОР.
Между ними
Был, по рассказам, человек один,
Происхожденье, счастье, юность, силу
И красоту божественную, вместе
С отвагой несравненной, приписала
Ему молва; притом такую власть
Среди своих товарищей, но даже
Над членами суда, - что объяснить
Могли все это только чародейством:
Так велико его влиянье было!
В магическия силы, кроме денег,
А потому подумал я, что просто
Весьма богат он. Но в душе моей
Различные тут чувства разыгрались
Такое диво, чтоб его хоть видеть.
ЗИГЕНДОРФ.
И что же - вы увидели его?
ГАБОР.
Извольте слушать. Вскоре оказался
На площади; сбежалась тут толпа;
То был один из бурных тех моментов,
Когда невольно люди весь свой нрав,
Какой он есть, способны обнаружить
И тут, его увидев вдруг, невольно
Я мысленно воскликнул: "это он!",
Хоть, как всегда, он окружен был знатью.
Я чувствовал, что не ошибся я;
За ним, его наружность изучил,
Походку, рост, движенья и манеры;
Но, несмотря на все, что было в нем
Хорошого, - будь это от природы
В нем мог я взор убийцы различить
И сердце гладиатора.
УЛЬРИХ (смеясь).
ГАБОР.
А дальше будет лучше. Он казался
Одним из тех, пред кем сама Фортуна
Склониться рада, как пред смельчаком,
И от кого судьба людей нередко
Какое то таинственное чувство,
Которого никак я не могу
Вам описать: мне думалось, что счастье
Найду я в нем; но в этом я ошибся.
.
Как, может быть, ошиблись и теперь.
ГАБОР.
Я следовал за ним, его вниманья
Хотел добиться, - в этом я успел,
Но дружбы с ним я не достиг. Хотел он
Ушли оттуда; вместе мы дошли
До городка, где Вернер укрывался
И где спасен был Штраленгейм. Теперь
У цели мы... Отважитесь ли слушать,
ЗИГЕНДОРФ.
Слушать должен я,
Иль слишком много слушал я напрасно.
ГАБОР.
Когда я вас увидел, то сейчас
Гораздо выше внешности. Хотя
Не мнил его найти я столь высоким,
Как нахожу теперь, - но очень редко
Встречал людей я, даже в высшем свете,
Вы были нищий; жалкие лохмотья
Имущество все ваше составляли;
Я предложил свой тощий кошелек,--
Но разделить его вы отказались.
.
Надеюсь я, что вашим должником
Я через тот отказ не стал; зачем же
Напоминать об этом?
ГАБОР.
Все ж вы мне
А я обязан вам своим спасеньем,
По крайней мере кажущимся, в ночь,
Когда за мной холопы Штраленгейма
Гнались, как будто я его ограбил.
.
Да, я тебя укрыл; а ты, змея
Ожившая, меня и дом мой губишь!
ГАБОР.
Граф, никого не обвиняю я,--
Я только защищаюсь. Вы же сами,
К суду. Мое судилище--ваш замок,
А ваше сердце - суд мой; одного
У вас прошу я; будьте справедливы;
Я ж буду милосерд.
.
Ты - милосерд?
Ты, низкий клеветник!
ГАБОР.
Я! Это право
Останется за мной в конце концов!
Который был известен вам,
Как вы сказали. Вот, глухою ночью,
Наскучив там блужданьем в темноте,
Боясь, найду ль обратную дорогу,--
Пробившийся сквозь щель, едва мерцавший;
Идя к нему, до двери я дошел,
Которая была секретным входом
В одну из комнат. Тихо, осторожно
И что ж? Постель, всю красную, увидел,
На ней же Штраленгейма.
ЗИГЕНДОРФ.
Как? он спал -
ГАБОР.
Лежал он
Уже убитый, весь в крови, как жертва.
Тут у меня застыла в жилах кровь.
ЗИГЕНДОРФ.
Там не было? Не видел ты...
(Останавливается от волненья).
ГАБОР.
Того,
Кого назвать вам страшно, мне же - вспомнить,
ЗИГЕНДОРФ (Ульриху).
Мой мальчик!
Невинен ты! Когда то ты меня
Теперь скажи мне это о себе!
ГАБОР.
Постойте же! Теперь уж не могу я
Не рассказать всего, хотя б на нас
Обрушились от гнева эти стены.
А сын ваш помнит, - что в тот день последний
Перед убийством в комнатах барона
Переменили все замки; ваш сын
За этим наблюдал. Он лучше знает,
Но вот что я увидел там: в прихожей,
Куда была полуоткрыта дверь,
Стоял какой то человек и руки
Усердно мыл, запачканные кровью,
Оттуда он порой бросал на тело
Кровавое, - но труп недвижен был.
ЗИГЕНДОРФ.
О, Господи!
ГАБОР.
Настолько ж ясно, как я вижу ваше;
Не ваше было то лицо, хоть сходство
В нем было с вами, - стоит лишь взглянуть
На молодого графа! Выраженье
Но было и таким, когда недавно
Его я в преступленьи обвинил.
ЗИГЕНДОРФ.
Так, значит...
ГАБОР
Нет, позвольте мне докончить!
Все выслушать должны вы до конца.
Подумал я, что вы и сын ваш (ясно
Мне сделалось, что есть меж вами связь)
Как будто дать желая мне приют,
Чтоб на меня свалить свое злодейство.
Моею первой мыслью было мщенье,
Но я имел короткий лишь кинжал
С противником не мог равняться я
Ни силою, ни ловкостью, как в этом
Я убедился утром. Повернув,
Я побежал - во тьме; скорей случайность,
Что в комнату вела, где спали вы;
Застань я вас не спящим, - Небо знает,
Что подсказать могло б мне подозренье
И чувство мщенья, но так безмятежно,
ЗИГЕНДОРФ.
И все же сны ужасные я видел!
И как недолго спал я: не зашли
Еще и звезды, а уж я проснулся.
Отец мой, и теперь мой сон открыт!
ГАБОР.
Не я виной, что сон ваш разгадал я.
Ну, хорошо; я убежал и скрылся,
И вот чрез много месяцев судьбой
Что Вернер графом Зигендорфом стал.
Кого искал напрасно я в лачугах,
Тот стал владельцем княжеских дворцов.
Узнав меня, искать меня вы стали
Свою вам тайну и предоставляю
Ее вам оценить.
ЗИГЕНДОРФ (подумав).
ГАБОР.
Что означает это размышленье?
В нем месть иль чувство правды говорит?
ЗИГЕНДОРФ.
Не то и не другое; размышляю
ГАБОР.
Легко узнать вам от меня об этом.
Вы были бедны; я, хоть сам был беден,
Но все-таки настолько был богат,
Что вы мне позавидовать могли бы;
Мою отвергли; я не буду с вами
Так щепетилен. Вы теперь богаты,
Могущественны, знатны; ну, конечно,
Меня вы понимаете?
.
О, да!
ГАБОР.
Но не совсем. Вы скажете, пожалуй,
Что я продажен и не слишком прям;
Возможно, впрочем, что судьбина злая
Вы мне должны помочь; я вам помог бы,
Притом мое не раз страдало имя
За вас и сына вашего. Прошу
Теперь все это взвесить хорошенько.
.
Вы не боитесь несколько минут
Здесь подождать, пока мы все обсудим?
ГАБОР (бросая взгляд на Ульриха, который стоит, прислонясь к колонне).
А если я решусь?
.
Я поручусь
За вашу жизнь - своею. Удалитесь
Вот в эту башню (Открывает дверь, ведущую в башню).
ГАБОР
Во второй уж раз
Приют вы мне даете "безопасныйц.
ЗИГЕНДОРФ.
А разве первый был не таковым?
ГАБОР.
Воспользуюсь вторым. Еще защита
Есть у меня: я в Праге не один.
И, еслибы меня вдруг захотели,
Как Штраленгейма, уложить, - найдутся
Из-за меня изрядную тревогу.
Решайте же скорее!
ЗИГЕНДОРФ.
Постараюсь.
И нерушимо лишь средь этих стен;
За то, что вне их будет, - не ручаюсь.
ГАБОР
Достаточно и этого с меня.
ЗИГЕНДОРФ
Возьмите также этот меч; я видел,
Что жадно вы смотрели на него
И с недоверием на его владельца.
ГАБОР (берет).
Не дешево продам я.
(Уходит в башню; Зигендорф закрывает за ним дверь).
ЗИГЕНДОРФ (подходя к Ульриху).
(Тебя не смею сыном я назвать),--
Что скажешь ты?
УЛЬРИХ.
Он рассказал вам правду.
.
Чудовище! Как? Правду?
УЛЬРИХ.
Да, отец мой!
Правдивейшую правду! Хорошо,
Что знаем мы, то можем отразить!
Его должны мы привести к молчанью.
ЗИГЕНДОРФ.
О, да, хотя б ценою половины
Могли бы эту мерзость опровергнуть,--
Вторую половину уступить
Я был бы рад.
УЛЬРИХ.
Для болтовни пустой и для притворства;
Я повторяю: правду он сказал,
И мы должны его молчать заставить.
ЗИГЕНДОРФ.
УЛЬРИХ.
Как Штраленгейма. Неужели
Так глупы вы, что не могли понять
Все это раньше? В ночь, когда в саду я
Я мог бы знать и вам о ней сказать,
Не будь я сам свидетелем той смерти?
И еслиб челядь принца это знала,
Ужель она позволила бы мне,
К полиции? И разве сам слоняться
Я стал бы там? Вы сами, Вернер, вы
Предмет вражды и страха для барона,
Ужель бежать нашли бы вы возможность
Пред тем, как вас могли бы заподозрить?
Испытывал я вас и изучал,
Не зная, слабы ль вы, иль лицемерны,
И я нашел вас слабым, но при этом
Я сомневался, точно ль слабы вы.
ЗИГЕНДОРФ.
Простой убийца и отцеубийца!
Что сделал я, что в мыслях я имел
Сообщником злодейства твоего?
УЛЬРИХ.
Отец мой, лучше не будите беса,
Которого унять не в силах вы.
Теперь семейным спорам места нет!
Вас мучили; что ж, мог я быть спокойным?
Как думаете вы: ужель я мог,
Не возмущаясь, слушать эти речи?
За вас и за себя, и только, - больше
Ни за кого и ни за что; не так ли?
ЗИГЕНДОРФ.
О, вот отца покойного проклятье!
УЛЬРИХ.
Пусть действует: в гробу оно и смолкнет!
Прах мертвых - слабый враг; бороться с ним
Гораздо легче, чем с кротом, который
Он слеп, но жив. Послушайте ж меня!
Меня вы осуждаете, но кто же
Учил меня, чтоб слушал я его?
Кто говорил, что могут преступленья
Что страсть - природа наша, что дар счастья
Предшествует всегда дарам небес?
Кто доказал мне, что одна лишь нервность
Кто у меня похитил всю возможность
Себя и род свой прямо защищать
При ярком свете дня? В своем позоре
Кто, может быть, меня запечатлел
Преступника клеймом? Тот человек,
Который слаб и в то же время пылок,
Других лишь может возбуждать к делам,
Какия сам бы сделал, да не смеет!
сделать то,
О чем вы только думали? Довольно ж,
Теперь пора о следствиям судить,
Не о причинах! Штраленгейма спас я,
Не знав его, невольно повинуясь
Вассала иль собаку так же точно.
Когда ж его узналь я, как врага,
Он просто был мне камнем на пути
И, как рычаг, его я отодвинул.
Не без причины так я поступил,
А потому, что он служил помехой
Его, когда он был для нас чужой,
Я сохранил; он мне обязан жизнью,--
долг потребовал назад;
Он, вы и я над пропастью стояли,
Куда толкнул я нашего врага.
Вы первый тот фитиль зажгли; вы
Путь показали! Покажите ж мне
Иной к спасенью путь, иль предоставьте
Мне действовать!
ЗИГЕНДОРФ,
УЛЬРИХ.
Покончим лучше с тем, что жизнь нам портит:
С семейною враждой и с обвиненьем
Во всем, чего нельзя уж изменить!
Я ничего на свете не боюсь
И здесь, у нас в стенах, найдутся люди,--
Хотя вы их не знаете, - которым
Весьма легко отважиться на все.
Высокое; что здесь произойдет,
Большого любопытства не возбудит;
Храните ж тайну, зорким глазом вкруг
Глядите, не волнуйтесь, не болтайте,--
Не нужно, чтоб болтун меж нами третий
Здесь путался. (Уходит).
(один).
Во сне ль я, на яву ли?
Как, это - залы моего отца?
А тот - мой сын? Мой
Всегда от крови и от темных дел
Бежал я, ненавидел их, - и что же?
Весь погружен теперь я в аде этом!
Скорей, скорей, - иль снова кровь прольется,
Помощников, - как я не догадался!
Безумец я! Ведь волки стаей рыщут!
Есть у него, - не только у меня,--
От башни ключ, от двери той, что в башню
Иль буду вновь отцом я преступленья,
Как стал уже преступника отцом.
Габор, Габор!
(Уходить в башню, запирая за собою дверь).
Внутренность башни.
Габор и Зигендорф.
ГАБОР.
Кто здесь зовет?
ЗИГЕНДОРФ.
Возьми вот это и беги! Беги,
Минуты не теряя!
(Срывает с себя бриллиантовую звезду и другия драгоценности и сует их в руки Габору).
ГАБОР.
Что же делать
ЗИГЕНДОРФ.
Все, что хочешь: продавай
Иль береги и счастлив будь, - но только
Спеши, иль ты пропал!
ГАБОР.
За жизнь мою своею честью!
ЗИГЕНДОРФ.
Правда;
Теперь я слово выкупил свое.
В своем дворце, не повелитель я
Слуг собственных, и даже эти стены
Уж не мои, а то я им велел бы
Обрушиться и раздавить меня.
ГАБОР.
А, вот как!
Прощайте же! Однако сами, граф,
Вы этого свиданья рокового
Желали!
.
Да, но дважды роковым
Пускай оно не станет. Торопись же!
ГАБОР.
Идти мне тем путем, как я вошел?
ЗИГЕНДОРФ.
Но только в Праге долго не броди:
Не знаешь ты, с кем ты имеешь дело.
ГАБОР.
Я это знаю слишком хорошо,--
Знал ранее тебя, отец несчастный!
(Уходит).
ЗИГЕНДОРФ (один, прислушиваясь).
Он с лестницы сошел...
Захлопнулась... Теперь спасен, спасен!
О, дух отца! Мне дурно...
(Склоняется в изнеможении на каменную скамью, стоящую около стены башни).
(Входить и за ним слуги, все с обнаженным оружием).
УЛЬРИХ.
Он здесь.
ЛЮДВИГ.
Но это граф!
УЛЬРИХ
Как? Это вы!
ЗИГЕНДОРФ.
Да, это я. Нужна другая жертва,--
Так убивай.
(замечая, что у отца сорваны драгоценности).
Но где же тот злодей,
Который вас ограбил? Эй, вассалы!
Сейчас его спешите разыскать!
Злодей ограбил моего отца,
Взяв кучу драгоценностей, какие
Годились бы наследьем принца быть!
В дорогу! Я сейчас пойду за вами!
Что это значит? Где же тот бездельник?
ЗИГЕНДОРФ.
Их два: о
УЛЬРИХ.
Оставим этот вздор! Мы непременно
Должны его найти. Да уж не вы ли
Ему возможность дали убежать?
.
Да, он бежал.
УЛЬРИХ,
Через потворство ваше?
ЗИГЕНДОРФ.
УЛЬРИХ.
Ну, так прощайте ж! (Хочет уйти).
ЗИГЕНДОРФ.
Прошу, молю! О, Ульрих, неужели
Покинешь ты меня?
УЛЬРИХ.
Как, чтобы я
Закован в цепи, - все благодаря
Врожденной вашей слабости ничтожной,
Гуманности неполной и пустой,
Себялюбивым вашим угрызеньям
Пожертвовать весь род наш, чтоб спасти
Злодея?.. Чем же? Нашим разореньем!
Нет, граф, у вас отныне сына нет!
ЗИГЕНДОРФ.
Названье это ты носил! Куда ж
Уходишь ты? Без помощи оставить
Тебя я не хочу.
УЛЬРИХ.
Мое! Я вовсе не один; не только
Пустой наследник я владений ваших.
Пойдут за мною тысячи, поверьте.
Да, десять тысяч преданных мечей,
ЗИГЕНДОРФ.
Разбойники лесные,
С которыми во Франкфурте тебя
Венгерец видел!
.
Да, и эти люди
Достойны имени людей! Скажите
Сенаторам своим, чтоб хорошенько
За Прагою смотрели! Черезчур
Затеяли устраивать они!
Не все еще погибли с Валленштейном,
Немало безпокойных есть умов!
Входят
ЖОЗЕФИНА.
Что слышу я? Ты здесь, мой Зигендорф,
Мой милый муж! Благодаренье Небу,--
Ты невредим, я вижу!
.
Невредим!
ИДА.
Да, дорогой отец!
ЗИГЕНДОРФ.
Нет, не имею
Отныне этим именем злосчастным!
ЖОЗЕФИНА.
Что это значит, муж мой?
ЗИГЕНДОРФ.
Что жизнь дала ты демону.
ИДА (берет Ульриха за руку).
Кто смеет
Так говорить об Ульрихе?
.
Стой, Ида!
Кровь на руке его.
ИДА (наклоняясь, чтобы поцеловать руку Ульриха).
Я поцелуем
Была!
ЗИГЕНДОРФ.
Да; так и есть.
УЛЬРИХ.
Кровь твоего отца на ней! (Уходит).
ИДА.
О Боже!
И мной любим был этот человек!
ЗИГЕНДОРФ.
Злодей убил обоих! Жозефина!
Вновь одиноки мы теперь! О, еслиб
Такими были мы всегда! Увы,
Отец, свою могилу мне: мой сын
Мне углубил ее; твое проклятье
Исполнилось над головою сына!
Род Зигендорфов умер навсегда!
.
ВЕРНЕР.
Стр. 43. В черновой, измаранной рукописи "предисловия", в конце, было еще несколько строк:
"Пьесу эту я не имел намерения ставить на сцену ни в Англии, ни в какой-либо другой стране. Об этом вовсе не следовало бы и упоминать; но так как одно мое стихотворное произведение, никогда не предназначавшееся для представления, не взирая на моя протесты, все-таки появилось на сцене, и не в одной только стране, то я и думаю, что с моей стороны не сочтено будет неуместным, если я еще раз повторю свой протест против этого безумия, которое ни для кого не может быть полезно, а меня может только оскорбить. Я не согласен с тем, что всякое драматическое произведение вообще назначается для сцены {Возражая Джоффри, Байрон писал: "Драма - не один только диалог, но и действие; толпы, то он, может быть, и поэт, но уж никак не драматург".}. За исключением Шекспира, ни одна из пятидесяти пьес наших старинных драматургов никогда не была играна на сцене, хотя их и часто читали. Из пьес Мэссинджера сыграна была только одна, из пьес Форда ни одной, из Марло - тоже ни одной, из Бен-Джонсона - одна, из Уэбстера и Гейвуда-- ни одной; даже из комедий Конгрива играется только одна, да и то редко. Я вовсе не пытаюсь подняться на одинаковый уровень с перечисленными писателями; я хочу только, чтобы мои произведения не появлялись на сцене, которая закрыта для их пьес. Может быть, замечания г. Лэмма о впечатлении драматического представления на интеллигентного зрителя {Чарльз Лэмм говорит: "Быть может мои слова покажутся парадоксом, но я не могу отрешиться от мысля, что драмы Шекспира гораздо менее разсчитаны на сценическое представление, чем пьесы всех прочих драматургов".})... справедливы в этом отношении... не исключая и самого Шекспира, и во сто раз больше применимы к прочим писателям".
"Я начал эту трагедию еще в 1815 г"., писал Байрон Муррею, 9 октября 1821 г., "но фарс лэди Байрон заставил меня забыть о ней, на все время, пока длилось его представление (т.-е. семейная ссора и развод").
Стр. 48. С ним погибли
Пять лошадей почтовых, обезьяна, Собака и лакеи. "Свиту Байрона в Пизе составляли: обезьяна, большая дворняжка, бульдог, два кота... несколько слуг в ливреях и верный Флетчер в качестве дворецкого и управляющого всем этим зверинцем". (Медвин).