Персидские письма.
Письма ХСI - С

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Монтескьё Ш. Л., год: 1721
Категории:Юмор и сатира, Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Персидские письма. Письма ХСI - С (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ПИСЬМО ХСИ.

Узбек к Рустону

в Испагань.

Здесь явился человек, называющий себя персидским посланником, и дерзко насмехающийся над двумя величайшими государями в мире. Он привез французскому государю подарки, которых наш государь не послал бы даже царям Имеретии и Грузии. Своей подлой скупостью он нанес оскорбление величию двух империй. Он выказал себя смешным перед народом, считающим себя самым вежливым из всех народов Европы, и разгласил на западе, что царь царей властвует над дикарями.

Казалось, он охотно бы отказался от оказываемых ему почестей; французский двор, по всей вероятности, гораздо более его принимает к сердцу религию персов и показал его окруженным ореолом пышности и величия перед народом, презирающим его.

Но не рассказывай об этом в Испагани: не губи несчастного. Я не хочу, чтобы наши министры наказали его за свою собственную неосторожность в выборе.

Из Парижа, в последний день месяца Геммади 2, 1715 г.

ПИСЬМО XCII.

Узбек к Реди

в Венецию.

Царствовавший так долго государь умер (1-го Сентября 1715 г.). В продолжение своей жизни он много заставлял говорить о себе когда же он умер, все смолкли. До последней своей минуты он не терял самообладания и уступил только судьбе. Так умер великий Шаб-Аббас (Людовик XIV), наполнив своей стой всю землю.

Не думай, что это происшествие имело влияние только на нравственную сторону народа. Каждый подумал о своих делах и старался воспользоваться минутой. Королем провозглашен правнук покойного государя, ребенок пяти лет, а его дядя, принц, сделан правителем государства.

Покойный государь оставил завещание, ограничивающее власть регента. Этот ловкий принц отправился в парламент и уговорил нарушить распоряжение государя желавшого царствовать даже после своей смерти.

Парламенты походят на развалины, которые топчат ногами, но которые все же напоминают храмы исчезнувших народов. Они вмешиваются только в суды; их власть исчезает с каждым днем и по всей вероятности исчезнет совершенно, если какой нибудь случай не вернет им жизни и силы.

Их постигла всеобщая судьба: они поддались всеразрушающему времени; развращение нравов ослабило их, а верховная власть, уничтожающая все на свете, стремится уничтожить и их.

Регент, желавший понравиться народу, сначала, казалось, чтил народную свободу и, как бы желая поднять храм и его идола, требовал, чтобы на него смотрели как на опору монархии и основание законной власти.

Из Парижа, в 4 день месяца Регеб, 1715 г.

ПИСЬМО XCIII.

Узбек к брату, Саитону, в Казбинский монастырь.

Я преклоняюсь перед тобою, святый Саитон (турецкий монах), и надаю ниц, я смотрю на следы ног твоих, как на зеницы моих очей. Твоя святость так велика, что кажется будто ты обладаешь сердцем нашего великого пророка. Твоя строгая жизнь поражает даже само небо; ангелы, взирающие с вершины своей славы, спрашивают друг друга: - Каким образом он находится на земле, когда дух его на небе и витает у трона, поддерживаемого облаками?..

Как могу я не чтить тебя, когда ученые мужи Персии сказали мне, что дервиши, даже неверные, святы, и что Бог избрал себе самые чистые души, посты и молитвы которых удерживают Его гнев, готовый пасть на непокорных?

Христиане рассказывают чудеса о своих первых монахах скрывавшихся в глубине фивоидских пустынь, и во главе которых находились св. Павел, Антоний и Пахомий. Если то, что они говорят, правда, то их жизнь полна чудесами, как и жизнь наших самых святых Имамов. По целым десяткам лет они не видели лица человеческого; ночи и дни их преследовали демоны; куда бы они ни уходили, злые духи следовали за ними. Если это правда, уважаемый Саитон, то нужно признаться, что едва-ли кому другому приходилось жить в таком плохом обществе.

с нами, искушают нас и нападают на нас, не смотря на посты и власяницы.

Многоуважаемый Саитон, я знаю, что Посланник Божий поработил сатану и низвергнул его в бездну. Он очистил землю, некогда находящуюся под властью дьявола и сделал ее достойным пребыванием - для ангелов и пророков.

Из Парижа, в 9 день месяца Шабан, 1715 г.

ПИСЬМО XCIV.

Узбек к Реди

в Венецию.

Я никогда не слыхал, чтобы говорили о народном праве, без того, чтобы не принялись тщательно искать происхождения обществ: это кажется мне смешным. Если-бы люди совсем не составляли обществ, если-бы они избегали друг друга, то на это следовало-бы обратить внимание и справиться, почему они держатся отдельно. Но они рождаются связанными между собою: сын рождается от отца и остается около него: вот и общество и причина общества. Народное право более известно в Европе, чем в Азии; между тем можно сказать, что страсти правителей, народное терпение и лесть писателей совершенно испортили все правила.

Это право, в том виде, как оно существует ныне, есть целая наука, учащая государей до каких пор они могут нарушать правосудие, не вредя себе. Как можно, Реди, желать очерствения их совести; научить их беззаконию, и потом пользоваться могущими произойти оттого следствиями в свою пользу.

Безграничное могущество наших великих султанов, руководствующихся единственно только своей волей, не производит более чудовищ, чем это недостойное искусство, стремящееся согнуть правосудие, несмотря на его твердость.

Можно подумать, дорогой Реди, что существуют две справедливости, совсем не похожия друг на друга. Одна - царствующая в гражданском праве, другая устанавливающая правило спорящихся и властвующая в народном праве, как будто бы народное право не есть тоже гражданское право, ни какой нибудь страны, в частности ни вообще целого света.

В следующем письме я сообщу тебе, что я лично думаю об этом.

Из Парижа, в 1 день месяца Зилаге, 1715 г.

ПИСЬМО XCV.

Узбек к тому же.

Судьи должны быть справедливы со всеми гражданами, а каждый народ, в свою очередь, должен оказывать справедливость другому народу. Во втором случае, как и в первом нужно руководствоваться теми же правилами. В международных спорах, редко бывает нужен третий, так как причины спора почти всегда бывают ясны и легко разрешимы.

Обыкновенно выгоды двух народов так мало касаются друг друга, что одной любви к правде достаточно, чтобы решить спор справедливо. Но не то споры частных лиц. Так как они живут в обществе между людьми, то и их выгоды перемешаны между собою; являются споры, тяжба, и необходимо, чтобы третий разъяснил то, что алчность партий старается затмить.

Война бывает справедлива только в двух случаях: 1) когда ведется с нападающим врагом и 2) когда помогают осажденному союзнику.

Было бы несправедливо вести войну из за частных ссор государя, за исключением, конечно, если оскорбитель или его народ не заслуживает смерти. И так, государь не может начать войны если ему отказали в должном почете или потому, что дурно обошлись с его посланниками или что либо в этом роде, а равно и частный человек не может убить безнаказанно не любезно принявшого его знакомого. Так как объявление войны должно быть поступком справедливом, то нужно всегда соразмерять наказание с проступком, мало того, нужно знать, достоин ли смерти тот, кому объявляют войну, так как воевать с кем нибудь значит хотеть наказать его смертью.

В народном праве, самое строгое проявление справедливости есть война, так как она может разрушить целое общество. Месть, это уж вторая степень. Этому закону суд не мог помешать, и соразмерить его со степенью преступления.

Третье-же проявление справедливости состоит в лишении государя преимуществ и выгод, которые он может извлекать из нас, все-таки соразмеряя наказание с оскорблением.

Четвертое проявление справедливости, которое должно встречаться очень часто, состоит в отказе от союза с народом, подлежащим наказанию. Это наказание соответствует изгнанию, учрежденному судом, против провинившихся членов общества. Таким образом государь, от союза с которым мы отказываемся, исключается из нашего общества и не состоит более его членом.

Нет большого оскорбления для государя, как отказ от союза с ним, и нет большей чести, как согласие заключить его. Нет ничего приятнее и даже полезнее для человека как если окружающие его люди внимательно относятся к нему.

Но для того, чтобы союз нас соединял, нужно, чтобы он был основан на справедливости: так союз, заключенный между двумя народами, для притеснения третьяго, незаконен, и его нарушить не составляет преступления.

него войной и потребовал, чтобы тот исправился от своих недостатков, но так как тот его требования не исполнил, то он прислал ему сказать, что отказывается от его дружбы и союза с ним.

Победа, сама по себе, не дает никакого права. Если народ уцелеет - она будет залогом мира и исправления проступка; если же народ уничтожен или разсеян, она является памятником этого избиения. Мирные договоры считаются священными и люди смотрят на них, как на голос природы, заявляющей свои права. Они все законны, если только условия их законны, в противном же случае обиженная сторона, в большинстве случаев, всегда прибегает к войне.

Вот, дорогой Реди, что я называю народным правом; вот право людей, или лучше сказать право разума.

Из Парижа, в 3 день месяца Зилаге, 1716 г.

ПИСЬМО XCVI.

Старший евнух к Узбеку

в Париж.

Сюда привезли из Визапура много молодых женщин и я купил одну из них для твоего брата, правителя Мазандарона, приславшого мне. месяц тому назад, свое приказание и сто туманов.

Я знаток в женщинах, и им не удается меня провести, так как мое сердце не легко разжалобить.

Я никогда еще в жизни не встречал такой правильной красоты: её блестящие глаза оживляют все лицо, и еще более выставляют нежный цвет лица, затмевающий все прелести Востока.

Вместе со мною ее торговал еще старший евнух одного богатого испанского купца, но она с презрением отворачивалась от его глаз и казалось, искала встречи с моими, как будто желая мне сказать, что ничтожный купец недостоин её, и что она назначена судьбою для более знатного супруга.

Признаюсь, что вспоминая прелести красавицы, я сам чувствую тайную радость. Мне кажется, что я вижу ее входящую в сераль твоего брата и поражающую своею красотою всех его жен. Несмотря на разстояние, разделяющее меня от сераля твоего брата, я изменю его жизнь. Сколько злобы, страха пробудится в его замкнутых стенах.

Но несмотря на бушующую внутри бурю, снаружи все останется по прежнему спокойно.

Мы замечаем, что чем больше мы имеем дела с женщинами, тем меньше оне стесняют нас. Желание нравиться, затруднительное сближение, примеры покорности, все это кует цепи, связывающия их. но как часто оне возмущаются против власти и враждуют между собою! Конечно, это происходит только в отсутствии повелителя. Что можем мы сделать с ними, опираясь на свою призрачную власть? Мы, в слабой степени, заменяем только половину тебя и можем относиться к ним только с непреклонною строгостью. Ты, ты надеждой умеряешь страх, и покоряешь ласками, гораздо более, чем угрозами.

Возвращайся же скорее, всемилостивейший повелитель, и водвори порядок. Смягчи мятежные страсти и утешь ропчущую любовь, возвращайся, и помоги твоим верным евнухам и облегчи им, с каждым днем все увеличивающуюся, тяжесть.

Из твоего Испаганского сераля, в 3 день месяца Зилаге, 1716 г.

ПИСЬМО XCVII.

Узбек к Гассану,

Дервишу горы Жаррон.

О ты, мудрый дервиш, пытливый ум которого сверкает знаниями, выслушай, что я хочу тебе сказать.

Здесь есть философы, которые, говоря правду, далеко еще не достигли вершины восточной мудрости: они не слыхали ни неизгладимых слов, воспеваемых сонмами ангелов, ни чувствовали божественного гнева, но, предоставленные сами себе, и лишенью святых чудес, они следуют только голосу одного разсудка. Ты не поверишь, куда завел их этот проводник. Они разсеяли хаос и очень просто объяснили сотворение мира. Творец природы дал материи движение, чего было вполне достаточно, для производства всех явлений природы.

в бесконечных пространствах.

И какие, думаешь ты, святой человек, это законы? Быть может ты думаешь, что они поражать тебя величием своих тайн и уже заранее отказываешься их понять и намереваешься только любоваться ими. Но ты скоро изменишь свое намерение. Они не ослепляют ложным величием, благодаря своей простоте они долго оставались в неизвестности и только после долгих размышлений люди увидели всю их плодотворность и обширность.

Первый закон гласить, что всякое тело описывает в воздухе прямую линию, если только не встречает на своем пути какого-нибудь препятствия; второй закон является уже следствием первого и гласит, что всякое тело, вертящееся около центра, стремится от него удалиться, так как чем оно дальше от центра тем более описываемая им линия приближается к прямой.

Вот святейший отец ключ к познаванию тайн природы, вот плодотворные правила из которых извлекаются бесконечные последствия. Знание пяти или шести истин сделало их философию полной чудес, и тем похожей на учение наших святых пророков.

Я уверен, что нет ни одного из наших ученых, который бы не затруднился взвесить весь воздух, окружающий землю, или измерить воду, падающую ежегодно на её поверхность.

Быть может если бы какой нибудь благочестивый человек украсил творения этих философов высокими и великими извлечениями, если бы он примешал к ним смелые образы и таинственные аллегории, вышло бы славное произведение, уступающее только одному святому Алкорану.

Между тем, собственно я, далеко не одобряю иносказательный стиль. в нашем Коране многое кажется мне весьма незначительным, несмотря на то, что написано высоким слогом.

Сначала кажется, что вдохновенные книги суть божественные мысли, выраженные человеческим языком; в нашем же Алкоране, наоборот, часто встречаются человеческия мысли, выраженные божественным языком.

Быть может, ты найдешь, что я слишком смело выражаюсь о нашей святыне и скажешь, что это есть следствие моего путешествия в свободной стране. Но нет: благодаря небу, ум не развратил сердца и пока во мне останется хоть капля жизни. Али всегда будет моим пророком.

Из Парижа, в 15 день месяца Шаба на, 1716 г

ПИСЬМО XCVIII.

Узбек к Иббену

В Смирну,

Нет ни одной страны в мире, где бы счастье было так непрочно, как здесь. Каждые десять лет здесь происходят революции, повергающия богачей в нищету и бедняка делающия богачем.

Один удивляется своей бедности, а другой поражается своим богатством. Новоиспеченный богач не нахвалится мудростью Провидения, а бедняк не наплачется на свою судьбу.

Сборщики податей купаются в сокровищах, хотя вступают в должность почти нищими. Пока они бедны их презирают, когда же разбогатеют - пользуются уважением, и нужно сознаться, что они решительно ничем не пренебрегают для приобретения уважения. В настоящее время их положение ужасно. Недавно учредили палату называемую "судебною" потому, что оно отнимет у них все их имущество.

Они не могут ни спрятать, ни передать своего имущества, так как в противном случае им грозит смертная казнь. Таким образом их заставляют пролезть сквозь узкую щель, я хочу сказать, им дают выбор между жизнью и их деньгами.

В довершение несчастья, один из министров, известный своим умом, удостоивает шутить над ними и подшучивает над всеми разглагольствованиями совета. Не каждый день встречаются министры расположенные смешить народ и нужно быть признательным тому, кто положил этому начало.

Во Франции сословие лакеев пользуется уважением более, чем где либо: это настоящий разсадник вельмож, и наполняет собою пустоту прочих сословий, состоящих обыкновенно или из раззорившихся чиновников или пострадавших на войне дворян.

Я нахожу, Иббен, что Провидение прекрасно разделило богатство между людьми.

Если бы Оно даровала богатство только одним порядочным людям, то их нельзя бы было сразу отличить от добродетельных; но когда разсмотришь, кто именно пользуется богатством, то, презирая богачей, начинаешь презирать и само богатство.

Из Парижа, в 26 день месяца Мадаррома, 1717 г.

Рика к Реди

в Венецию.

Меня удивляет, как у французов капризна мода. Вообрази, они даже не помнят, как были одеты это лето, и не знают, что будут носить эту зиму. Ты не поверишь, что здесь стоит мужу одеть по моде свою жену.

Точное описание их нарядов и украшений не даст тебе никакого понятия о господствующей здесь роскоши. Прежде чем мое письмо дойдет до тебя, мода разрушит мою работу, а равно и работу приготовивших эти наряды.

Женщина, уехавшая из Парижа и прожившая в деревне месяцев шесть, при своем возвращении в столицу Франции кажется до такой степени отставшей от моды, как если бы она прожила в деревне не шесть месяцев, а целые тридцать лет.

Сын не узнает портрета своей матери, до такой степени её платье кажется ему странным.

Иногда прически поднимаются очень высоко, по затем быстро опускаются вниз. Было время, когда носили такую высокую прическу, что лицо приходилось по середине; потом стали носить очень высокие каблуки и ноги заняли это место.

число черных мушек, безследно исчезавших на другой день.

Прежде дамы щеголяли своими тальями и зубами, в настоящее время этого нет и в помине. Чтобы там не говорили шутники, а дочери совсем не походят на своих матерей.

Во Франции мода распространяется даже на обращение и образ жизни: здесь нравы изменяются смотря по возрасту их короля. Если бы он только захотел, он мог бы сделать французов очень серьезным народом.

Характер принца отражается на его дворе, двор на городе и город на провинциях. Душа государя есть форма, по которой выливаются души его подданных.

Из Парижа, в 8 день месяца Сафара, 1717 года.

Рика к тому же.

Я как то писал тебе об изменчивости моды у французов. Но ты не поверишь, как много значения они придают этим пустяком; все иностранное кажется им смешным. Уверяю тебя я нисколько не одобряю их непостоянства.

Говоря, что они презирают все иностранное, я говорю только о пустяках; что же касается до серьезных вещей, то они до такой степени не доверяют себе, что даже унижают свое достоинство.

Они откровенно признаются, что другие народы гораздо умнее их, но что же касается до платьев, то тут они уж никому не уступают первенства.

Они в восхищении, что французские повара признаны лучшими на всем юге.

Обладая этими важными преимуществами, какое им дело, что благоразумие идет к ним извне и что их соседи завладели всем, что касается до политического и гражданскаго^ управления.

Кто бы подумал, что самое древнее и самое могущественное государство Европы управляется законами, составленными не для него? Если бы французы были побеждены, то это понятно, но они всегда остаются победителями.

Они оставили древние законы, составленные их прежними государями на общих народных собраниях; и что еще страннее, римские законы, которыми они заменили свои, составлены римскими императорами, современниками их законодателей.

"все постановления пап и составили из них новый свод законов, нечто в роде нового рабства.

Правда, в последнее время составили несколько письменных статутов, но они почти все заимствованы из римского права.

Это изобилие заимствованных и усвоенных народом законов так велико, что тяготит, как суд, так и судей.

Но эти своды законов ничто в сравнении с целой армией толкователей, коментаторов и компиляторов, значительных своим количеством, а не качеством.

Но это еще не все: эти чужеземные законы ввели формальность, излишество которых составляют позор для человеческого разума. Трудно решить, когда испортилась форма, когда она вошла в юриспруденцию или когда она водворилась в медицине; где она сделала больший переворот: под мантией юрисконсульта или под шляпой доктора медицины, и кто из них двух больше разорил или убил людей.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница