Манфред.
Действие третие

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Манфред. Действие третие (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТИЕ.

СЦЕНА I.

Зала в замке Манфреда.
Манфред и Герман.

МАНФРЕД.

Который час?

ГЕРМАН.

Один остался до заката

И сумерки приятные сулит.

МАНФРЕД.

Скажи, теперь устроено ли в башне

Все, как велел я?

ГЕРМАН.

Все готово;

Вот ключ и ящик.

МАНФРЕД.

Хорошо, ступай!

(Герман уходит).

Тишь чудная какая-то теперь

Доселе не встречался он мне в том,

С чем в жизни я знакомился. О, если б

Не знал я, что из наших всех сует

Смешней всех философия; что вряд ли

В наречии педантском слово есть

Пустейшее для обольщенья слуха,--

Я думал бы, что золотую тайну,

"Канон" желанный я теперь открыл

И утвердил в душе. Мгновенно это чувство,

Но хорошо и раз его узнать;

Душа моя теперь богаче стала

И на её скрижалях написать

Могу я, что такое чувство быть.

Кто там?

(Входит Герман)

Аббат Мавриция святого

Желает видеть вас.

АББАТ. (ВХОДИТ).

Мир, граф Манфред, с тобой!

.

Благодарю тебя, святой отец!

Привет тебе в стенах моих; приход твой

Принес им честь, и счастье их жильцам.

АББАТ.

Дай Бог, чтоб было так; но я хотел бы

Поговорить с тобой наедине.

МАНФРЕД.

Выдь Герман. Что почтенный гость мой скажешь?

АББАТ.

Начну без предисловий: возраст, сан мой,

Усердие и цель благая - вот

Предстатели мои; соседство наше

И близкое, хотя не скреплено

Знакомством близким, также мой ходатай.

Разносит слухи странные молва,

Нечистые, сливая с ними имя,

Которое ты носишь; без пятна

Его века передавали: дай Господь,

Чтобы его не запятнал и тот,

На ком оно теперь.

МАНФРЕД.

Что дальше?

АББАТ.

Говорят, что ты завел

Сношенья с тем, от смертных что сокрыто,

С жильцами адских стран, с толпой духов

Нечистых, злых, которые блуждают

В долине мрачной смерти, где и ты

Привык ходить. Я знаю, как ты редко

В сношенья входишь с ближними, с людьми,

Что ты живешь в уединеньи только...

Да свято ли оно?

МАНФРЕД.

И это все

Кто говорит?

АББАТ.

Мои святые братья,

Селяне удивленные; и даже

Твои вассалы смотрят на тебя

Тревожными глазами; жизнь твоя

В опасности.

МАНФРЕД.

АББАТ.

Пришел я

Сюда спасать, не разрушать; проникнуть

В тайник души твоей я не хочу;

Но если это правда, время не ушло

Покаяться, спастися; заключи

Мир с церковью, а через церковь с небом.

МАНФРЕД.

Я выслушал; вот мой ответ: чем был я,

Что я теперь - известно только мне

Да небу; - меж людьми искать не стану

Посредника себе; а если погрешил

Против уставов ваших, - докажите

И накажите...

АББАТ.

Сын мой! говорил

Я не о казни, а о покаяньи

И о прощеньи: в первом властен ты;

В последнем же уставами святыми

И верой твердою дана мне власть

Путь пролагать из пропасти греховной

Оставим небу власть наказывать: "мне только

Довлеет суд", так говорит Господь.

И я слуга его, со всем смиреньем,

Дерзну глагол священный повторить.

МАНФРЕД

Нет, мой отец, ни власть особь духовных,

Ни мощь молитв, ни сила покаянья,

Ни строгие обряды, ни посты,

Ни муки смертные, ни то, что силой

Все превзойдет - терзания души,

В отчаяньи глубоком угрызенья,

Которые без страха адских мук

Способны сами сделать небо адом,--

Ничто не может безпредельный дух

Освободить от пагубного чувства

Своих грехов ужасных, тяжких мук

И мести самому себе. В грядущем

Мученья нет, которое могло бы

Карать сильней преступника, чем это,--

Самим им осужденной.

АББАТ.

Это так;

Но все пройдет и заменится светлой

Надеждою, которая воззрит

В спокойном уповании на место

Блаженное, куда достигнут все,

Кто будет лишь искать его, какие б

Грехи земные ни были, пусть только

Загладятся они, а первый шаг

К тому, чтоб их загладить - есть сознанье,

Что нужно это сделать; - говори

И все, чему наставить может церковь

Узнаешь ты; и все, что разрешать

Нам власть дана, все разрешим прощеньем.

МАНФРЕД.

Когда готов был римский император,

Шестой, проститься с жизнью, - жертва раны,

Которую он сам себе нанес,

Чтобы спастись позорной смерти, дара

Один солдат, в движеньи благородном

Участия, хотел остановить

Одеждою своей стремленье крови;

Но, оттолкнув его, Оттон сказал,

С величьем царственным и в потухавшем взоре:

"Уж поздно! это ль верность?"

АББАТ.

В чем же дело?

МАНФРЕД.

И я скажу тебе с владыкой Рима;

Уж поздно!

АББАТ.

Нет, не поздно никогда

С своей душой мириться, а чрез душу

И с небом. Как, надежды никакой?

Дивлюсь; но даже тот, в чью душу вкралось

Отчаянье в прощение небес,

Здесь на земле себе утехи строит,

За ломкую опору ухватясь,

Как утопающий.

МАНФРЕД.

Блестящия виденья я и сам

Имел, когда был молод; я был полон

Стремленьем благородным перелить

Свой дух в других и просвещать народы;

И унестись хотел, не зная сам куда,

Быть может, чтоб упасть; но я упал бы,

Как водопад нагорный: соскочив

В глубь пропасти с высокого утеса,

Он пенясь, шлет туманные столбы

На небеса и там раждая тучи,

Дождем опять с них сыплет; он велик

И там, где пал... Но все прошло; обманут

Я был мечтой...

АББАТ.

Но почему же так?

МАНФРЕД.

Я укротить не мог своей природы;

Кто властвовать стремится, должен сам

Сперва служить, и льстить, и увиваться,

Ловить минуты все; вползать во все места;

Потом взнестись. Так поступают все

Я низостью считал мешаться в стадо.

Хоть для того, чтоб быть вождем волков.

Лев одинок, я - тоже.

АББАТ.

Но за чем же

Жить не хотел ты, действовать с людьми?

МАНФРЕД.

Противна жизнь была моей природе;

Но не был я жесток; я не рождал,

А находил везде опустошенье;

Как вечно одинокий, страшный вихрь,

Каленое дыхание самума,

Который лишь с пустынями знаком,

Бушует над безплодными песками,

Где нечего палить ему; летит,

Играя с их сыпучими волнами;

Не ищет сам, не ищут и его;

Но встреча с ним смертельна. Вот таков

Был на земле и мой путь; там встречались

АББАТ.

Увы! я сам бояться начинаю,*

Что пособить тебе ни я не в силах,

Ни звание мое; но ты так молод

И мне хотелось бы...

МАНФРЕД.

Вглядись в меня:

Есть на земле разряд людей, к которым

Приходит старость в юности, и смерть

До зрелых лет, но не на поле брани.

Кто гибнет от излишка удовольствий,

Кто от трудов, кто от ученья, кто

От слабости, болезни иль безжинья;

Иному смерть зияет в бездн мук

У вядшого, растерзанного сердца;

У этого недуга больше жертв,

Чем на листах судеб: он в разных видах,

Под разными названьями мертвит.

Вглядись в меня! я перенес все это;

Все муки, хоть довольно и

Так не дивись тому, чем сделался теперь;

Дивись тому, чем был я, и притом

Остался жив...

АББАТ.

Но выслушай.

МАНФРЕД.

О, старец!

Я чту лета твои и сан; я знаю,

Ты с целию благочестивой здесь;

Но тщетно все. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . прости!

(Уходит).

АББАТ.

Он должен бы прекрасным

Созданьем быть: с могучею душой

Он мог явить изящное слиянье

Возвышенных стихий, когда б оне

Приличнее размерены в нем были;

Теперь он страшный хаос - свет и мрак,

И дух и прах; смесь благородных мыслей

И злых страстей, без всякого порядка,

Погибнет он; но нет - я попытаюсь

Еще раз; искупленья дух такой

Достоин; мне же долг велит на все

Решаться для благочестивой цели.

Не перестану наблюдать за ним

Внимательным и осторожным взором.

(Уходит).

СЦЕНА II.

Другая комната.

Манфред и Герман.

ГЕРМАН.

Ты, господин, явиться мне велел

При захожденьи солнца; за горами

Оно скрываться стало.

МАНФРЕД.

В самом деле?

Сейчас взгляну...

(Подходит к окну)

Величественный шар!

Породы неболезненных людей,

Сынов-гигантов брака светлых духов

С подругами, прелестней их самих,

Которые и ангелов небесных

К земле невозвратимо привлекли;

Чудесный шар! шар слывший божеством,

Пока еще творенья твоего

Была сокрыта тайна, вечный, первый

Служитель Всемогущого, ты лил

На пастырей халдейских свет отрады,

Когда они на горних высотах

Сердца свои в моленьи изливали.

Ты-бог стихий; блестящий представитель

Безвестного, который нам в тебе

Являет тень свою; центр звезд небесных!

Глава светил! который сделать мог

И нашу землю сносною; причина

Различия и вида, и сердец

Тех, на кого лучи твои сияют.

И тех, кто в них живет; далеко ль, близко ль

Мы от тебя, а нам врожденный дух

Печать твою приемлет, точно также,

Как внешний вид наш. В славе ты встаешь,

Блистаешь и скрываешься. Прости!

Тебя уж не увижу я; мой первый

Любви и удивленья взгляд был твой;

Прими ж и мой последний; Ты не встретишь

Лучем своим того, кому дары

И теплоты, и жизни были б столько

Губительны, как мне. Оно зашло --

Последую за ним.

(Уходит).

СЦЕНА III.

Терраса пред башнею, в некотором разстоянии от замка Манфреда. Сумерки.
Герман, Мануиль и другие служители Манфреда.

ГЕРМАН.

Престранно; ночь за ночью, сколько лет

Проводит он без сна, все в этой башне

Бывали там и все мы; по по виду

И по тому, что там, мы не могли

Никак понять в каких занятьях время

Проводит он. Нет, комната одна

Должна быть там, куда никто не входит;

Я отдал бы, что получу в три года,

Чтоб только тайну эту разгадать.

МАНУИЛ.

Опасно было б это; будь доволен

И тем, что ты уж знаешь.

ГЕРМАН.

Мануил,

Ты старше и умнее - знаешь больше,

Ты долго в замке жил; ведь много лет?

МАНУИЛ.

Как граф Манфред еще и не родился,

Отцу его служил я; на него

Он не похож нисколько.

ГЕРМАН.

Таких не мало; но не сходство в чем же?

МАНУИЛ.

Я говорю не о чертах лица,

Но о душе и склонностях. Покойный

Граф Сигизмунд был горд, но весел, добр,

И хлебосол, и воин; не возился

Он с книгами наедине, и ночь

Не бдением каким-то мрачным делал,

А светлым пиром, веселее дня;

Не рыскал он в лесах и по утесам,

Как волк и от людей, и их забав

Не бегал.

ГЕРМАН.

Что ни говори, а время

Веселое то было. О когда б

Оно сошло опять на эти стены;

А то оно забыло их совсем.

МАНУИЛ.

Переменить сперва владельца надо.

Мне страшного здесь в замке.

ГЕРМАН.

Разскажи

Мне что нибудь, покуда мы на страже.

Я слышал смутный твой рассказ о чем-то,

Что было здесь, в той самой башне.

МАНУИЛ.

Да!

Вот ночь была! я помню как смеркалось;

И вечер был такой же, как теперь,

То облако багряное, которым

Закрыт теперь верх Игера, так точно

На нем тогда лежало, я почти

Готов его счесть тем же самым. Ветер

Был душен, слаб, и месяц начинал

Сребрить снега нагорные. Так точно

Как и теперь, был в башне граф Манфред;

Чем занят, мы не знали; с ним же был

Единственный товарищ всех его

Прогулок и занятий; та, кого он

Как но родству и должен был любить,

Астарта... Тсс! кто-то к нам идет.

(Входит Аббат).

АББАТ.

Где граф?

ГЕРМАН.

Там, в башне.

АББАТ.

Мне поговорить с ним нужно.

МАНУИЛ.

Нельзя; он занят там, и мы не смеем

Ему мешать.

АББАТ.

Я на себя беру

Вину, когда тут есть вина какая:

Я должен с ним увидеться.

ГЕРМАН.

Ты видел

Его уж в этот вечер.

АББАТ.

Я тебе

Приказываю, Герман, постучаться

И графу доложить, что я пришел.

.

Не смею...

АББАТ.

Значит сам итти я должен

С докладом о себе?

МАНУИЛ.

Отец почтенный,

Прошу тебе, постой!

АББАТ.

Зачем?

МАНУИЛ.

Пойдем,

Я разскажу тебе все на свободе.

СЦЕНА IV.

Внутренность башни,

МАНФРЕД (один).

Зажглися звезды и луна взошла

Над яркими снегами гор; прекрасно!

С природой я сдружился; для меня

Знакомей лиц людских лик чудный ночи,

И под её навесом зведным я

У темных, неземных её красот.

Я помню, в молодых летах, как ездил

По свету я, - в такую точно ночь

Я раз стоял в средине Колизея,

В святилище остатков от чудес

Величья Рима; вдоль разбитых арок

Деревья, колыхаясь, клали тень

На синий купол полночи, и звезды

Сквозь трещины развалин лили свет;

Вдали за Тибром лаяли собаки,

А ближе раздавался вой совы

Из цезарских палат; и песни стражей,

По временам до слуха доносясь,

Под ветерком прохладным замирали.

За дряхлою оградой древних стен

Печальные виднелись кипарисы;

На край небес мой взор их относил,

А между тем они росли на выстрел

Не больше, там где Цезари живали

Которая среди обломков степь

На царственных дворах укоренилась.

Плющ заменил везде победный лавр;

В блистательном величии развалин

Стоял еще окровавленный цирк;

А Цезарей и Августов палаты

Легли во прах смиренной головой.

И ты сиял тогда, блестящий месяц.

На это все. Твой томный, нежный свет

Смягчал собой унылую суровость

Картины разрушенья; наполнял

Как будто вновь столетий промежуток,

Прекрасное храня во всей красе,

И делая прекрасным и дурное.

Святилищем казалось место то

И сердце переполнилось безмолвным,

(Благоговейным чувством к теням тех,

Которых скиптр могуч и по кончине,

А прах из урн законы нам дает.

Что вспомнил я ее теперь, но так

Почти всегда бывает: наши мысли

Сильней парят в тот миг, когда оне

Спокойствием должны бы одеватся.

АББАТ (входит.)

Вторично, граф, осмелюсь я просить

Прощенья, что тебя обезпокоил.

Но ревностью смиренною моей

Не оскорбись; и все дурное в этом

Пусть на меня падет; а доброе

На голову твою. О, если б мог я

Сказать, что и на сердце; еслиб тронуть

Я мог его словами и мольбой

На правый путь тогда бы возвратил я

Дух доблестный, заблудший, но еще

Погибший не совсем!

МАНФРЕД.

Не знаешь ты меня.

Мои часы исчислены, проступки

Опасности подвергнешь; удались же.

АББАТ.

Не думаешь ли ты грозить мне?

МАНФРЕД.

Нет;

Сказал я только, что близка опасность,

Хотел тебя предостеречь.

АББАТ.

Как это?

МАНФРЕД.

Смотри сюда, что видишь?

АББАТ.

Ничего.

МАНФРЕД.

По пристальней смотри, я говорю.

Теперь скажи: что видишь?

АББАТ.

То, чего бы

Я устрашиться мог, - по не страшусь!

Я вижу, что туманный, страшный образ

Там, из земли встает, как адский бог;

Лице его сокрыто покрывалом;

Он как бы тучей гневною одет

И стал между тобой и мной; но только

МАНФРЕД.

Тебе к тому

Причины нет, тебе не повредит он.

Но вид его способен потрясти

Болезнию дряхлеющие члены;

Я говорю тебе, ступай.

АББАТ.

Не выду

Отсель, пока не поборюсь с врагом.

За чем он здесь?

МАНФРЕД.

Да, да, за чем он здесь?

Его не звал я; он пришел без зова.

АББАТ.

Увы! погибший смертный! что за связь

Есть у тебя с подобными гостями?

Я за тебя дрожу; зачем он смотрит

Так на тебя?" ты на него? раскрыл он

Свое лицо; заклеймено чело

Ударом громовым; в глазах сверкает

Безсмертие геенны... Сгинь!

.

Зачем

Явился ты?

ДУХ.

Ступай!

АББАТ.

Кто ты, безвестный?

Дай мне ответ!

ДУХ.

Дух смертного, который

Перед тобой; пойдем, пора.

МАНФРЕД.

О, я

На все готов, но отрицаю силу,

Которая зовет меня; скажи,

Кем послан ты?

ДУХ.

Ступай, узнаешь после.

За мной; иди!

МАНФРЕД.

Я сам повелевал

Сильнейшими, чем ты, не раз боролся

С владыками твоими; прочь отсель!

ДУХ.

Настал твой час; или же, говорю я!

МАНФРЕД.

Я знал и знаю, что мой час настал,

Отдать мой дух. Я умереть хочу

Один, как жил. Прочь, сгинь!

ДУХ.

Так должен я

Позвать на помощь братьев; появитесь!

(Являются духи)

АББАТ.

Прочь, демоны, прочь говорю я вам!

У вас нет власти там, где есть власть веры;

Кляну вас именем...

ДУХ.

Старик, мы знаем

Себя самих, права свои и сан твой.

Не расточай без пользы слов святых,

Здесь все напрасно; он добыча наша;

Зову его еще: иди! иди!

МАНФРЕД.

Смеюсь над вами; хоть моя душа --

Я чувствую - готова прах свой сбросить;

Смеюсь над вами! Не пойду отсель

Пока во мне земное есть дыханье,

Чтобы на вас презрением дышать;

И с духами. Хотите взять меня?--

Берите член за членом.

ДУХ.

Странный смертный!

И вот волшебник тот, который так

Старался в мир невидимый проникнуть

И стал почти нам равным! Можно ли

Любить так жизнь, ту жизнь, в которой был

Ты обречен несчастью?

МАНФРЕД.

Лжешь ты, демон!

Последний час настал мой, знаю я,

И не хочу жить лишней ни минуты

Борюсь я не со смертью, а с тобою

И братьями твоими; власть свою

Купил я не сближеньем рабским с вами,

А высшею наукою, трудом,

Отважностью и бденьем, силой духа

И знаньями отцев; в то время, как земля

Людей и духов видела ходящих

Вам первенства. Сам по себе я силен

И отвергаю, прогоняю вас,

С презрением, с насмешкой!

ДУХ.

Но забыл ты,

Что преступленья сделали тебя...

МАНФРЕД.

О, что они в сравнении с тобой?

Проступками проступков не казнят

И большими злодеями злодеев.

Ступай в свой ад! Я чувствую, что ты

Безсилен надо мной; я твердо знаю,

Что я твоим не буду. Что я сделал --

То сделано; такия муки я

Ношу в себе, которых не усилишь

Своими ты; безсмертная душа

Судья всех дел своих, и злых, и добрых,

Начало и конец всех зол,

И время их, и место; в ней есть чувство,

Которое, вне праха, от других

В блаженство иль страдание она

Погружена от собственного знанья

Своих деяний прошлых. Ты меня

Не искушал, да и не мог, я не был

Игралищем твоим, а потому

Я не твоя добыча: буду

Мучителем своим я сам.* Прочь, прочь,

Вы демоны презренные! прочь! смерти

Рука теперь на мне - не ваша! прочь!...

АББАТ.

Как бледен ты! как губы посинели

И тяжело дыханье, а в груди

Хрипение. Пошли молитву к небу!

О, помолись хоть мысленно, но так

МАНФРЕД.

Все кончено; взор тусклый

Тебя уже не видит; все кружится

И будто воздымается земля!

АББАТ.

Он холодеет

И сердце стынет. О, прошу тебя,

Хотя одну молитву; что с тобою?

(Умирает.)

Страшусь подумать! только улетел он.