| Автор: | Байрон Д. Г., год: 1823 |
| Категория: | Поэма |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дон-Жуан. Песня первая. (старая орфография)
ДОН-ЖУАН.
РОМАН В СТИХАХ.
БАЙРОНА.
Difficile est proprie communia dicere.
Horatius.
"Dost thou think, because thou art virtuos, thou etc."
ПЕСНЯ ПЕРВАЯ
I.
Герой мне нужен. Странно, может быть,
Его искать, когда на белом свете
Мы постоянно можем находить
Героя дня, воспетого в газете,
Который ныньче - лаврами покрыть,
А завтра человечеством, забыт;
В герои брать таких людей не стану,
А прямо перейду я к Дон-Жуану.
II.
Вольф и Вернон и Кэмберлэнд-мясник,
Принц Фердинанд, Гренбей... в иные годы
Хоть их потом не помнили народы.
Они с венком лавровым на челе,
Как Банко тень, скользнули по земле..
Был Бонапарт и Дюмурье у галлов:
О них трубило множество журналов.
III.
Клотц, Кондорсе, Марате, Дантон, Бриссо -
Ряд их имен был памяти достоин;.
За тем Гош, Ланд, Жубрр или Марсо,
И не один еще известный воин
В иные времена был знаменит
И, наконец, Французами забыт;
Но не займусь героями я теми:
Они совсем нейдут к моей поэме.
IV.
Для Англии Нельсон был бог войны.
Но время шло; повсюду козни строя,
И позабыть мы были все должны
Мы армией теперь лишь велики.
Чего особенно боятся моряки.
К тому же принц на суше войском занят:
Нельсона лавр, того гляди, увянет.
V.
Герои войн бывали в старину
И до времен... ну, хоть, Агамемнона,
Но мы, певцы, не славили войну,
Как и теперь, так и во время оно,
А потому забыл героев свет.
Их не виня, я думаю, что нет
Приличного героя для романа.
Итак, роман начну я с Дон-Жуана.
VI.
И всех певцов с эпическим пером,
Заметил я каприз такого рода:
Герой их как говорят потом,
Что было прежде -
С подругой сила где нибудь тайком
В уединении, спокойно, вечерком,
В дворце, в саду, в пещере отдаленной,
Где был приют для их четы влюбленной.
VII.
Метода эта, может быть, легка,
Но я рассказ люблю начать с качала,
Чтоб избежать огромного греха -
Всех вводных сцен, в которых пользы мало,
И с первых строк начну теперь для вас,
(Хотя бы их обдумывал я час)
Разсказывать, кто был отец герою,
И даже мать... я ничего не скрою.
VIII.
Вот мы в Севилье. Город тот пленял.
Он фруктами и девами прекрасен.
"Тот жалок, кто в Севилье не бывал" -
Есть поговорка: с нею я согласен.
В Испании нет лучше уголка.
Вот здесь-то, посреди такого мира,
Рос Дон-Жуан вблизи Гвадалквивира.
IX.
Его отец - Дон-Жозе, вел свой род
От отрасли фамилии дворянской,
И в нем никто ни капли не найдет
Еврейской крови или мавританской?
Готический испанский дворянин,
Он на коне сидел, как властелин.
Вот он-то в свет и произвел Жуана,
А Дон-Жуан... об этом, впрочем, рано.
X.
Жуана мать была посвящена
Во все, тогда известные, науки,
Строга к себе, солидна и умна.
От зависти ломали жоны руки,
Когда она их стала затмевать
И превосходством явным поражать.
Все женщины с отчаяньем шептали,
XI.
А памятью такой кто мог дивить?
Вслух наизусть читая Кальдерона,
Она могла суфлера заменить,
Артиста избавляя от урона.
Пред ней Фейнэгль (*) ученый спасовал;
Он памяти такой не создавал,
Которой так решительно и смело
Мать Дон-Жуана нашего владела.
*) Баденский профессор, читавший в 1812 году лекции Мнемотехники (искусство развивать память).
XII.
Любила математику она,
Была религиозней богомолки,
И речь её - возвышенно-темна,
И остроты аттическия - колки.
И так, она во всем дивила нас.
Поутру облекалась в канифас,
Весь гардероб не стану исчислять я.
XIII.
По гречески читая... по складам,
Латинския молитвы понимала,
И, по примеру многих знатных дам,
Французские романы пробегала.
Язык родной ей, кажется, постыл
И смысл речей довольно тёмен был.
Ея слова всегда темней загадки:
Таинственность и мрак ей были сладки.
XIV.
Она любила английский язык
И в нем с еврейским сходство находила,
Ссылаясь на места священных книг.
Хоть сходство то мне непонятно было,
Но мне, твердя про связь двух языков,
Она, - ссылаюсь я на знатоков,--
Открыла слово: им (как не дивиться!)
Клянется - жид; британец же - бранится (*).
noun имеест совершенно другое значение на английском.
XV.
Язык для женщин - средство к болтовне,
Она же, им владея очень строго,
Профессором прослыть могла вполне,
Как Ромильи, прославившийся много
Законник и ученый человек.
Самоубийством он окончил век,
В гробу успокоение доведши,
И суд решил, что был он сумашедший.
XVI.
Ну, словом, начиная разговор,
Она казалась книгой иль. доводкой
Мисс Эджворт или повестью мисс Мор (*),
И удивить съумела бы мир целый
Своею добродетелью она.
В ней зависть не могла найти пятна;
Хоть к слабостям нередко склонны дамы -
Но в ней - их нет: - пугались тем всегда мы.
"Жена Целебса".
XVII.
В толпе святош умевшая блистать,
Она стояла выше всех сравнений,
И ангел мог ее не охранять:
Она чужда бесовских искушений...
Так правильны её движенья, тон,
Как ход часов твоих, о, Гаррисон!.
А нравственность Инесы... здесь, казалось,
Лишь масло Макассара с ней равнялось.
XVIII.
Но совершенство скучно, говорят.
С тех вор все люди стали развращаться,
Когда Адам, покинув райский сад,
Постигнул тайну с Евой цаловаться -
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот почему супруг, как все повесы,
Шалил, порой, без ведома Инесы.
XIX.
Наукой не смущал свои: досуги
И беззаботно время проводил,
Не думая о мнении супруги.
Свет, злобно наблюдающий всегда,
Как гибнут царства, семьи, города,
Решил, что Жозе двух любовниц мало,--
Но и одной довольно для скандала.
XX.
Умея высоко себя ценить,
Обиды ни пред кем не обнаружа,
Жена могла с терпением сносить
Пренебреженье ветренного мужа,
Но в ней характер очень был хитер;
Она, ведя ученый длинный спор,
Спускалась иногда к житейской прозе,
Застав врасплох безпечного Дон-Жозе.
XXI.
Ей не большого стоило труда
Его ловить: неправ, неосторожен,
Для самых скрытных час такой возможен,
Когда убьешь их веером жены,
А женщины бывают и сильны,
И веер их - опаснее кинжала.
Как, почему? - о том я знаю мало.,
ХХИИ.
Всегда мне жаль ученых наших жен,
С невеждами вступивших в брак законный:
Иной из них хоть знатен и умен.
Но устает в беседе их мудреной.
Я вовсе разсуждать о том не рад,
За тем, что сан, по счастью, не женат,
Но вы, мужья, признайтесь: ваши жены
Не носят ли мужския панталоны?
XXIII.
Дон-Жозе часто ссорился с женой,
Причину ссор толпа понять хотела
И узнавать старалась стороной,
Но мне и вам до них нет вовсе дела.
Но я владеть одним искусством мог:
Так как семьи своей я не имею,
То примирять друзей своих умею.
XXIV.
И в их дела вмешаться я хотел,
Попался в вихрь семейного содома,
Но ими бес какой-то овладел:
Я с этих пор не мог застать их дома
Хотя швейцар признался мне потом...
Молчу пока, - но дело было в том,
Что Дон-Жуан, как школьник безобразный
В меня пустил ведро с водою грязной.
XXV.
То был курчавый, маленький буян,
Живой и дерзкий, точно обезьяна;
Отца и мать не слушал грубиян:
Они избаловали мальчугана,
Чем ссориться так часто меж собой -
Они бы занялись его судьбой,
Иль дома, наконец, хоть проучили.
XXVI.
Но Жозе и жена его в те дни
Несчастия большие испытали;
Не о разводе думали они -
Друг другу смерти искренно желали,
Но их вражды никто не замечал,
Никто в разлад семейный не вникал,
Пока огонь не вырвался наружу
И повредил равно жене и мужу.
XXVII.
Инеса вдруг, собравши докторов,
Им о безумстве мужа объявила,
Но так как он в то время был здоров,
Она его лишь в злости обвинила,
Когда жь формальный сделан был запрос,
То у жены ответа не нашлось;
Она себя оправдывать старалась,--
Все это странным показалось.
Внося ошибки мужа в свой дневник,
Инеса письма где-то отысклаа
И несколько для дела нужных книг.
При том вся знать Инесу поддержала
И бабушка, семидесяти лет.
Свидетели сбирались на советь,
Как адвокаты, судьи и юристы,
Не столько строги, сколько голосисты.
XXIX.
Так нежная жена со всех сторон
Чрез мужа неприятности встречала,
С терпением спартанских славных жон:
Когда спартанка мужа вдруг теряла -
Несла зарок всегда о нем молчать;
Инеса сплетни разные встречах
И слушать их привыкла равнодушно.
И свет кричал: как ты великодушна!..
XXX,
Терпение есть мудрость для людей,
Приятно знать и похвалу судей.
Когда наш план до цели достигает;
Хоть "mains animas", юристы говорят,--
Здесь выраженье это не под лад:
Все добрым делом мщенья не считают,
Но мой ли стыд, когда вас обижают?
XXXI.
Пусть ссоры поднимают прошлый грех,
Приправленный новейшей клеветою,
Кто ж виноват? Не обвинять же всех.
Все сделалось легендою простою;
А при сравнении - прошедшее вреда
Не сделает всем людям никогда...
Злословие науке помогает.
Она из сплетен пользу извлекает.
XXXII.
Сперва друзья сошлись их помирить,
Потом родня, но дело вышло хуже.
(Друзья в родными редко могут быть
Юристы толковали про развод.
Но после всех издержек и хлопот,
Скандал особым случаем прервался:
Ден-Жозе неожиданно скончался,
ХXXIII.
К несчастию, он умер невпопад.
Юристы тонко очень замечали,
(Хоть их язык ужасно темноват)
Что если б смертью им не помешали,
То кончились с успехом их дела...
Большой потерей смерть его была
Для публики чувствительной и нежной.
На всех поминках пышных неизбежной.
XXXIV.
Он умер и в могиле с ним лежит
Обманутых юристов гонорарий.
Любовницу одну к себе взял жид,
Другую же, есть слухи, взял викарий.
Дом предали и отпустила слуг.
От лихорадки умер он так скоро,
Простясь с женой до окончанья спора.
XXXV.
Но Жозе был почтенный господин;
Хоть он имел большие недостатки -
Бранить его не нахожу причин.
Допустим, что страстей его припадки
В нем подавляли самый ум не раз,
Что жизнь не мог вести он без проказ.
Дон-Жозе просто дурно был воспитан.
XXXVI.
Но был ли он виновен или нет -
Бедняк страдал при этом очень много.
Теперь его судить не будет строго)
Ему бывало в собственном дому
И день и ночь терзаться одному.
Для гордости два выхода открылись:
XXXVII.
Он умер без духовной и Жуан
Единственным наследником остался
Больших имений. Мать имела план,
Так опекуншей сделалась она
И долгу новому во всем была верна.
Почти всегда, - мне думать есть причина,
Мать - лучшая наставница для сына.
Умнейшая из женщин и из вдов
Решилась так воспитывать Жуана,
Что каждый был принять его готов
За совершенство... поздно или рано.
Чтоб мечь войны он с честью мог держать.
Он фехтовал, наездничал немножко
И к женщине съумел бы влезть в окошко.
XXXIX.
В чем ей и помогали педагоги,
Так нравственно Жуана воспитать
Чтоб зла он я не видел по дороге.
За всем следил её прилежный взор;
Она брала и - сына так хранила: -
Естественным наукам не учила.
XL.
Он посвящен был в тайны языков
Которые живут средь облаков.
Искусство тоже допускалось в руки
Во всей его безгрешной частоте,
Но книги все и все страницы те,
Скрывались от ребенка, как зараза.
XLI.
А классиков как мог он научать?
С богами там безчинствуют богини.
А юбок и корсетов нет в помине.
Терпел не раз домашний педагог
За чтенье Одиссеи и не мог
Без пропусков прочесть всю Илиаду:
XLII.
Овидий был распутным по стихам,
Безнравственна мораль Анакреона,
Катулл научит только лишь грехам,
Я оды Сафо, право, не сочту,
Хоть в ней находят даже красоту.
Один Вергилий чист, но - будем строги -
Нельзя читать одной его эклоги (*)
"Formosum Pastor Corydon".
XLIII.
Лукреций же наверно б запугал
Ум мальчика, что было бы печально;
А, наконец, неправ и Ювенал,--
И искренность прямых его сатир,
Граничит с грубостью. За тем весь мир,
Народ благовоспитанной хоть мало,
Прочтет ли эпиграммы Марциала?
В ином издании читал их Дон-Жуан.
Учителя, верны своей программе,
Все вредное - простительный обман -
Выбрасывать умею в эпиграмме,
Все пропуски решились помещать
В особом приложении тетрадки
И подобрали из в таком порядке:
XLV.
Из разных мест надернутая тонко:
Их ряд идет, как стройные войска
Пред взорами невинного ребенка.
Другой издатель меньше будет строг,
Чтобы они друг другу не мигали.
Как статуи в саду на пьедестале.
XLVI.
Фамильного служебника листы
Они по темам не были чисты
И, признаюсь, ханжи меня дивили:
Скоромный вид рисунков, я слыхал,
Их благочестья вовсе не смущал.
И книжкою другою заменили.
XLVII.
"Слов и речей" прочел он целый том,
Знал жизнь людей, спасавшихся в пустыне
Ах, чтоб вполне постигнуть веру ныне
И чтоб ее до смерти не терять,
Должны мы Августина прочитать:
Когда его "Признания" читаю
XLVIII.
Ученику была запрещена
И эта книга. Мать за всем следила.
Я должен согласиться, что она
Она в свой дом служанку ту брала,
Которая уродлива была,
И избавляя сына от приманок,
Гнала всегда хорошеньких служанок.
Жуан в шесть лет собою всех пленял,
Рос грациозный, чистый, как все дети;
В одиннадцать красавцем юным стал,
Каких немного встретишь в этом свете.
И, кажется, шел прямо в небеса:
Не выходил из церкви до обеда,
А вечерком - с духовником беседа.
L.
В двенадцать стал он мальчиком красивым,
И если в детстве много он шалил,
То справились с характером строптивым.
В нем прежнего Жуана не узнать,
И взгляд её вдруг становился нежен,--
Что Дон-Жуан умен так и прилежен.
LI.
Я сомневаюсь в этом, может быть, -
Отца его успел я изучить,
Но по отцу судить бы слишком смело
О свойствах сына. Мать с его отцом
Напрасно становилась под венцом,
И в шутку не люблю подобных слов я.
LII.
Поэтому молчать я буду, но
Одно скажу, - когда б имел я сына -
Чтоб воспитать его, как гражданина,--
Его ума и свежих, детских сил
Инесе бы никак не поручил.
Нет, нет, ужь лучше б в школе поместился,
LIII.
Не из тщеславья учимся мы там;
Я приобрел... но обойду молчаньем,
Что я лентяем был не по летам
Я говорю, что там, - но "Verbum sat"
Я почерпнул там знаний целый ряд,
Каких? другой вопрос. Прибавлю без обмана -
Я против воспитанья Дон-Жуана.
В шестнадцать лет Жуан уж был высок;
Сложен прекрасно, строен, он казался
Вполне мужчиной; - с головы до ног
Он взрослым человеком представлялся.
И губы приводилось ей кусать,
Когда она подчас его слыша:
Вдову развитье раннее пугало"
LV.
То - Юлия. Красавицы названье
К ней мало шло в толпе других людей.
Прелестное и дивное созданье!
Жить не могла она без красоты,
Как купидон без лука не гуляет...
(Последнее сравнение хромает).
LVI.
Огонь и блеск её восточных глаз
(А эту кровь, скажу на этот раз,
В Испании греховной находили):
Когда Гренаду бросил Боабдил,
Ряд предков доньи Юлии спешил
Прабабка Юлии, где скоро обвенчалась -
LVII.
С одним гидальго. Он-то завещал
Потомству кровь не с прежней чистотою,
Проклятие послал вслед за четою:
Тогда к помехе не было причин
Брать в жены теток или же кузин,
Что признается вредным для народа,
LVIII.
Но раса вновь была подновлена,
При порче крови, тело улучшилось,
Из корня безобразного, сильна,
Красивей, выше дети стали, но...
Молва о том ходила уж давно,
Что от прабабушки остались дети
Все больше... незаконные на свете.
Но все-таки порода шла вперед
И постепенно лучше становилась
До той поры, как доведен был род
До сына; от него-то дочь явилась:
(О ней хочу я много толковать; - )
Она была из избранного круга,
Прекрасная и верная супруга.
LX.
В себе таили море знойной страсти.
Заговорит - в её гладам живых -
Не то любовь, не то величье власти,
Какое-то желание любви,
Но каждую б минуту запылало,
Когда б душа его не подавляла.
LXI.
Вился кудри вкруг её чела,
Дугою бровь над черным глазом шла
И щеки блеском юности пылали -
И вспыхивал на них огонь не раз,
Как будто б кровь на миг один зажглась.
(Бегу я женщин маленького роста).
LXII.
Муж Юлии - пятидесяти лет.
Таких мужей встречается не мало...
Чтоб одною такого променяла
На двух мужей лет двадцати пяти?..
О, женщины! скрываться для чего же;
Милей вам муж, который помоложе!
LXIII.
Я не молчу об этом: вся вина
Ведь наша плоть слаба и не сильна,
Его лучами яркими согрета,
И дух и плоть от бездны не спасут
Ни строгие посты, ни тяжкий труд.
К людским грехам, к которым склонны боги.
LXIX.
Ты нравственней, наш северный народ!
Там добродетель зимы охраняют,
И все грехи под снегом замерзают.
Там суд присяжных женщин оценил,
На страсть мужчин он пеню наложил
И женщинам там отдается плата
LXV.
Муж Юлии - Альфонс, для старика
Был не дурен, - жена его терпела
И мирно жизнь текла у них пока,
Они умели долг свой выполнять
И слабости друг другу извинять.
Муж был ревнив, хоть и скрывал он это:
Ведь ревность никогда не любит света.
Его жена - я этому дивлюсь -
Была подругой лучшею Инесы,
Хотя ни в чем их не сходился вкус
И Юлия чуждалась дела прессы.
На выдумки бывают так ловки!),
Что Дон Альфонс" - До брака, без сомненья,--
Инесу ввел когда-то в прегрешенье,
LXVII.
И дружба страстность прежнюю вменила,
Что, наконец, впоследствии она
Жену Альфонса очень полюбила.
Жена гордилась дружбой той; к тому жь
Инеса этим сплетни подавляла
Иль менее причин для них давала.
LXVIII.
Но Юлия про связь их, может быть,
А если и случилось ей открыть,
То это в тайне скрыть она умела
Иль не хотела просто замечать...
Я не могу двух слов о том сказать.
Держала донья-Юлия в секрете.
LXИХ.
Внимание и ласку и привет
Она Жуану юному дарила:
Ему жь тринадцать только наступило.
Но вот ему, - настал, тот период,--
Шестнадцатый, ей - двадцать третий год.
В такие годы трудно быть спокойным,
LXX
Она и он - переменились вдруг,
Дичились и друг друга избегали;
В глазах у них при встрече был испуг,
Жена Альфонса опытна была
И перемену эту поняла,
Но смутны были мысли Дон-Жуане,
Как думы степняка об океане.
Но Юлия еще была нежна,
Ея рука так нежно отнималась
Из рук его, что, кажется, она
Едва-едва к Жуану прикасалась.
Казалось, как сомнение, легка,
Но в Дон-Жуане то прикосновенье
Будило и восторг и наслажденье.
LXXII.
Но у нея печали нежны тоже;
В ней тайным мыслям нет теперь конца,
Ей тайны дум всего теперь дороже,
Чем глубже их в себе она хранит;
И людям дум своих не поверяет.
Любовь нас к лицемерью приучает.
LXXIII.
Но страсть всегда предаст себя сама,
Так часто неба сумрачного тьма
Ужаснейшую бурю предвещает.
Страсть - хоть скрывай - не спрячется она
(Страсть лицемерью тоже предана);
Но эти маски редко нас спасают.
LXIV.
Меж ними вздохи чаще начались,
Нежней бросались взгляды их украдкой,
Какой-то непонятной лихорадкой.
Ну, словом, та прелюдия любви.
Будившая желания в крови,
Шла, как всегда, с такими новичками,
LXV.
Но Юлия волнуясь поняла.
Что сердце ей изменит очень скоро,
И строгое решенье приняла
И та решимость в ней была сильна:
Смутила бы Тарквиния она.
Красавица в час полночи безсонной
С молитвою склонялась пред Мадонной.
Бежать Жуана дав себе обет,
Она к Инесе утром же порхнула
И все ждала: придет он или нет?
Но в ожиданьи утро промелькнуло
Открылась дверь... Ужель не он опять?
О, Юлия! Мне думать приходилось:
Едва-ль в ту ночь Мадонне ты молилась.
LXXVII.
Лицом к лицу стоять пред искушеньем,
Что бегство безполезно и она,
Испугана случайным увлеченьем
И, что хотя ей нравится Жуань...
Теперь не страшен больше, как когда-то;
Она Жуана любит, так как... брата.
LXXVIII.
Но если б даже, наконец, - как знать!--
Что ей опасность может угрожал,
То уж наверно во время сдержала
И прогнала непрошенную страсть -
(На то у строгой женщины есть власть)
Я предлагаю способ тот всем дамам.
LXXIX.
При том же разве нет любви святой,
Невинной, голубиной, безъупречной,
И даже ангел самый безпорочный,
Любви иной, "такой же, как моя",--
Так Юлия решила не тая,
И я бы ей поверил, может статься,
LXXX.
Любовь такая вовсе не грешна.
Цалують руку женщины сначала,
Потом... к губам манить любовь должна;
Хоть слышал я, среди различных дел,
Что и в любви есть тоже свой предел,
Переступить который - преступленье,
Пусть это служит многим в поученье,
И так, любовь в пределах чистоты
Питать к Жуану Юлия решилась.
Есть польза от любви и красоты,
Для Дон-Жуана тоже бы явилась
Так Юлия мечтаньям предана -
Его учить... Чему же? но на это
Нам не дала бы Юлия ответа.
LXXXII.
Защищена душевной чистотою,
Не опасаясь вновь попасть в обман,
Она с похвальной очень прямотою
Отбросила ненужный ей контроль
Как к подвигу была она способна -
Впоследствии узнаем мы подробно.
LXXXIII.
План Юлии невинен был и смел.
Но еслиб и злословить он хотел,
То Юлия, себя поставив строго,
Своею добродетелью горда,
Покойной оставалась бы всегда.
Поверив в подвиг собственный заране.
LXXXIV.
И еслиб умер муж (пусть ей во сне
Того не снится: женщины все слабы.
Она его едва ль пережила бы.
Но еслиб умереть ему пришлось,--
Я говорю - быть может - inter nos...
(Entre nous сказать я должен был, к стыду же,
LXXXV.
Я говорю, положим, он умрет.
Тогда Жуан, знакомый с высшим кругом,
Лет через сем с вдовою в храм войдет
А жив Альфонс - беда не велика -
Съумеет он и потерпеть пока
И правилам любовным обучаться,
Чтобы потом полнее наслаждаться.
Но перейдем к Жуану мы опять.
О, бедный! Он, бледнея и худея.
Сам чувств своих не мог еще понять
И, пламенный и пылкий. Как Медея,
И - милый мальчик! - он не понимал.
Что ощущенье это не опасно
И может быть со временем прекрасно.
LXXXVII.
Он в темный лес из дому удаляться,
Свою тоску с собою уносил
И с ней хотел всегда уединяться.
Я сам имею склонность к тишине.
Под формами султанского чертога,
Гаремом, где прекрасных женщин много.
LXXXVIII.
"Любовь, любовь! лишь только в тишине
"Восторг и безопасность мы мы ценили;
"Блаженства трон там открывался мне
"И там в тебе мы бога находили" (*)
Поэт сказал четыре те стиха
Вторая стройна, кажется, плоха;
"Восторг и безопасность!" Их сближенье
Лишь только затемняет впечатленье.
(*) Кембель, Gertrude of Wyoming. Песня 2-я.
LXXXIX.
На здравый смысл: ведь поздно или рано
Он людям предлагаете свой совет...
Не любим мы, когда хоть для обмана
Мешают нам обедать и... любить.
Не заикнусь и о "восторгах" тоже,
Но "безопасность" попрошу быть строже.
XC.
Жуан бродил по склону ручейков
И в зелени укромных уголков
Под деревом ложился размышляя...
Поэты здесь стихи своя поют,
Читаем мы рифмованный их труд,
(Певец Вордсворт! стихов нам не пиши ты!...)
XCI.
Так жизнь героя нашего текла
В борьбе и безполезной и безплодной,
Вооружился ум его свободный
Он сделал то, что только сделать мог,
Но не поняв еще своих тревог,
Он новым Колериджем появился
XCII.
Он размышлял о мире, о судьбе
Людей, о том, что звезды блещут где-то,
И задавал вопросы он себе!
Уже-ль мы жить не можем без войны?
И сколько миль в окружности луны?
С луны опят на землю он спускался
И с Юлией в и мечтах не разставался.
В мечтах Жуана можем мы найти
Высокия порывы и стремленья
Их люди постигают на пути,
Чтоб мучиться потом от размышленья;
Философом его сочтете вы.
Почти таким он был; ему не мало
В том раннее развитье помогало.
XCIV.
О нимфах, что в лесах бродить любили,
О гротах и таинственных местах"
Куда богини с облака сходили.
И он с тропинки в чащу попадал,
Был удивлен" что так часы мелькали:
Его давно к обеду ожидали.
XCV.
Но иногда и в книгу он глядел,
Их мистицизм вполне сродство имел
С мистической душою Дон-Жуана,
Его душа, казалося, была
Обвороженным духом и плыла
Как говорят старухи в нашем мире.
(*) Испанские поэты.
XCVI.
Так одиноко дни за днями шли;
Но ни мечты, ни песни не могли
Ему дать то, к чему душа стремилась:
Грудь нежную, к которой мог бы вдруг
Склонить лицо и слышать сердца стук
Мне рассказать неопытность мешает.
XCVII.
Как Дон-Жуан томился и скучал,
От Юлии внимательной не скрылось",
Что Дон-Жуана жизнь переменилась.
В её глазах по прежнему жил сын
И для распросов не были причин.
Вот вам пример, - я в этом сам порука,--
XCVIII.
Вот хоть мужья. У них не мало жен,
Которые нередко нарушали
Ту заповедь... растерян и смущен,
(Я цифру позабыл, а на угад
Ее при дамах редко говорят.)
Ревнивый муж всегда готов на промах
И насмешит жену и всех знакомых.
Ревнивый муж подозревает там,
Где подозренье вовсе невозможно,
Ил, как на зло, коварнейшим друзьям
Жену он поручал неосторожно
Последний случай чаще между нас:
Мужья потом их громко порицают,
Но глупости своей не замечают.
С.
От них скрывают шалости все дети,
Хотя о том вслух начали кричать
И их интриги всем известны в свете,
И только бегство сына под венец
Рыдает мать, родитель проклинает,
Что, впрочем, мало делу помогает.
CI.
Жуана мать заботлива была
Ему свободу полную дала
И с целью в искушенья оставляла.
Какая жь цель? я не могу сказать.
Быть может, чтоб его образовать,
И начал за женой следить хитрее.
CII.
Однажды, в летний день... Ужь издавна
Известно, что опасно очень лето
Виним мы солнце жгучее за это.
Действительно, есть месяцы, когда
Природа словно станет молодо.
За зайцами мы в марте всюду рыщем,
CIII.
Итак, в июне... помню и число;.
Шестое. Я люблю быть в числах точен;
Когда до чисел дело ужь дошло,
Они подобны - станциям судьбы
Коней на них меняют для гоньбы,
Меняют тон, и мчатся также строги
Чрез царства и столетья по дороге.
Итак, в июне, с кем-то, не одна
В беседке дивной Юлия сидела
Уву гурия, - описана она
Анакреоном-Муром очень смело.
С небес венок лавровый для чела -
И сладко петь заставила на лире,
Пуст лавры те он долго носит в мире!...
CV.
Как в этот сад они вдвоем попали,--
Я многим бы в тех случаях желал,
Чтоб свой язык на привязи держали.
Они сошлись, а как? - нам дела нет -
ête-à-tête.
Ах, близость их была неосторожна,
Но глаз закрыть им было невозможно.
CVI.
Как хороша была она тогда!...
О, ты, любовь! Как власть твоя горда,
Как часто слабосильных ты спасала,
Как те минуты в жизни хороши,
Когда ты и нам спускаешься в тиши!...
Но верила в себя и не дрожала -
CVII.
И думала, что строг ужасно свет.
Что добродетель в ней непобедима,
пятьдесят (о, ужас!) лет...
Ах, лучше бы скорей промчалась мимо
Такая мысль: подобные года
Во всех странах печальны числа эти
И только хорошо звучат в монете.
CVIII.
Когда в глаза нас упрекнуть хотят:
"Раз пятьдесят твержу вам", повторяют;
- "Я написал куплетов пятьдесят",
Ограбят нас воров десятков пять,
Лет в пятьдесят
Но пятьдесят червонцев нас спасают,
И ими ласк не мало покупают.
Жена Альфонса смело поклялась,
Без всякого сомненья и испуга,
Беречь всегда, во всякий день и час
Свою любовь и верность для супруга,
И... - за собою трудно наблюдать -
Нечаянно, без всякого обмана,
Вложила ручку в руку Дон-Жуана.
CX.
Которая ласкала локон милый,
Она глядит в разсеянной тоске,
В небрежной позе, нежной и унылой...
Ну, можно ли вдвоем их оставлять
Как встречи их Инеса допускала?
Нет, мать моя за мной бы наблюдала.
CXI.
Его рука в руке её дрожит.
Сомненья нет: так страсть не говорят,--
В её любви, как в сердце, безмятежно.
Нет, Юлия бежала бы, когда
Хоть несколько грозила б ей беда,
Ей предсказала в будущем опасность.
CXII.
Что думал Дон-Жуан, нельзя узнать,
Но делал то, что сделали, б мы сами:
И отскочил с пылавшими щеками,
Как будто дерзость очень велика:
Любовь сперва бывает так робка...
Но Юлия без гнева покраснела,
CXIII.
День угасал - и вот взошла луна.
Луну мы целомудренной
А между тем, такая ли она?
Все дни в году наверно не видали
Тех нечестивых дел и разных бед,
С которыми знаком был лунный свет;
Хоть смотрит целомудренно и строго.
CXIV.
В час ночи в мир слетает тишина,
Когда дура спокойствие находит,
А лунный свет волнами с неба сходит
И освещает листья и траву.
Сны чудные проходят на яву
И грудь полна любовною истомой.
CXV.
Рукой Жуана нежно обвита,
Она сидят, к груди его склоняясь,
Но и теперь в ней мысль еще чиста,
Она могла немного дальше сесть,
Но, господа, в той позе прелесть есть!...
Потом они... но перо перо кладу я,
Вдруг покраснев и сильно негодуя.
Платон, Платон! Ты проложил тропу
Своею философией проклятой
И ей смутил наивную толпу
И, дерзостью безумною объятый,
Вернее романиста и певца.
Ты, шарлатан, мир понимавший плохо,
При жизни был ты гаер и пройдоха.
CXVII.
Уж было поздно делать отступленье.
Из глаз прекрасных слезы полилась...
Ужь таково людских страстей движенье:
Кто мог любить и тут же разсуждать?
Хоть слабо, искушенье прогоняла
Шептала "нет", но все ж не устояла.
СXVIIИ.
Ксеркс, говорят, награду обещал,
Я думаю, он многого желал
И дорогого очень, без сомненья.
Я, как поэт, имею скромный вкус:
Дай мне любовь - я тотчас развлекусь.
И старым наслажденьям сердце радо.
CXIX.
О, наслажденье! свято ты для нас,
Хот моралист за то нас проклинает,
Лишь только год обычный срок кончает,
Но мой обет еще не соблюден.
Когда нибудь исполнится же он,
Пора, пора совсем остепениться
CXX.
Здесь муза вольность сделает. Увы!
Читатель мой, не нужно вам пугаться.
На вольность поэтическую вы
Я растяну немного свой рассказ,--
Аристотель простит на этот раз
И у него прошу я извиненья,
Что делаю такое отступленье.
Вот я о чем читателя прошу:
Пуст, - продолжая чтение романа,
В котором я для публики пишу
О разных похожденьях Дон-Жуана,--
(Июнь, число шестое, у меня)
Прошло не мало месяцев... положим,
Мы с ноября начать роман наш можем.
СХХII.
Приятно в ночь под ярким лунным блеском
Следить за гондольером по волнам:
Его напев сливается с их плеском.
За светом звезд приятно нам следить
За радугой следить на небе юга,
Глазам открытой в виде полукруга.
СХХИИИ.
Приятен лай недремлющого пса,
Приятно знать, что есть одни глаза
И в тех глазах любовь для нас сверкает;
Приятен птиц веселый, звонкий хор
И пенье дев, и моря разговор
И милого ребенка первый шопот.
СИXIV.
Приятно нам смотреть ни виноград,
Когда висит он спелый и румяный,
И прогуляться сельскою поляной.
Вид золота приятен для скупца,
Крик первого младенца - для отца,
Для жон приятны мщенье и Капризы,
CXXV.
Приятно ждать наследства иногда
И смерти дяди старого иль тетки,
Из-за которой многие года
Но в тайне размышляли лишь о том -
Скорей войти хозяином в их дом.
Кругом жиды их смерти ожидают
И векселем наследников пугают.
Приятно лавры в мире заслужить,
Приятно после ссоры помириться,
А иногда приятно разсердить
Своих друзей и с ними побраниться.
Спасать приятно слабых и ужель
Мы школьную скамейку позабыли.
Где мудростям различным нас учили?
CXXVII.
Всего прекрасней в мире, без сомненья.
Припоминать, я думаю, любил
И сам Адам свое грехопаденье.
Когда вкусили мы запретный плод,
Наш первый грех - есть Прометей чудесный.
Похитивший давно огонь небесный.
CXXVIII.
Да, странное созданье - человек.
Готов изобретать он целый век.
И с выдумкой являться к мире смело.
Переживая многие года,
Охотников отыщем мы всегда,
И дорогой ценой их покупали.
CXXIX.
Открытьями наполнены весы.
Они везде, куда я взоре ни кину:
Другой придумал миру гильотину.
Мы слышим взрыве конгревовых ракет,
И оспу прививает нам ланцет:
Врачи, чтоб люди сделались здоровы.
СХХХ.
Отличный хлеб явился у людей,
От гальванизма трупы трепетали.
А филантропы родины моей?
На фабриках есть машины, свой пот
Не проливает более народ -
И, если оспы нет у нас на коже,
То от чумы избавимся мы тоже.
Она к нам из Америки пришла
И, слуха есть туда возвратится,
В том нет еще большого очень зла:
Народ заметно начал там плодиться,
Войной, чумой, - тогда-то, может быть,
Развитье там нейдет не столько туго;
А мы лишимся страшного недуга.
CXXXII.
Для блага душ и... умерщвленья плоти.
Есть лампа сэра Дэви, говорят,
Удобная хоть при какой работе;
К экватору, до полюсов могли
Хоть много жертв принесено при этом.
За то мы овладели целым светом.
CXXXIII.
Так, человек есть диво всей земли
Но для чего внушить ему могли,
Что страсть грешна, что грех - есть наслажденье?
Без цели мы всегда, идем вперед.
Когда ж любовь иль слава нас зовет -
И умираем. Чтож потом находим?
CXXXIV.
И вы и я - не знаю. Потому -
Покойной ночи! Мне же не пора ли
Стоял ноябрь, когда темней дни стали,
Когда верхи высоких, дальних гор
Надели снежный, зимний свой убор,
Когда волна бушует на просторе,
СХXXV.
Ночь темная, без звезд и без луны;
Играет ветер, словно в утомленьи.
У очагов пылающих видны
Люблю всегда у ярких очагов,
Как небеса весны без, облаков;
Люблю огонь, шампанское, омары
И ласки жен, которые не стары.
Глухая полночь. Юлия лежит
И - верно, спит. Вдруг слышит шум у двери.
Подобный шум в гробу разшевелит
И мертвецов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дверь заперта, но голос слышен был
И кто-то в дверь рукой стучал тревожно:
"Сеньора, - шум; скорей, скорей, как можно!...
СХXXVII.
"Близка беда... Сюда ваш муж идет,
А с ним - толпа... Была не далеко я
И сторожила зорко, только вот...
Ах, Господи, несчастие какое?
Запритесь крепче... Бог вас сохрани!...
И в окна теперь прыгнуть бы мог он;
Ведь близко до земли из ваших окон"...
CXXXVIII.
Но вот и Дон-Альфонс. За ним спешат
В толпе гостей был каждый ужь женат,
А потому покой чужой супруги
(Хоть рог на лбу не страшная беда),
Они прервать готовы без стыда
"одну мы не накажем,
То руки им, пожалуй, всем развяжем".
CXXXIX.
Как мог Альфонс дойти до подозренья
И, наконец, приличья нарушать:
Без всякого с женою объясненья,
В глухую ночь поднять и шум и стук,
Чтоб насладиться собственным позором,
Дать пищу сплетням, толкам, разговорам!...
CXL.
А Юлия? Вскочивши, как от сна
Зевнула и - заплакала она.
Ея служанка, - было ей не ново
Такое дело, - опытной рукой
Дала тотчас постели вид такой,
И обе на постели этой спали.
CXLI.
Ну, словом, показалась бы оне
Невинными бедняжками, которым
Которым тень - ночным казалась вором,
А потому, чтоб страх свой превозмочь,
Оне вдвоем лежали в эту ночь
И ждали, чтоб очнуться от испуга,
CXLII.
Вот, наконец, жена в себя пришла:
"Альфонс! во имя неба, что вам надо?
О, изверг - вы! Я лучше б умерла,
С насилием зачем сюда пошли?
Иль пьяны вы, иль вы с ума сошли?
Как ваше подозрение презренно!...
Ищите же кругом!..." - О, непременно!--
И поиски их были велики.
Осмотрены все шкапы, окна, щели,
Гребенки, щетки, туфли и чулки,
Белье и кружева, - все осмотрели,
У женщины еще не старых лет.
Концом мечей рвались обои, сторы
И по стенам висевшие уборы.
CXLIV.
Нашли не то, чего они искали.
Раскрыли окна самые, в пыли
За следом ног коварно наблюдали
И - были все поставлены в тупик,
Искали под кроватью, в самом деле,
А на кровать совсем не поглядели!..
CXLV.
А Юлия все время не молчит,
"Ищите же, ищите, оскорбляйте
И новые обиды, новый стыд
К стыду, к обидам прежним прибавляйте!..
Вот для чего терпела столько я!
Вот до чего дошла судьба моя!..
В Испании найдутся же законы!..
CXLVI.
"Да, Дон-Альфонс, я вам ужь не жена,
Вы - мне не муж: нейдет к вам имя это.
Разумно ли, скажите, в ваши лета
Честь женщины невинной оскорблять
И так безумно, дерзко обвинять?..
Преступник, варвар, муж неблагодарный!..
CXVII.
"И мой супруг жене такой не рад!..
Духовника все ищут молодого:
Но я себе не выбрала другого.
Невинностью моею поражен,
Мне долго не хотел поверить он,
Что я - замужняя. Мои страданья.
CXLVIII.
"За тем ли я всегда была горда
И с молодежью дня не разделила,
И из дому лишь только иногда
Поклонников не я ли прогнала
И с ними холодна всегда была?
Не говорил ли граф О'Релли постоянно,
Что с ним я обращаюсь очень странно?..
"А не напрасно ль ныл передо мой
Маэстро из Италии - Кооцани?
Не звал ли добродетельно женой
Меня пред целым светом Корниани?
Сводила я с ума?А отчего жь
Ирландский пер к вину прибегнул в горе
И умер от горячки белой вскоре?
CL.
"А герцог Эйкер, Дон-Фернанд Нунес,
Вы помните, у ног моих лежали?
И вы теперь, сюда, как гром небес,
Для оскорбленья женщины упали!..
Ну, чтожь, - пора: жену начните бить!
О, храбрый рыцарь с шпагой обнажонной,
Как грозны вы пред женщиной смущенной!
CLI.
"Внезапный ваш отъезд а поняла!
Который здесь, из темного угла,
Досадует, что в дураках остался.
Его я презираю, как и вас,
Но гаже, он еще на этот раз:
Ему нужна лишь плата дорогая.
CII.
"Не хочет ли он акта составлять!
Пожалуйста, готова ждать теперь я...
Готовы здесь чернила вам и перья.
Точнее все пишите, так и быть,
Чтоб хоть не даром плату получить,
Но, видите, раздеты мы, без платья -
CLIII.
"Ищите же, поставив все вверх дном:
Вот туалет, софа, - не пропустите!
Вольтеровского кресла: даже в нем;
Но так как я хочу ужасно спать -
Прошу мне суматохой не мешать;
Ищите же и - мне не откажите -
Находку вашу после покажите...
"Но, Дон-Альфонсе, решившись оскорблять
Свою жену нелепым подозреньем,
Прошу вас быть любезным и сказать:
Кого искать пришли вы с озлобленьем?
Высокого происхожденье он?
О, помните, что отплачу я скоро
За честь свою, за час один позора...
CLV.
"Иль он старей пятидесяти лет?
О, если так, его не убивайте:
Ведь ревность не для ваших ранних лет...
(Антония! стакан воды подайте...)
Мне стыдно слезы эти проливать...
Что я жена чудовища, злодея!..
Мужей таких не видела нигде я...
CLVI.
"Ревнуйте же к Антонии меня:
Когда вы с шайкой, шпагами звеня,
Сюда, как сумасшедший прибежали!
Надеюсь я, в другой раз, как теперь,
Не станете ломиться в эту дверь
Чтоб пред почетным, обществом явиться?
CLVII.
"Теперь, сеньор, должна я замолчать.
Не слышать вам упреков и роптанья.
И никому не высказать страданья...
Поймете после вы - какой виной
Себя вы запятнали пред женой...
Нет, лучше вы минуты той не знайте...
".
CLVIII.
И туг в подушки кинулась она,
В глазах сквозь слезы молнии сверкали
И локоном щека оттенена;
Но сквозь кудрей сверкала нагота...
Полураскрыты нежные уста.
В чертах лица испуг и утомленье
И слышно сердца каждое биенье.
Альфонс стоят и сам себе не рад.
Антония по комнате шагала
И, вздернув к верху носик, грозный взгляд
На господина с свитою бросала.
Предвидеть пользу в ссорах он умел
И, относясь бездушно к прочим фактам,
Пристрастен был к одним судебным актам.
CLX.
Как перед ним ходила камеристка;
Он репутаций женских не ценил
И всех их ставил очень, очень низко.
Он о процессах только хлопотал
Он отрицанью женскому не верил
И истину судейским глазом мерил.
CLXI.
Альфонса вид по правде был смешон.
И спальню осмотрев со всех сторон,
Что он узнал? Альфонсу стало стыдно,
Он мрачно слушал жалобы жены.
Оне, как дождь, спадавший с вышины,
И только зло к нем возбуждать умели.
CLXII.
Он извиняться было начинал -
Ему рыданьем долгим;отвечали,
"
В истерику все женщины впадали,
Но разница в болезни этой в том;
У каждой дамы - собственный симптом.
Альфонс постиг свой промах, растерялся
CLXIII.
Он начинал ужь что-то бормотать,
Но камеристка разом перервала:
"Теперь, сеньор, прошу вас замолчать.
Она умрет, пожалуй", и супруг
Проклятьем разражается и вдруг,
Без всякого с женою разговора,
Послушался и вышел очень скоро.
И вся толпа за ним же вслед ушла.
Лишь только стряпчий вышел вон последний,
Пока служанка дверь не заперла:
И он дивился, думая в передней,
Чтоб приступить к разбору этих дел,
Вся сцена глупо кончилась и вздорно,--
Но дверь была захлопнута проворно.
CLXV.
Как можете вы делать вещи эти
И сохранять солидность строгих дам?
Иль слепы все теперь на белом свете?
Иль ваша честь не дорога для вас?...
Вдруг Дон-Жуан (здесь ужас мой так кстати)
Приподнялся с одышкой на кровати.
CXVI.
Он спрятан был, - не зная, как и где, -.
Чтоб уголок найти себе везде
И в маленьком местечке помещаться
Когда б он задохнулся - не беда!
Такая смерть приятнее всегда,
И в винной бочке мигом утопился.
CLXVII.
Он страшного греха не совершил,
Дли юноши то было б слишком рано,
Прекрасного и юного Жуана,
Нет, в юности нас совесть не грызет,
Когда же старость дряхлая придет,
Тогда грехи мы старые считаем
CLXVIII.
Еврейское преданье говорит:
Врачи царя столетняго лечили,
В котором кровь едва-едва бежит,
Красавицу: то средство помогло.
Не знаю, как у них леченье шло:
Еврейский царь остался жить для царства,
Жуан же чуть не умер от лекарства.
Что делать им? Альфонс опять придет,
Когда домой гостей своих проводит.
Антонию, как в пытке, что-то жжет,
А в голову все средство не приходит:
Межь тем, уж скоро станет разсветать...
Что жь делать им? Но Юлия молчала
И к сердцу Дон-Жуана прижимала.
CLXX.
Разбросанные кудри собирала...
Да, их любовь была так велика,
Что про опасность даже забывала.
Антонии наскучило их ждать...
"Идемте же! дурачиться опять
Не время вам... нет, я без разговора
Запру в чуланчик этого сеньора.
CLXXI.
"Ах, переставьте глупости твердят!...
Что будет с нами? Как теперь мне быть?...
Сам чорт в мальчишке этот поселился...
До шуток ли теперь? Какой тут смех?
Ведь может кровью кончиться ваш грех.
Сеньора же... не сдобровать всем вместе.
CLXXII.
"И хоть бы был мужчина зрелых лет
(Идите же скорей!), это - упора!
Дивлюсь я вкусу вашему, сеньора.
(Входите же, ведь Дон-Альфонс сейчас
Придет назад)... Вот так, сюда... за вас
Я не боюсь... до утра потерпите,
".
CLXXIII.
Пришел Альфонс и стихла болтовни.
Антония все в спальне оставалась,
Но по приказу, голову склоня,
Что ж делать ей? В ту бедственную ночь
Ей Юлии ни чем нельзя помочь,--
Антония немного покосилась,
Сняла нагар с свечей и удалилась.
Альфонс молчал, потом заговорил,
Нелепо начиная оправданья,
Что он ужасно глупо поступил.
И что ему и это нет названья,
Он тут заговорил весьма темно,
Давая тем образчик превосходной
Реторики надутой и негодной.
CLXXV.
Который осадил бы мужа с разу.
Ведь женщина - хоть в слове правды нет -
Умеет кстати бросать мужу фразу,
Чтоб тот умолк иль хоть понизил тон,
В одной интриге, - не мигнувши глазом -
Стыдить его за три интриги разом.
И Юлия, действительно, могла
Ему ответить фразой хладнокровной;
С Инесой связь известно ей была,
Но, иль себя почувствовав виновной,--
Сознается, что есть за ней вина,--
Иль просто Дон-Жуана пожалела,
Она заговорить не захотела.
CLXXVII.
Альфонс не ревновал к ней Дон-Жуана,
Хотя привык ко многим ревновать.
И был бы рад, хоть поздно или рано,
Узнать того, кем занята жена,
Что, вероятно, после разговора
О матери - дойдешь до сына скоро.
CLXXVIII.
Молчат - порой предписывает такт.
Намек один - и уяснятся факт.
Молчание нас держит на готове
И женщина должна уметь молчать
И главного вопроса избегать.
Ложь красоте их, право, не вредила.
CLXXIX.
Начнут краснеть - мы верим краске их,--
Я сам так поступал иногда любезно,--
По моему, ужь вовсе безполезно.
Их красноречье вздохи прекратит,
Потом слезой сверкнет их томный взгляд.
Потом - наш здравый смысл совсем не нужен -
CLXXX.
Муж извиненьем фразу заключил.
Тут Юлия условья предложила,
Но уговор жесток для мужа был.
Он, как Адам, пред входом в рай стоял
И уступит супругу умолял,
Как вдруг, - он удивился чрезвычайно,--
О башмаки споткнулся он случайно,
Что жь, башмаки, - беда не велика,
Когда они с прелестной ножки дамы,
Но, к ужасу, мужских два башмака
Схватил Альфонс. О, Господи! когда мы
Кровь начинает в жилах застывать...
Альфонс покроем из полюбовался
И, наконец, в нем сильный гнев прорвался.
CLXXXII.
И Юлия воскликнула с тревогой:
"Беги, Жуан, - он все тепер узнал...
Дверь отперта, знакомою дорогой
Иди, - вот ключ от сада, - о, беги!..
Скорей, Жуан, ночь темная ненастна.
И убежать ты можешь безопасно.
CLXXXIII
Совет хорош, но поздно дан совет
Кто пожил и узнал немножко свет,
Тот опытность такую верно взвесил.
Жуан не медлил, тотчас, побежал,
Но пред собой Альфонса увидал.
И встать спеша, ногтями пол царапал.
CLXXXIV.
Свеча погасла. Свалка началась.
Антония и Юлия кричали,
Альфонсу силы часто изменяли:
Ушибленный, прибитый больно, он
Грозил, что будет тут же отомщен.
Жуан был юн, но в зверя превратился
CLXXXV.
Альфонса меч упал не обнажон
И бой открылся, битвой рукопашной.
Жуан неукротим был, раздражен...
Ног в темноте рукою охватить,
Тогда б ему пришлось не долго жить.
О, женщины! за жизнь мужей молитесь
И вдовами остаться берегитесь!..
Альфонс Жуана думал удержать,
А Дон-Жуан душил его так сильно
(Желая поскорее убежать),
Что кровь из носу хлынула -обильно.
Жуан, одним ударом сильным мог
Ошеломить врага и, платье бросив,
Бежал к калитке сада, как Иосиф.
CLXXXVII.
Глядят кругом: какие безпорядки!
Альфонса полумертвого нашли;
Вез чувств - служанка, Юлия в припадке...
Клочки одежд лежали там и сям
Жуан - в саду, калитку отпирает,
Вновь запер вход и быстро убегает.
CLXXXVIII.
Песнь кончена. К чему писать о том,
Украдкою к себе вернулся в дом,
И как, потом, о ночи странной этой
Весь город две недели толковал,:
Как занял всех великий тот скандал,
Но это все в газетах описали.
CLXXXIX.
И кто верней желал бы дело знать,
Допросы, обвиненья, показанья,
Ссылаюсь я на многия изданья.
Хоть иногда статья иная лжет,
За то в них много смеху и острот.
Статью Гёрни для опыта прочтите:
CXC.
А что жь Инеса? Чтоб скорей замять
Один из тех классических скандалов,
Которых можно мало насчитать
Она молилась несколько ночей,
Перед Мадонной много жгла свечей,
Потом старух к совету собирала
И Дон-Жуана в Кадмкс отослала,
Чтоб странствуя по всей Европе, он
Испорченную нравственность поправил
И набрался в пути со всех сторон -
В Париже или Риме - новых правил.
Страдала, но её тоска была
(Чувств Юлии высказывать не стану)
Передана в письме её к Жуану:
CXCII.
"Вы едете. Теперь все решено...
Пусть будет так, хотя бы я страдала:
Мне прав над сердцем вашим не дано.
Меня в грядущем счастие не ждало.
Любить, любить! вот все, что я могла,
Вы ждете слез в письме моем, не так-ли?
Не ждите их - они давно изсякли.
CXCIII.
"Я вас люблю, люблю до этих пор,
Но не тяжел вне собственный позор
И прошлому я шлю благословенье.
Без похвальбы я сознаюсь в вине,
Моя вина давно известна
Не нужны мне ни ласки, ни упреки.
CXCIV.
"Любовь мужчины - краткий эпизод,
А женщина - вся отдается страсти.
Труд, почести иль упоенье власти.
Вы, честолюбцы, боретесь с судьбой,
Меч воина уносит вас на бой.
Повсюду жизнь вас к делу призывает,--
СХСV.
"Да, ваша жизнь в весельи побежит,
Любя других, вы будете любимы,
А я? - всему конец, печаль моя и стыд
Их я снесу, но власть мне не дана
Забыта любовь, которая сильна...
Прощайте же! Любви сносить не смею,
Но умолчать о ней не в силах, не умею...
"В разбитом сердце силы больше нет,
Но все жь могу очнуться я от горя.
Играет кровь игрой минувших лет,
Как будто после бури воины моря.
Нас милый образ всюду сторожит,
Любовь живет, хотя глубоко скрыта:
Так к полюсу бежит стрела магнита.
СXCVII.
"Я кончила, но все не тороплюсь
Сложить письма. Но что-жь меня тревожит?
Нет, смелости своей не устрашусь,
Еще сильней несчастья быть не может.
Я-б от страданья верно умерла.
И мне осталось с жизнью помириться,
Чтоб вас любить и чтоб за вас молиться".
CXCVIII.
На том письме обрез был золотой.
Ея рука дрожала над свечей,
Так как стрела магнитная в компасе.
Вот и печать приложена к листу -
На ней девиз: Elle vous suit partout.
Он вырезан на сердолике белом.
СХСИХ.
Так шли Жуана первые года.
О нем писать ли далее? На это
Соображать я буду из ответа.
Ея вниманье - лавры для чела,
Каприз её - не делать много зла,
Когда жь она сочувствье мне предложат,
CC.
Эпическим роман я назову.
В нем будут любопытные сказанья
Любви и войн, войдет в одну главу
Морских крушений, гибель кораблей,
Характеры различных королей,--
Приближусь я по стилю и размеру
К Виргилию иль к самому Гомеру.
Чтоб шел мой труд успешно до конца -
Аристотеля правила помогут.
Они равно поэта и глупца
Производить на этом свете могуг,
Скажу еще, кто для стихов таких
Фантазия дарила мне картины,
А мифы - превосходные машины.
CCII.
Не сходен я с поэтами другими
(Не потому, кто заслужил венец)
Одно несходство есть меж мной и ими:
Сюжеты их украшены всегда,
А у меня - ужь в этом я уверен -
Разсказ везде бывает достоверен.
CCIII.
Для точности могу я указать
На оперы, на драмы актом в пят
И, наконец, на разные изданья,
Все подтвердят правдивый мой рассказ.
Еще скажу, чтобы уверят вас,
Герой мой был похищен сатаною.
CCIV.
Когда нибудь я к прозе снизойду
И вам тогда, по плану Алкорана,
Всех избавляя в жизни от обмана.
Я в изреченьях очень был бы строг
И озаглавить книгу эту мог:
"Аристотель живет в любом поэте"
CCV.
Мильтона. Попа мы тогда поймем,
И Са
(Последний пил, но умолчим о том)
Затем всегда ценить достойно будем
Все, что писал наш даровитый Крабб,
Поймем, что Кэмбель - очень вял и слаб,
И не затеем с музой Мура шалость.
CCVI.
От музы Сотебэя далеки,
Не овладеем ей неосторожно
"синие чулки",
Не станем мы свидетельствовать ложно.
Ну, словом, все должны лишь то писать,
На что могу и позволенье дать -
И всем, которые нарушат послушанье,
CCVII.
Когда решится кто нибудь сказать,
Что мой рассказ безнравствен, без морали,
Прошу того не тотчас обвинить.
И даст тогда решительный ответ -
Безнравствен ли рассказ мой, или нет?
Впоследствии я в этом оправдаюсь
И зло людей разславить постараюсь.
Но если и теперь начнет толпа,
Не выслушав такого объясненья.
Негодовать, безумна и слепа,
И приходить в тупое раздраженье
Отвечу я, что эти люди лгут,
А критикам, приставленным к роману,
И отвечать-то даже я не стану.
ССИХ.
Я не рожден писателем развратным
И - клятву дам, пожалуй - только рад
Соединять полезное с приятным.
Притом же - здесь замечу для конца -
О, публика! не изменяй же мне ты:
Я подкупил издателя газеты.
ССХ.
Да, я послал письмо мое к нему,
Он отвечал и, видно по письму,
Что не замедлит данным порученьем.
Но если он солжет на этот раз
И с желчью разругает мой рассказ,
Я деньги дал и все они пропали.
ССХИ.
Но я надеюсь очень на журнал:
Он публику любить меня заставит,
Меня газетный говор позабавит,
Я не писал статей своих для них,
А все изданья авторов чужих
Не признают, бездарный и считают
ССХИИ.
"Того б не снес я в для цветущих лет" (*),
Мне в ум пришла Горация цитата!
Лет шесть назад я был иной поэт,
Журнальный крик меня бы раздражал,
Я на удар журнальный отвечал,
Охваченный досадой, как пожаром,
Стремительным, убийственным ударом.
ССХИИИ.
Но в тридцать лет я ужь почти старик,
Почти седой (что будет - после, в сорок?
Я завести подумывал парик),
Увяло лето жизни для меня,
Для боя нет в груди моей огня,
Как капитал, растраченный, промчалась
Былая жизнь и сила растерялась.
О, никогда ne спустится ко те
Росой небес сердечная прохлада
И не слетят виденья в тишине,
Что вновь воскресла юности отрада!
Их нет в душе ta нам не отыскать
Нигде того, что жило в нас, - и ныне
Там силы спят; там мрачно, как в пустыне.
CCXV.
Как прежде, мира целого, вселенной;
Его ношу без пользы и иду
Без радости, без скорби неизменной.
Меня давно оставили мечты,
Но вместо сердца ум во мне явился
И в черепе зачем-то поселился.
ССXVI.
Любовь прошла. Меня не увлекут
И красотой с ума ужь не сведут.
Пути иные в жизни мне готовы.
В привязанность не верю я давно,
Мне доктором вино запрещено...
Мне остается, кажется, быть скрягой.
ССXVII.
А честолюбье? Идол тот разбит
Пред алтарем Блаженства и Страданья
Как Бэкона-монаха изваянье,
Из бронзы отлитая голова,
Я повторяю мудрые слова,
Что "время есть, и было и пропало"...
CCXVIII.
Чем можно славу в мире заслужить
Тетрадями исписанной бумаги?
Придумала с холмом ее сравнить,
И люди пишут, бьются, говорят
И барды сладкогласные творят
Затем, чтобы остаться в этом свете
На книжной полке иль в плохом портрете.
Египта царь - Хеопс соорудил
Для дива всех столетий пирамиду
И мумию свою в ней схоронил.
И что-жь, - какую вынес он обиду!
И дерзкою рукою изломал...
Хеопса прах развеянный жалея.
Не будем ждать напрасно мавзолея.
ССХХ.
"Все что родится - после умирает
И тело наше гибнет, как трава"...
Ты прожил жизнь, но если бы - кто знает?--
Опять ты мог назад ее вернуть -
А потому за жизнь молись заране,
Да сберегай свой кошелек в кармане.
ССХХИ.
Теперь же, господа, пора кончать
В последний раз позвольте руку сжать
И пожелать вам доброго здоровья.
Когда один другого мы поймем,
То встретимся когда нибудь потом,
Тем и закончу длинное творенье.
ССХХИИ.
"Иди, мой труд, и в мир земных тревог
"Пусть волны унесут страницы эти...
"Когда тобой я вдохновляться мог,
"То много лет ты будешь жить на свете".
Стих Саути все могут же читать,
Могу и я о славе помечтать...
У Саути я взял в одном куплете.