Персидские письма.
Письма CXI - СХХ

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Персидские письма. Письма CXI - СХХ (старая орфография)

ПИСЬМО CXI.

Реди к Узбеку

в Париж.

Во время моего пребывания в Европе я читал древних и новейших историков и имел возможность сравнивать все времена и оне, как будто проходили передо мною.

Ты, быть может, не обратил никакого внимания на то, что постоянно поражает меня: почему это земля в настоящее время гораздо меньше населена, чем прежде? Почему природа утратила плодородие первых времен? Неужели она уж состарилась и обезислила?

Более года я провел в Италии и видел только развалины древней Италии, некогда столь знаменитой. Несмотря на то, что все стремятся жить в городах, они пустынны и до такой степени малонаселены, что кажется они существуют единственно только для того, чтобы напоминать о прошлом могуществе.

Встречаются люди уверяющие, что в преждния времена в Риме было больше жителей, чем в настоящее время в любом из больших европейских государств. Каждый римский гражданин обладал десятью или даже двадцатью тысячами рабов, не считая работающих в загородных домах и так как всех граждан насчитывали четыреста или пятьсот тысяч, то нельзя даже приблизительно обозначит цифру всех жителей.

В Сицилии некогда было несколько могущественных государств, населенных многочисленным народом, но в настоящее время они изчезли без следа, так что на острове осталось замечательного только одне огнедышащия горы.

Греция так пустынна, что в ней не насчитывается и сотой части её прежних обитателей.

Испания, некогда славившаяся своим густым населением, в настоящее время представляет из себя одне опустевшия деревни, а Франция - ничто, в сравнении с древней Галлией, о которой упоминает Цезарь.

Северные страны очень пустынны и дики; понятно, что в древности населяющие их народы высылали, в соседния страны целые рои жителей, отыскивавших себе новую родину.

В Польше и Турции почти совсем нет народа. Даже в Америке едва ли наберется пятидесятая часть населения, основавшого там могущественные империи.

Азия находится в точно таком же положении. В Малой Азии, где некогда находилось так много могущественных государств и безчисленное число больших городов, в настоящее время едваля наберется два или три. Что же касается до Азии, то та часть которая подчинена Туркам, не может похвастаться густотой своего населения, другая же её часть, подвластная нашим государям, сохранила только малую часть безчисленного населения времен Ксеркса и Дария.

Что же касается до мелких государств, группирующихся около больших империй, то про них можно прямо сказать, что они пустынны.

Несмотря на довольно обширные государства, эти князья едвали насчитывают пятьдесят тысяч подданных.

В Египте тоже самое.

Проезжая по земле, я всюду нахожу только развалины и мне кажется, что я вижу, как из этих обломков выходят голод и чума.

Африка всегда оставалась неизследованной и потому о ней решительно ничего нельзя сказать, как о прочих частях света, но. обратив внимание на побережье Средиземного моря, давно уже известного, можно видеть, что оно сильно пало с тех пор, как им владели Карфагеняне и Римляне. В настоящее время эти государи так ничтожны, что про них можно только сказать, что это самые слабые державы в мире.

Насчитав как только можно точнее, я нашел, что земле едва-ли уцелела десятая часть того количества людей, что жило в древния времена.

Вот, дорогой Узбек, самая ужасная катастрофа, какая только может произойти на земле. Но никто не заметил приближения её, так как она подошла незаметно и в продолжение многих столетий, что свидетельствует о скрытом пороке, о тайном яде, о медленной болезни снедающей человеческий род.

Из Венеции, в 10 день месяца Регеб, 1718 г.

ПИСЬМО CXII.

Узбек к Реди

в Венецию.

Все на свете тленно, дорогой Реди даже небеса, и астрономы суть очевидные свидетели постоянного изменения неба, что происходит вследствие всемирного движения матери.

Земля, как и прочия планеты, подчинена законам движения; в ней происходит постоянная борьба элементов: море и земля вечно враждуют между собою.

Точно так и люди, подвергающиеся в своих жилищах изменениям, не находятся в безопасности; сто тысяч причин в состоянии их разрушить и увеличить или уменьшить их число.

Не стану говорить о частных катастрофах, упоминаемых в истории, как например, о разрушении городов и целых царств; кроме них есть еще и всеобщия, несколько раз чуть не погубившия человеческий род.

История полна рассказами о всемирной проказе, несколько раз опустошавшей земной шар.

Не прошло еще и двух столетий как в Европе, Азии и Африке появилась самая позорная болезнь на свете. В короткое время, она сделала ужасающие успехи и если бы она продолжала действовать с той же силой, весь род людской исчез бы с лица земли.

Что если бы яд был несколько сильнее? и он наверное усилился бы если бы людям не посчастливилось найти могущественного средства против него. Быть может эта болезнь, напав в некоторые части поколения овладела бы и всем поколением.

Но что говорить о том, что могло бы быть? Разве оно не случилось? Некоторые философы различают два творения: вещей и людей.

Они не могут понять, что материя и созданные предметы имеют всего только шесть тысяч лет, что Бог целую вечность откладывал сотворение мира и только недавно воспользовался своим творческим могуществом. Что он не мог или просто не хотел?.. Но если бы он не мог в начале, то не мог бы и в конце, а чего Бог захотел раз, того он хотел всегда, а следовательно и в начале.

Между тем все историки говорят нам о первом отце и дают нам возможность взглянуть на рождающуюся природу. Не естественно ли предположить, что Адам спасся от общого несчастья, как Ной от потопа и что эти большие перевороты часто повторялись на земле с самого сотворения мира?

Но не все перевороты были сильны и мы видим, что во многих местах земля устала снабжать людей необходимым для существования; почем мы знаем, нет ли общих причин истощения всей земли?

Я очень доволен, что могу сообщить тебе эти общия мысли, прежде чем ответить на твое письмо, в котором ты упоминаешь об уменьшении народонаселения, начавшимся с семнадцатого столетия. В следующем письме, я докажу тебе, что это произошло нестолько вследствие физических, сколько вследствие нравственных причин.

Из Парижа, в 8 день месяца Шабана, 1718 г.

ПИСЬМО CXIII.

Ты отыскиваешь причину, почему в настоящее время земля гораздо меньше населена, чем прежде, но если бы ты отнесся к этому внимательнее, то увидел бы, что причина всему лежит в изменении нравов.

С тех пор как христианство и магометанство поделили между собою мир, многое что изменилось. Христианство запретило полигамию, что и дало ей преимущество перед магометанством, дозволяющим развод, что, в свою очередь, давало магометанству не менее важное преимущество над христианством.

По моему нет ничего противоречивее, как дозволение многоженства Алкораном.

-- "Взгляните на ваших жен, говорит пророк, вы необходимы им, как их одежда и оне, в свою очередь, необходимы вам, как ваша".

Вот правило придающее рвение истинному мусульманину. Человек, имеющий четырех законных жен и столько же наложниц рабынь, не должен ли затрудняться доставлением такого множества одежды?

"Ваши жены есть поля, которые вы должны обработывать, также сказал пророк и так обработывайте ваши поля; делайте добро вашим душам и современем обрящете его".

Я смотрю на настоящого мусульманина как на атлета, осужденного вечно бороться, но, несмотря на одержанную победу, изнемогающого от усталости, под тяжестью своего собственного торжества.

Природа всегда действует медленно, так сказать бережливо; всегда и везде она действует умеренно. Если же ее начнут торопить, она начнет изнемогать, несмотря на то, что она всеми силами старается сохранить свою производительность и свою способность к деторождению.

Вот до этого то безпомощного состояния и доводит нас многоженство, скорее истощающее, чем удовлетворяющее нас. Как часто случается, что обладатель обширного сераля имеет очень мало детей и, в большинстве случаев, эти дети бывают слабы и нездоровы.

Но это не все: эти женщины, вынужденные жить вместе, требуют охранителей, которыми никто не может быть, кроме евнухов. Вера, ревность и даже благоразумие не дозволяет приблизить к ним кого-либо другого. Этих охранителей нужно много, как для усмирения постоянных ссор, царствующих в гаремах, так и для охранения их от нападений извне.

И так человек имеющий десять жен или наложниц, никогда не может сказать, что у него слишком много евнухов.

Но какая потеря для общества - это огромное количество людей, умерших тотчас же после рождения! Какой ущерб народонаселению!

Девушки-рабыни, вместе с евнухами прислуживающия в серале, почти всегда остаются старыми девами. Пока оне служат в серале, оне не смеют выйдти замуж, а их хозяйки, призы к. нув к их услугам, почти всю жизнь не разстаются с ними.

Вот каким образом, один человек, ради своего удовольствия, убивает гражданскою смертью такое множество подданных обоего пола, и таким образом не дозволяет им служить для распространения рода.

Константинополь и Испагань суть столицы двух обширнейших империй в мире. Сюда со всех концов земли стекаются разные народы. Но не смотря на то, эти города разрушаются сами собою и в скором времени разрушились-бы совершенно, если бы их правители не призывали бы туда целые народы для их населения. В следующем письме, я докончу эту мысль.

Из Парижа, в 13 день месяца Шабана, 1718 г.

ПИСЬМО СXIV.

Узбек к тому-же.

Римляне обладали не меньшим количеством рабов, чем мы. у них было их даже больше, но они делали из них гораздо лучшее употребление. Они не только препятствовали их размножению, но, напротив, поощряли его; устроивали браки и тем наполняли свои дома слугами всех полов и возрастов, а вместе с тем и увеличивали население государства.

склонности, и без боязни размножали семью.

Я уже упоминал, что у нас рабы обязаны оберегать наших жен и в этом состоит вся их обязанность. По отношению к государству они находятся как бы в летаргическим сне, так что искусство и обработку земли приходится поручать людям свободным.

У римлян-же было не то.

Республика извлекала из рабов бесконечную пользу. Каждый из них получал от хозяина надел, обрабатывал его, или же занимался каким нибудь мастерством. Один давал деньги в рост, другой занимался морской торговлей; этот продавал в розницу товары, тот занимался каким нибудь ремеслом или покупал и перепродавал землю, но каждый непременно старался извлечь выгоду из своего надела, доставлявшим ему в настоящем некоторое довольство и надежду на будущую свободу. Эти отношения хозяина к рабам сделали из них народ трудолюбивый, любящий искусство и ремесло.

Эти рабы, разбогатевшие благодаря своему трудолюбию и усердию, выкупались на свободу и превращались в римских граждан.

Таким образом, республика постоянно возобновлялась и, по мере того, как старые рода уничтожались, она воспринимала в свое недро новые. Быть может в моих последующих письмах мне представится случай доказать тебе, что чем больше в государстве людей, тем более процветает торговля; и наоборот: чем больше процветает торговля тем гуще народонаселение.

Если это так, то как сильно должно было увеличиваться народонаселение трудолюбивых рабов!

Промышленность и изобилие способствовали их рождению, а они, с своей стороны, способствовали увеличению изобилия и промышленности.

Из Парижа, в 6 день месяца Шабана, 1718 г.

ПИСЬМО CXV.

Узбек к тому-же.

До сих пор мы говорили о мусульманских странах и старались объяснить себе причину, почему оне менее населены, чем находящияся под властью римлян: посмотрим теперь, что способствовала этому у христиан.

У язычников развод дозволяется, а у христиан запрещен. Это, повидимому такое незначительное различие, имело такия ужасные последствия, что им едва можно поверить.

Они не только отняли всю прелесть брака, но посягнули даже на нарушение его; желая стянуть крепче его оковы, их только ослабили и вместо того чтобы соединить сердца, чего они и желали, - их разлучили на-веки.

В таком свободном союзе, где безспорно главенство принадлежит только сердцу, водворили стеснение, необходимость и даже произвол судьбы.

Они не обратили никакого внимания на отвращение, прихоти и несходства характеров. Они хотели закрепостить сердце, самое что только есть изменчивое и непостоянное в природе. Безповоротно и на-веки, связывали они людей ненавидевших друг друга, как тираны, привязывавшие живых людей к трупам.

Ничто так не способствовало, взаимности привязанности, как возможность развода: зная, что от них вполне зависит решение их судьбы, муж и жена старались терпеливо перенести взаимные недостатки, и никогда не пользовались своим правом.

Христиане же не так: невозможность вернуть утраченную свободу угнетает их. Главное, что их пугает в брачной жизни, это её продолжительность, её, так сказать, вечность: отсюда происходят: отвращение, ссоры, презрение.

Через три года после вступления в брак наступает полнейшая холодность, следствием чего являются негласные разводы, быть может более опасные, чем если бы они были гласными. Каждый живет сам по себе, не обращая никакого внимания на приносимый им будущему поколению вред. Когда мужчине надоедает верная жена, он отдается публичной женщине, позорный торг которой, избавленный от всех тягостей брака, доставляет только одне его радости.

А если один из участвующих в том союзе уже по своей природе не способен для распространения рода, то он губит и другого и делает его таким же безполезным, как он сам. Зная все эти условия, нечего удивляться, что в христианских браках так мало детей. Развод не допускается ни за что на свете и дурно подобранные партии нельзя исправить.

Трудно понять, что руководило христианами в уничтожении развода. У всех народов мира брак есть условие, подлежащее изменениям и нужно бы было уничтожить только те, которые ослабляли его.

Но христиане смотрят на него с другой точки зрения, вот почему они и сами не могут объяснить, что это такое. Они смотрят на брак не как на чувственное удовольствие: напротив, как я уже говорил тебе, они кажется хотят совершенно изгнать из него чувственность; по их мнению, это что то таинственное и я право не понимаю здесь ничего.

Из Парижа, в 17 день месяца Шабана, 1719 г.

ПИСЬМО СXVI.

Узбек к тому-же.

Уничтожение развода не есть единственная причина уменьшения народонаселения христианских стран; множество евнухов, находящихся между ними также не мало способствует тому.

Я говорю о священниках и дервишах обоего пола, посвятивших себя вечному воздержанию. Христиане считают это высшей добродетелью, чего я не понимаю, не зная что такое добродетель, не приносящая никакой пользы.

Я нахожу, что их ученые противоречат сами себе, говоря что брак свят, а холостая жизнь, противоположность браку, еще более свята, не считая уже того, что они ставят воздержание правилом, основным догматом.

Людей, проповедающих воздержание, ужасно много. В прежния времена отцы обрекали на это своих детей с самой колыбели. Теперь-же они сами себя посвящают, начиная с четырнадцати лет, что почти одно и то же.

Воздержание уничтожило более людей, чем то сделали когда либо чума или самые кровопролитные войны. В каждом благочестивом доме есть семья, где никто не рождается и которая живет на счет других. Эти дома всегда открыты, как бездны, поглощающия будущия поколения.

Эта политика далеко не походит на политику римлян, строго преследовавших уклоняющихся от брака, и желавших пользоваться свободой, идущей в разрез с народной пользой.

Я говорю это только о католических странах. У протестантов же все пользуются правом иметь детей: у них нет ни патеров, ни дервишей и если при основании этого вероисповедания, возстановившого первые времена христианства, его основателей я не обвиняли в невоздержании, то, введя во всем мире брак, они наверное бы съумели облегчить его иго и в конце концов разрушили бы преграду, отделяющую назареев от магометан.

Но, что бы там ни было, а протестантство имеет большое преимущество пред католицизмом.

Я осмеливаюсь сказать, что в том положении, в котором Европа находится в настоящую минуту, не мыслимо, чтобы католичество продержалось еще пятьсот лет. До падения испанского могущества католики были гораздо сильнее протестантов. Но мало по малу последние сравнились с ними; со временем же протестанты сделаются богаты и могущественны, а католики ослабеют.

Протестантския государства должны быть гораздо более населены, чем католическия; из чего следует во 1-х, что их племена гораздо многочисленнее, так как увеличиваются пропорцианально своей численности; во 2-х, что их земли гораздо лучше обработаны; наконец, что в них торговля процветает благодаря многочисленности желающих приобрести состояние. Если людей хватает только на обработку земли - торговля гибнет и наоборот, если люди занимаются только одной торговлей - земледелие погибает.

Что же касается до государств католических, то в них нетолько заброшено земледелие, но даже промышленость является вредной и все стремятся заучить несколько слов мертвого языка. Как только человек запасется этим знанием, он уже не затруднится в выборе занятий и идет прямо в монастырь, где и находит спокойную жизнь и некоторое довольство, за которые в миру ему бы пришлось не мало потрудиться в поте лица.

Но это не все. В руках дервишей сосредоточиваются почти все сокровища государства; это нечто в роде целого общества скупцов, забирающих себе все и никогда, ничего, никому не дающих. Они копят, копят доходы и составляют капитал. Какое богатство находится, так сказать, в параличном состоянии; нет обращения - нет и торговли, нет искусств, нет производства.

Нет ни одного протестантского принца, который не накладывал бы паевой народ более податей, чем Папа - на своих подданных и между тем последние гораздо беднее первых. Торговля оживляет одних, а монашество умерщвляет других.

ПИСЬМО CXVII.

Узбек к тому же

Нам нечего больше сказать об Азии и Европе; перейдем к Африке. Тут нам придется ограничиться только её берегами, так как внутренность её еще не изследовано.

Берберия, с господствующей религией мусульманской, в настоящее время гораздо меньше населена, чем во времена Римлян, о причине же этого я уже говорил тебе. Берега же Гвинеи должны быть очень пустынны, так как вот уже более двух сот лет, царьки или правители селений продают своих подданных европейцам, для перевозки их в Американския колонии.

Странно только, что Америка, получающая ежегодно такое множество новых жителей, пустынна и не извлекает никакой выгоды из постоянных потерей Африки.

Невольники, перевозимые в другой климат, гибнут тысячами; работа в рудниках, вредные испарения выходящия из них, ртуть, добываемая переселенцами, убивает их безпощадно. Нет ничего страннее, как убивать такое множество людей ради того, чтобы вынуть из недра земли золото и серебро; эти металлы сами по себе совершенно безполезны и превратились в сокровища единственно только потому, что из выбрали их обозначать.

Из Парижа, в последний день месяца Шабан, 1718 г.

ПИСЬМО СXVIII.

Узбек к тому же.

Плодородие народа иногда зависит от самых ничтожных обстоятельств. Евреи, иногда совершенно исчезающие с лица земли и за тем опять возрождающиеся с новой силой, восполняли свои постоянные потери единственно только надеждой на рождение могущественного царя, будущого властителя мира.

Древние персидские цари обладали таким множеством подданных, благодаря только догмату своей религии, гласящему, что каждый Перс, чтобы угодить Богу должен: родить ребенка, обработать поле и посадить дерево.

Если Китай и обладает таким удивительно многочисленным народом, то это является следствием известного взгляда на вещи: у них дети смотрят на своих отцов, как на богов, и уважают их наравне с ними.

После их смерти дети приносят им жертвы и, думая, что благодаря этим жертвам души покойников возрождаются к новой жизни, каждый старается увеличить свою семью такую покорную в этой жизни, и такую необходимую в будущей.

Но и мусульманския государства сильно пустеют, благодаря господствующему мнению, которое, несмотря на всю свою святость, вредно действует на народ. Мы считаем себя путниками, обязанность которых думать о своем будущем отечестве. Полезные и прочные работы, заботы об упрочении состояния наших детей, различные предположения, кажутся нам странными.

Спокойные в настоящем, беззаботные в будущем, мы не даем себе труда ни поправлять публичные здания, ни обработывать неплодородные земли, ни возделывать плодородные; мы живем, относясь безучастно ко всему и предоставляем все Провидению.

Тщеславие установило у европейцев несправедливое право старшинства, обращающее внимание отца только на одного из детей, и заставляющого его забывать об остальных. Состояние одного образуется насчет прочих членов семьи. Мало того, оно разрушает равенство между гражданами.

Из Парижа, в 4 день месяца Рамазана, 1718 г.

ПИСЬМО СХИХ.

Узбек к тому-же.

врагов, то не желают им ничего другого, как обработывать землю, считая только охоту и рыбную ловлю благородными упражнениями, достойными их.

Но так как часто охота и рыбная ловля приносят очень мало дохода, то они часто голодают, не говоря уже о том, что не во всякой стране водится в таком изобилии дичь и рыба, чтобы поддерживать существование большого народа, к тому же, как известно, животные избегают слишком населенных мест.

Селения дикарей, в двести или в триста жителей, расположенные на довольно порядочном разстоянии друг от друга, с интересами такими же разными, как бывают разны интересы двух империй, не могут помогать друг другу, как то делают большие государства, где каждая часть соответствует и взаимно помогает друг другу.

У дикарей есть еще обычай, не менее пагубный, чем первый: женщины, из боязни потерять любовь своих мужей, делают себе выкидыши.

Закон здесь строго преследует преступниц: каждая девушка, необъявившая суду о своей беременности, наказывается смертью, если её ребенок умрет: ни стыд, ни страх, ни даже какое нибудь несчастье не извиняются.

Из Парижа, в 9 день месяца Рамазана, 1718 г.

ПИСЬМО СХХ.

Узбек к тому-же.

Вследствии колонизации страна, откуда берут невольников, обыкновенно ослабевает, в то же время не увеличивая народонаселения той, куда их переводят, так так, с переменой климата, смертность между невольниками увеличивается. Самое лучшее, если люди остаются там, где они есть: от перемены хорошого воздуха на дурной являются разные болезни. Воздух, как и растения, состоит из частичек земли. Он до такой степени влияет на нас, что от него вполне зависит наш характер. При переезде в другую страну мы делаемся больны.

Скудное население служит признаком какого нибудь дурного качества почвы или климата; следовательно, когда человека посылают в какую нибудь мало населенную страну, то достигают совсем других результатов, чем предполагают.

не трудно.

Великий Шах-Аббас, желая лишить турок средств содержать на границах большие армии, выслал почти всех армян из их страны и отослал более двадцати тысяч семей в Галин, где они все перемерли в очень короткое время.

Точно также и переселения народа в Константинополь не принесли желаемых результатов. Огромное количество негров, о которых мы еще надавно упоминали, не могли населить Америки.

С избиения евреев Адрианом, Палестина совершенно опустела.

Нужно признаться, что значительные истребления народа почти непоправимы, а если народонаселение и пополняется, то все же пройдут века, прежде чем оно достигнет той цифры, что была прежде.

Завоевав Америку, Испанцы заняли место их прирожденных жителей, но не могли населить её: напротив, но какой то странной случайности, которую я назову лучше божественной справедливостью, разорители сами уничтожают себя и с каждым днем их число делается все меньше и меньше. Следовательно, государям нечего и думать населить свои государства колониями. Я не утверждаю, чтобы это никогда не удавалось: есть такие счастливые климаты, что в них род человеческий всегда размножается; например эти острова { Быть может автор упоминает здесь об острове Бурбоне.}, населенные трудно больными и выздоровевшими от действия благотворного климата. Но если бы колонизация и удалась, то все-таки вместо того, чтобы увеличить власть, она ослабила бы ее.

Карфагеняне, как и Испанцы, открыли Америку, или, выражаясь точнее, большие острова, на которых и завели торговлю, но увидя, что число жителей уменьшается, эта мудрая республика запретила своим подданным эту торговлю.

Я осмеливаюсь заметить, что вместо того, чтобы переселять Испанцев в Индию, следовало бы переселить Индийцев и Метиссов в Испанию и возвратить этой монархии все её народы, разсеянные по лицу земли. Если-бы Испания сохранила хотя только половину своих колоний, она была бы самым опасным и могущественным государством Европы.

Империи можно сравнить с деревом, раскинутые ветви которого отнимают у ствола весь сок, а сами дают только одну тень. Ничто так не удерживает государей от завоеваний в далеких странах, как печальный пример Испанцев и Португальцев.

Испанцы, не надеясь на верность покоренных народов, решили их уничтожить и населить страну приверженцами Испании. Никогда еще ни одно безчеловечное намерение не было исполнено с большей точностью.

С появлением Испанцев, огромное население исчезло безследно; как будто эти варвары, открывая Индию, руководствовались одной, только целью, показать людям до чего может дойти человеческая жестокость. Этой то жестокостью они и взяли в свою власть побежденную ими страну. Вот и суди по этому, как пагубны войны. Как могли они удержать в повиновении столько миллионов? Как вести в такой дали междоусобную войну? Что произошло бы с ними, если бы они дали им оправиться от восторга и вместе с тем страха?

Что же касается до Португальцев, то они избрали совершенно противоположный путь: они не прибегали к жестокостям; но за то их и изгнали из всех завоеванных ими стран. Голландцы поощряли это возстание и воспользовались им.

Какой принц позавидует участи этих завоевателей? Кто пожелал бы сделаться победителем при этих условиях? Одних изгнали, а другие сами опустошили страну.

Из Парижа, в 18 день месяца Рамазана, 1718 г.