Персидские письма.
Письма СХХI - СХХХ

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Персидские письма. Письма СХХI - СХХХ (старая орфография)

ПИСЬМО СХХИ.

Узбек к тому-же.

Кроткое управление государством удивительно как способствует к умножению рода. Доказательством служат все республики и более всех Швейцария и Голландия, две самые худшия страны, во всей Европе, если смотреть на почву, и которые, несмотря на то, населены больше всех.

Ничто так не привлекает иностранцев, как свобода и следующий всегда за ней - достаток. Все стремятся к свободе ради нея самой, к достатку же заставляют нас стремиться наши нужды.

В стране богатой, где появление детей не заставляет нуждаться отцов, народонаселение всегда бывает густо.

Даже равенство граждан и вытекающее из него равенство в средствах, дает изобилие и жизнь всем частям государства и распространяет его везде.

Далеко не то в странах, повинующихся одному лицу: государь, придворные и некоторые избранные, обладают богатством, между тем как все остальные терпят сильную нужду.

Если человеку худо жить, и он знает, что его детям будет еще хуже, он никогда не женится; или же, если и женится, то побоится иметь слишком много детей, чтобы они разстроили его состояния и не впали в бедность.

Но это не касается селянина или крестьянина: раз женясь, он не побоится иметь слишком много детей. Он знает, что, сколько бы у него их ни было, он всегда оставит им в наследство двузубую мотыку и кусок земли.

Но какая же польза государству от детей, умирающих в нищете? Они почти никогда не выростают и, слабые и дряхлые, уже при самом рождении, делаются жертвами эпидемий, являющихся следствием нищеты и плохой пищи. Если же некоторые из них и достигают зрелого возраста, то все же остаются болезненными на всю свою жизнь.

Люди, как растения, требуют ухода. Франция может служить этому примером.

В прежния времена, все молодые люди старались жениться, как можно раньше, чтобы не попасть в солдаты. От такого множества браков родилось и много детей, но голод и болезни уничтожили их.

Если уж в таком хорошем климате, в таком благоустроенном государстве как Франция, могло это случиться, то что уже говорить об остальных?

Из Парижа, в 23 день месяца Рамазана, 1718 г.

ПИСЬМО СXXII.

Узбек к моллаку Мехмету-Али,
Охранителю Трех Могил,

в Ком.

Какую пользу приносят нам посты имамов и власяницы монахов?

Господь два раза простер свою карающую руку над своими детьми. Солнце померкло и освещает только их поражения, их армии разсеяны, как песок морской.

Империя Османлисов потрясена.

Священный дух имамов, ты денно и нощно оплакиваешь детей пророка, совращенных противным Омаром! Твои внутренности трепещут, при виде их несчастий, ты хочешь их обращения, а не погибели. Ты бы желал видеть их собранными под знаменами Али, а не разсеянными в горах и пустынях.

Из Парижа, в 1 день месяца Шальваль, 1718 г.

ПИСЬМО СXXIII.

Узбек к Реди

в Венецию.

Что могло бы быть причиной необыкновенной щедрости, изливаемой государями на своих придворных? Хотят-ли они их привязать этим к себе? Но они уже привязаны к ним, как только могут. И к тому-же, приобретая себя подарками друзей, они в то же время разоряют других и теряют их любовь.

Когда я подумаю о положении принцев, всегда окруженных толпою алчных и ненавистных людей, я не могу удержаться, чтобы не пожалеть их; но мне их еще больше жаль, когда у них не хватает сил противиться вечным просьбам.

Каждый раз, когда я слышу об щедрости, и о раздаваемых ими милостях и пособиях, я невольно задумываюсь и мне кажется, что я слышу как публикуют следующий приказ:

"Некоторые из наших подданных безпрестанно обращаются к нам с просьбами о выдаче им пособий. Уступая массе поданных нам просьб мы решились довести до всеобщого сведения, что согласно их заявлению, они всегда присутствовали при нашем вставании, что мы всегда встречали их на нашем пути, и, что находясь в толпе, они всегда старались приподняться "как можно выше, чтобы, сидя на чужих плечах, смотреть на наше величество. Мы получили некоторые прошения, даже от особ прекрасного пола, умоляющих нас обратить внимание на их просьбы: некоторые из них, очень пожилые, просили нас вспомнить, что оне были украшением дворов наших предшественников, и что если генералы их армий своими военными подвигами прославили Францию, то и оне не мало содействовали к прославлению двора своими интригами.

"Желая быть милостивым к просителям и исполнить их просьбы, мы повелели:

"Чтобы каждый земледелец, имеющий пятерых детей, отделял бы ежедневно пятую часть раздаваемого им детям хлеба.

"Повелеваем отцам семейств делать это как можно вернее.

"Всем, имеющим какое либо недвижимое наследство, или, так называемую, ферму, мы запрещаем делать какую либо поправку, в чем бы то ни было.

"Всем, занимающимся каким либо ремеслом, и никогда не присутствовавшим при вставании Нашего Величества, мы повелеваем покупать какую либо одежду себе, женам и детям их, только через каждые четыре года; кроме того, мы запрещаем им пользоваться их обычными небольшими удовольствиями, в главные годовые праздники.

"До сведения нашего дошло, что большинство граждан наших городов заботится об устройстве своих дочерей, известных своею скромностью; мы повелеваем им не выдавать их замуж до тех пор, пока оне, достигнув положенного законом возраста, не принудят их к тому. Мы запрещаем властям заботиться о воспитании их детей".

Из Парижа, в 1 день месяца Шальваля, 1718 г.

ПИСЬМО CXXIV.

Рика к ***.

Во всех вероисповеданиях очень затруднительно дать понятие об удовольствиях, свойственных людям ведущим добродетельную жизнь. Очень легко напугать дурных людей длинным рядом наказаний, угрожающих им; что же касается до людей добродетельных, то, право, не знаешь, чего им и пообещать.

Мне случалось видеть изображения рая, при виде которых каждый здравомыслящий человек охотно отказался бы от него: одни присуждают души счастливцев попавших в рай вечно играть на флейте; другие осуждают их на вечную прогулку; третьи, наконец, заставляющия их мечтать об их земных возлюбленных, совсем позабыли что сто тысяч лет срок довольно продолжительный, во время которого у них исчезнет всякое поползновение в любовным треволнениям.

Кстати, я припомнил историю, слышанную мною от одного человека, долго жившого в стране Могола. Она доказывает, что индийские священники имеют такое же скудное понятие о рае, как и прочие.

то он и отказал ей наотрез.

Видя что её просьбы и мольбы тщетны, она разсердилась.

-- Посмотрите, как мы стеснены! вскричала она вне себя.

Бедной женщине даже не позволяют сжечь себя на костре, когда она того желает! Видано ли это когда нибудь? Моя мать, мои сестры, все сожгли себя на кострах! А когда я пришла к этому скверному правителю и спросила у него позволения, он разсердился и стал кричать на меня, как бешенный.

При этой сцене, совершенно случайно, присутствовал молодой бонза.

-- Неверный, обратился к нему губернатор, не ты ли вложил гнев в эту женщину?

-- Нет, ответил он, я даже никогда не разговаривал с нею, но если она поверит мне, то, совершив свою жертву, она сделает приятное Браме и будет за это вознаграждена сторицей, так как на том свете встретится с своим мужем и вступит с ним в новый брак.

-- Неужели? произнесла пораженная вдова. Неужели я встречу там мое^о супруга!

-- В таком случае, я не хочу более сжечь себя. Он был ревнив, угрюм и к тому же. так стар, что если Брама не изменит его, то я буду ему совершенно не нужна. Сжечь себя ради него!... Но я не пожертвую и пальцем, чтобы вытянуть его из ада. Двое старых бонз соблазнявшие меня, и знавшие, мою с ним жизнь, побоялись сказать мне об этом. Но если бог Брама думает только этим вознаградить меня, то я отказываюсь от блаженства. Господин губернатор, я желаю принять магометанство. А вы, обратилась она к бонзе, если вам угодно, вы можете сказать моему мужу, что я жива и здорова.

Из Парижа, во 2 день месяца Шальваля, 1718 г.

ПИСЬМО СXXV.

Рика к Узбеку.

Завтра я ожидаю тебя здесь: но, несмотря на то, я посылаю тебе твои письма из Испагани. Полученные мною письма сообщили мне, что посланник великого Могола получил повеление выехать из государства. Говорят, что арестовали принца, дядю короля, которому было поручено его воспитание, что его отвели в замок и что к его дверям поставлена стража. Мне от души жаль принца.

Признаюсь, Узбек, я не могу видеть слез, не пожалев плачущого. Я люблю всех несчастных, мне кажется, что только они и есть люди; пока человека, в славе, пользуется богатством и почестями, я отношусь к нему безучастно, но как только он падает, я начинаю его любить. Действительно, на что богатым и счастливима, людям моя безполезная нежность? Она слишком приближается к равенству. Богатые предпочитают уважение, не требующее взаимности. но как только они утеряют свое величие, им остаются только наши сожаления, напоминающия им о прошлом.

Я нахожу нечто бесконечно наивное и вместе с тем великое в словах государя, сказавшого накануне своего падения, при виде плачущих придворных:

-- Ваши слезы свидетельствуют, что я еще ваш король.

Из Парижа, в 3 день месяца Шальваль. 1718.

ПИСЬМО СXXVI.

Рика к Иббену

Ты верно слышал о знаменитом короле Швеции. Однажды он осаждал в Норвегии крепость; осматривая траншею в сопровождении одного только инженера, он получил удара, в голову, от которого и умер. Тотчас-же арестовали его первого министра; собрали государственный совет и его присудили к обезглавливанию.

Его обвиняли в большом преступлении: в клевете на народ и в лишении народа доверия короля, что по моему мнению, заслуживает не одну, а тысячу смертей. Так, как если очернить в глазах государя одного какого нибудь подданного, считается нехорошим поступком, то как же назвать старание министра очернить народ во мнении того, кого само Провидение поставило для устроения народного счастия?

Я бы хотел, чтобы люди разговаривали с королем, как ангелы с нашим святым пророком.

Не знаю, каким это образом, но всегда как-то случается, что министр бывает гораздо хуже и злее своего короля и если этот последний делает какой либо дурной поступок, то всегда по внушению своего министра. Но понимаешь ли ты, что человек только неделю сделавшийся министром, а быть может завтра рискующий потерять этот пост, в такой короткий срок может возненавидеть свою семью, свою родину и народ?

И государь имеет свои страсти; министр раздражает их; в эту сторону он и направляет свое министерство, у него нет другой цели в жизни. Придворные соблазняют его своими похвалами; а он льстит ему своими советами, планами, которые он ему внушает и наконец правилами, которые он ему преподает.

Из Парижа, в 25 день месяца Сафор, 1719 г.

ПИСЬМО СXXVII.

Рика к Узбеку

Однажды я шел по Новому мосту с одним из моих друзей. Дорогой он встретил своего знакомого, который был, как он мне сказал, математиком, хотя и не походил на него, так как был до такой степени задумчив, что для того, чтобы спустить его с облаков на землю, мой друг долго тряс его за плечо.

Вот уже целую неделю как его занимало исчисление длины кривой линии!

Они наговорили друг другу любезностей и взаимно обменялись несколькими литературными новостями. В разговорах они незаметно дошли до дверей одного ресторана, куда и я последовал за ними.

Я заметил, что находящиеся в ресторане с восторгом приветствовали математика и что гарсоны ресторана обращались с ним гораздо почтительнее, чем с сидевшими в углу двумя мушкатерами. Что же касается до него, то общее поклонение было ему очень приятно: его лицо прояснилось и весело смеялось. Его прямой ум служил мерилом всему, что говорилось вокруг. Он походил на садовника, срезающого в своем саду растения выросшия выше других. Жертва своей справедливости, он почувствовал себя оскорбленным от одной шутки подобно тому, как, слабое зрение страдает от слишком яркого света. Все справедливое, честное находило в нем отзыв. Почему его разговор и поражал своей странностью.

Случилось, что в тот день в обществе находился человек, видевший прекрасный замок и восхитительные сады; а он видел в этом всего только здание в шестьдесят футов в длину и тридцать пять в ширину, да небольшую рощицу, неровно продолговатую, в десять десятин; он очень бы желал, чтобы по правилам перспективы все аллеи были везде одинаковой ширины. Он был очень доволен найденными там часами, весьма странной конструкции; и сильно возставал против ученого, сидевшого около меня, и к несчастью спросившого его не вавилонские ли часы показывают они?

Какой то охотник до новостей говорил о бомбардировке замка Фонтароби и объяснил нам свойства линий, описываемых бомбами в воздухе; это ему очень понравилось, но о цели, с которой это делалось, он и слышать не хотел.

.Один из беседовавших с нами жаловался, что наводнение, бывшее"' в прошлую зиму, положительно разорило его.

-- Очень рад, произнес математик: я вижу, что не ошибся в сделанных мною наблюдениях и что действительно на землю выпало по крайней мере на два фута воды больше, чем в прошлом году.

Через минуту он вышел из ресторана, и мы последовали за ним. Так как он шел очень быстро и не обращал никакого внимания на то, что происходило вокруг, то и столкнулся с каким то господином, шедшим к нему на встречу. Толчек был так силен, что они взаимно оттолкнулись друг от друга. Оправившись немного встретившийся с математиком господин поднес руку ко лбу и сказал ему:

-- Я очень рад, что столкнулся с вами, так как должен сообщить вам большую новость. Я издал моего Горация.

-- Как! произнес математик, да ведь он существует уже две тысячи лет?

-- Вы не поняли меня, начал снова тот, я издал перевод древняго произведения; вот уже двадцать лет, как я занимаюсь переводами.

-- Милостивый государь, сказал ученый, неужели вы думаете, что переводя на общедоступный для всех язык знаменитые произведения известнейших авторов, я не оказал обществу никакой услуги?

-- Я этого не говорю; я уважаю, как и все прочие, гениальные произведения, преведенные вами, но вы не походите на их авторов; так как хотя вы и переводите постоянно, но вас никогда не будут переводить. Переводы, как медная монета, имеют то же значение, как и золотая, и даже еще более распространена в народе, но они всегда слабее и хуже. Вы хотите, говорите вы, воскресить знаменитых мертвецов, и я готов признать, что вы даете им тело, но жизни вы им не возвращаете: в них и нет оживлявшого их ума. Почему бы вам не заняться отыскиванием истин посредством изучений?

После этого совета они разстались, как мне кажется, весьма недовольные друг другом.

Из Парижа, в последний день месяца Ребиаб, 1719 г.

ПИСЬМО СXXVIII.

Узбек к Реди

в Венецию.

Большинство законодателей были люди весьма ограниченные, которых только слепой случай поставил во главе других и которые почти всегда соображались только с собственной прихотью.

Кажется они не имели никакого понятия о значении своей работы. и забавлялись, составляя ребяческия постановления.

Они вдавались в совершенно ненужные подробности и в исключительных случаях выказали свой узкий ум, охватывающий только часть предметов.

Одни заговорили каким то высокопарным языком, что немыслимо для составителя законов. Как можно их исполнять, если они написаны непонятным языком?

Без всякой необходимости они уничтожали законы, составленные уже раньше, и этой ненужной переменой только смутили народ.

Правда, что по какой то причудливости скорее природы, чем человеческого ума, иногда нужно переменить некоторые законы. Но это случается очень редко, а если и случается, то тут нужно действовать весьма осторожно и осмотрительно, чтобы народ пришел к тому убеждению, что законы святы, если для их уничтожения необходимы такия формальности.

Иногда они делали их слишком мудреными и следовали скорее правилам логики чем голосу народной справедливости. Впоследствии их нашли слишком суровыми и, по чувству справедливости, сочли нужным их уничтожить, но это средство причинило только вред. Каковы бы ни были законы необходимо им повиноваться и смотреть на них, как на общественную совесть, с которой и должны сообразоваться все люди.

Впрочем, нужно признаться, что некоторые между ними выказали много мудрости, дав отцам неограниченную власть над детьми.

Эта власть есть основа государственного спокойствия: нравы и обычаи гораздо лучше всяких законов воспитывают граждан.

Этой властью меньше всего злоупотребляют: это самый святой суд.

Замечают, что в тех странах, где в руках родителей находится больше власти, и семьи лучше. Отцы есть изображения Творца вселенной, Который из любви к людям прощает им все и несмотря ни на что не отнимает у них надежды на спасение.

Я не кончу этого письма, прежде, чем не обращу твоего внимания на особенность ума французов.

Говорят, они сохранили из римских законов безчисленное множество совершенно ненужных и даже хуже: они не заимствовали у них могущества родительской власти, установленной у этих последних, как первая законная власть.

Из Парижа, в 4 день месяца Семмада, 1719 г.

IХ.

Рика к ***.

В этом письме я поговорю с тобою о народе, называемом здесь "вестовщики"; эти вестовщики собираются в прекрасном саду, где их праздность всегда находит себе занятие.

Государству они не приносят никакой пользы и если бы их разговор, продолжался целых пятьдесят лет он имел бы те же последствия, как и такое же продолжительное молчание. Но они сами считают себя весьма значительными особами, так как говорят о блестящих планах и больших выгодах.

Главным основанием их разговора служит глупое и смешное любопытство. Не найдется такого таинственного уголка куда бы они ни хотели проникнуть. Незнание чего нибудь, равнялось бы для лих смерти. Они знают сколько жен у нашего султана, сколько у него бывает ежегодно детей; и хотя они и не разоряются на шпионов, но знают какие он принял меры для унижения Турецкого Имератора и великого Могола.

готовят ему тысячу других, которых он наверное никогда и не сделает.

Армии перелетают у них как журавли, крепости валятся, как карточные домики, на каждой реке они строят мосты в горах прокладывают дороги, в пустынях двигают огромные магазины; все у них есть, кроме здравого смысла.

Мой сосед по квартире получил от одного из них следующее письмо: оно показалось мне странным и я сохранил его.

Вот оно:

Милостивый государь!

"Я редко ошибаюсь в моих предположениях относительно современных дел. 1-го Января 1711 года, я предсказал, что в продолжении этого года умрет император Иосиф; но так как тот был совершенно здоров, то я думал, что если я не объяснюсь яснее, меня поднимут на смех, а потому я высказался иносказательно, но люди, умеющие размышлять, поняли меня; 17-го Апреля в назначенный мною год он умер от оспы.

"Как только была объявлена война между турками и императором, я отправился на поиски за нашими вестовщиками и, собрав их у фонтана, предсказал им осаду Белграда и взятие его. Я был так счастлив, что мое предсказание сбылось. Правда, что во время осады я держал пари на сто пистолей, что Белград возьмут 18-го Августа 1717 года; а его взяли только на другой день: вот так неудача!

"Когда я увидел, что испанский флот высадился в Сардинии, я тотчас же подумал, что они возьмут ее: я высказал мое мнение и это сбылось.

"Увлеченный успехом, я добавил еще, что победоносный флот возьмет и Милан. Со мной не соглашались, я побился об заклад на пятьдесят пистолей и проиграл их, так как этот дьявол, Альберони отослал в Сицилию свой флот и за раз обманул двух искусных политиков, - герцога Савойского и меня.

"Это так смутило меня, что я решился впредь только предсказывать, но ужь не биться более об заклад.

"Прежде, в Тюльери, мы и не знали о пари и покойный граф де-Л. не мог их терпеть, но с тех пор, как толпа щеголей замешалась между нами, мы не знаем, чего нам и держаться. Только что мы откроем рот, чтобы сообщить какую нибудь новость, как кто нибудь из этих молодых людей уже предлагает держать пари против нас.

"Однажды, когда я раскрывал мою рукопись и надевал на нос очки, один из этих фанфаронов подскочил ко мне и прервал мою речь на полуслове:

" - Я держу пари на сто пистолей, что нет.

" - Я сделал вид, что не слышу его слов, и продолжал: - Маршал де ***, узнав... - Это неверно, сказал он снова, ваши новости всегда невероятны; это не имеет никакого смысла.

Прошу вас, милостивый государь, одолжить мне тридцать пистолей, так как, признаюсь, эти мари поставили меня в весьма затруднительное положение. Посылаю вам копию с двух писем, посланных к министру".

1-е письмо к министру:

"Я самый ревностный из всех верноподданных короля. Это я заставил одного из моих друзей выполнить план, составленный мною по научным данным в доказательство того, что Людовик Великий был самым великим из всех государей, носящих это прозвание. С давних пор я тружусь над другим произведением, которое принесет нашему народу еще более почета, если ваше преосвященство дарует мне привиллегию. Я хочу доказать, что с самого основания монархии, французы никогда не были побиты и что то, что утверждали до сих пор историки, есть чистейшая ложь. Я часто бываю вынужден возстановлять их на истинный путь и, смею льстить себе надеждой, что моя критика известна всей читающей публике".

Честь имею...

Милостивый государь!

"После потери, понесенной нами в лице графа де-Л, мы умоляем вас дозволить нам избрать президента. В наших совещаниях безпорядок, и государственные дела обсуждаются уже далеко не с тем вниманием, как прежде. Наша молодежь положительно не обращает никакого внимания на древних, и между ними нет никакой дисциплины: это настоящий совета. Равоама, где молодые повелевают стариками.

"Тщетно вразумляли мы их, что мы мирно владели Тюльери лет двадцать раньше их рождения. Мне кажется, что, в конце концов, они выгонят нас оттуда и, что вынужденные покинуть эти места, где мы так часто вызывали образы великих героев Франции, мы перенесем паши совещания в сад короля или в какое либо еще более отдаленное место".

Из Парижа, во 2-й день месяца Геммади 2, 1719 г.

Реди к Рика

в Париж.

По приезде в Париж, меня более всего интересовала история и происхождение республики. Ты знаешь, что большая часть азиатцев не только не имеют понятия об этом роде правления, но они даже не могут себе представить другого, кроме деспотического.

Первые правления, которые мы узнали, были монархическия; и только впоследствии и то совершенно случайно образовались республики. Наводнение разорило Грецию, и новые жители населили ее; она привлекла к себе почти все египетския колонии и жителей азиатского побережья, а так как эти народы были управляемы королями, то и в Греции водворился тот же образ правления. Но тирания этих государей тяготила народ и он сверг это иго. Из развалин стольких государств образовались республики, благодаря которым Греция возвысилась над другими государствами.

против предприимчивости персидских царей. Но это не все:

Греция населила Италию, Испанию и, быть может, даже Галлию.

Известно, что Есперида, столь известная в древности, и была Греция, на которую её соседи смотрели, как на место вечного блаженства.

Греки, не нашедшие у себя этого блаженства, отправились искать его в Италию, Испанию; испанцы - в Бетику или Португалию; таким образом, что все эти страны носили это название у древних.

Греческия колонии привезли с собой дух свободы, заимствованный у этих благословленных стран. Вот почему в эти отдаленные времена в Италии, Испании и Галлии не встречается монархического правления. Ты увидишь, что и народы севера и Германии так нее были не менее свободны, и если у них и находят некоторые признаки королевской власти, то только потому, что приняли за королей главнокомандующих армиями и правителей республик. Все это происходило в Европе: что же касается до Азии и Африки, то оне всегда изнемогали под властью деспотизма, за исключением некоторых городов Малой Азии, о которых мы уже упоминали, и Карфагенской республики, в Африке. Весь мир был разделен между двумя могущественными республиками: Римской и Карфагенской.

и побежденными народами, еслибы правители провинций не обладали бы такой неограниченной властью, и еслибы законы, запрещающие тиранию, исполнялись в точности.

Кажется, свобода создана только для европейских народов, а рабство - для азиатских. Тщетно римляне предлагали этот дар каппадокийцам: этот подлый народ отказался от него и устремился к рабству, с той же быстротой, как другие к свободе.

Цезарь встал во главе римской республики и завладел неограниченной властью.

Европа долго стонала под управлением тирана; римская нежность сменилась насилием.

И так, эти государства, хотя и основанные силой оружия, не почувствовали ига победителя.

Когда азиатские народы, как напр. турки или татары, завладевали какой либо страной, они старались силой оружия завладеть побежденными народами и водворить свою власть. Но свободные на родине северяне, овладев римскими провинциями, не давали своим главнокомандующим большой власти. Некоторые из них, как напр. Вандалы в Африке, и Готы в Испании, при малейшем неудовольствии свергали своих королей с престолов. И у других власть государей была чрезвычайно ограниченна, члены совета разделяли ее с ним; войны предпринимались не иначе, как с их согласия; добыча делилась между командиром и солдатами; не допускалось никакой пошлины в пользу короля; законы составлялись в народном собрании. Вот главные правила государств, образовавшихся из развалин римской империи.

Из Венеции, в 20 день месяца Регеб, 1719 г.