Джэни Эйр.
Часть первая.
Глава VI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джэни Эйр. Часть первая. Глава VI. (старая орфография)

ГЛАВА VI.

Следующий день начался так же, как предыдущий - вставанием и одеванием при свете свечи; но в это утро мы были избавлены от церемонии умывания - вода в кувшинах замерзла. Погода изменилась с вечера и резкий северо-восточный ветер, продувая сквозь щели в окнах нашей спальни, заставлял нас дрожать от холода в постелях и превратил в лед содержимое кувшинов.

Я чувствовала, что изнемогаю от холода. Наконец, настало время завтрака; на этот раз похлебка не пригорела; она была съедобна, но как её было мало, какой маленькой показалась мне моя порция! Я желала, чтобы она была вдвое больше.

В этот день я была зачислена ученицей четвертого класса, и для меня начались правильные занятия; до сих пор я была только зрительницей в жизни Ловуда, теперь я сделалась в ней действующим лицом. Вначале уроки показались мне длинными и утомительными, так как я не привыкла учить наизусть; частые переходы от одного предмета к другому смущали меня, и я была очень рада, когда около трех часов пополудни мисс Смит дала мне иглу, наперсток, полосу батиста в два аршина длины и, показав, как его подрублять, велела мне сесть со своей работой в отдаленный угол классной комнаты. В этот час большинство воспитанниц занималось шитьем; только ученицы одного класса, стоя вокруг стула мисс Скэтчерд, занимались еще чтением. Так как в классе было совершенно тихо, то можно было ясно слышать, что читали, как каждая ученица справлялась со своей задачей и как мисс Скэтчерд выражала свое порицание или похвалу. Читали историю Англию. Среди читавших я заметила и мою новую знакомую. В начале урока её место было во главе класса, но за какую-то ошибку в произношении или невнимание к знакам препинания, она сразу была отослана на последнее место. Но даже и там мисс Скэтчерд не переставала делать ее предметом своего особого внимания; она безпрестанно обращалась к ней с замечаниями в роде следующих:

-- Бэрнс (это, должно быть, была её фамилия; здесь всех девочек звали но фамилии), - Бэрнс, ты опять стоишь неправильно, выверни сейчас же носки наружу! Бэрнс, зачем ты так безобразно высунула подбородок вперед, убери его! - Бэрнс, держи голову прямо; я не хочу тебя иметь перед глазами в такой позе! - й т. д. и т. д.

После того, как глаза была прочитана два раза, мисс Скэтчерд велела закрыть книги и начала спрашивать девочек. Прочитанная глаза заключала в себе часть царствования короля Карла I, и в ней затрогивались различные вопросы о сухопутной и водяной пошлине, о таможенных правилах и т. д., на которые большинство девочек не были в состоянии отвечать; одна Бэрнс разрешала все затруднения всякий раз, когда к ней обращались: она, казалось, удержала в памяти все содержание урока, и у нея был готов ответ на все вопросы. Я ждала, что мисс Скэтчерд похвалит ее за внимание; но, вместо того, она вдруг закричала:

-- Ты грязная, противная девчонка! ты сегодня совсем не чистила своих ногтей!

Бэрнс ничего не ответила. Её молчание удивило меня. "Почему", подумала я, "она не объясняет, что не могла сегодня чистить ногти и мыться, потому что вода замерзла?"

Мое внимание было в эту минуту отвлечено мисс Смит, которая попросила меня помочь ей размотать клубок ниток. За этим занятием она от времени до времени заговаривала со мной, спрашивая меня, была ли я когда нибудь раньше в школе, умею ли я метить, вышивать, вязать и т. д.; пока она меня не отпустила, я не могла продолжать своих наблюдений над поведением мисс Скэтчерд. В ту минуту, когда я возвращалась на свое место, она отдала какое-то приказание, смысла которого я не поняла; но Бэрнс сейчас же вышла из класса в маленькую боковую комнатку, где хранились книги; через минуту она вернулась оттуда, держа в руке пучок розог, связанных у одного конца. Передав это зловещее орудие мисс Скэтчерд с почтительным поклоном, она спокойно, не дожидаясь приказания, развязала свой передник, и на плечи её немедленно посыпалась дюжина ударов, направленных суровой рукой учительницы. Ни одна слеза не выкатилась из глаз Бэрнс; и в то время, как я должна была остановиться в своей работе, оттого что пальцы мои дрожали от безсильного гнева при виде этого зрелища, ни одна черта её задумчивого и грустного лица не изменила своего обычного выражения.

-- Упрямая девчонка! - воскликнула мисс Скэтчерд, - ни чем нельзя тебя отучить от твоих безпорядочных, неряшливых привычек. Унеси обратно розгу!

Бэрнс повиновалась. Когда она возвращалась в классную комнату, я посмотрела на нее пристально; она в эту минуту прятала в карман свой носовой платок, и на её бледных, впалых щеках я заметила следы слез,

Час игр под вечер был для меня самым приятным часом в течение всего дня в Ловуде; кусок хлеба и немного кофе, которые мы получили в пять часов, несколько оживили меня, хотя и не утолили моего голода; утомительное стеснение целого дня теперь прекратилось; в классной комнате было теплее, чем утром - огонь в каминах горел теперь несколько ярче, красноватое пламя каминов, оживление, господствующее в комнате и ничем теперь не стесняемое, смешанный гул множества голосов - все это придавало комнате некоторую уютность и возбуждало во мне сладостное чувство свободы.

Вечером того дня, когда мисс Скэтчерд так жестоко наказала Бэрнс, я по обыкновению бродила одна среди скамеек, столов и смеющихся групп девочек; но я не чувствовала себя одинокой. Проходя мимо окон, я от времени до времени подымала штору и выглядывала на двор; снег падал крупными хлопьями, местами вдоль стен уже образовались большие сугробы; прикладывая ухо к окну, я сквозь веселый гам, наполнявший комнату, могла слышать унылое завывание ветра снаружи.

Весьма вероятно, что еслибы я, отправляясь в школу, покинула родной дом и любимых родителей, то в этот час я бы сильнее всего чувствовала всю тяжесть разлуки; завывание ветра наполнило бы тяжестью и грустью мое сердце, мрак и хаос, окружавший меня, смутили бы покой моей души. Теперь же мною овладело какое-то странное возбуждение, лихорадочное и безпокойное; мне хотелось, чтобы буря ревела еще громче, чтобы полутьма сменилась полным мраком, и гул, окружавший меня, превратился в вопли и крик.

Перепрыгивая через скамьи и перелезая под столами, я добралась до одного из каминов. Там, на коленях перед решеткой камина, молча, не замечая ничего, что делалось вокруг нея, сидела Бэрнс вся углубленная в книгу, которую она читала при слабом свете пылающих угольев.

-- Это все еще та-же книга? - спросила я, подходя к ней.

-- Да, - сказала она, - я как раз кончаю ее.

Через пять минут она захлопнула книгу. Я была этому рада. "Теперь" подумала я, "я, может быть, заставлю ее разговориться". Я села рядом с ней на пол.

-- Как тебя зовут по имени?

-- Елена.

-- Ты приехала издалека?

-- Ты когда нибудь вернешься обратно домой?

-- Я думаю; но никто не может знать, что будет.

-- Ты, должно быть, хотела бы уехать из Ловуда?

-- Нет, почему мне хотеть этого? Я отправлена в Ловуд для того, чтобы получить хорошее воспитание, и было бы совершенно безполезно уезжать отсюда раньше, чемъ* цель достигнута.

-- Но эта учительница, мисс Скэтчерд, так жестока с тобою!

-- Жестока? Вовсе нет! Она только терпеть не может моих недостатков.

-- Если бы я была на твоем месте, я бы ее ненавидела; я бы не уступала ей. Если бы она вздумала ударить меня розгой, я бы вырвала ее у нея из рук; я бы разломала ее на кусочки перед её носом:

-- По всей вероятности ты бы ничего этого не сделала, а если сделала бы. М-рс Брокльхерет выгнал бы тебя из школы, а это было бы большим огорчением для твоих родных. Гораздо лучше терпеливо переносить страдание, которого никто не чувствует, кроме тебя самой, чем сделать какой нибудь необдуманный поступок, Дурные последствия которого распространяются на всех, кто близок к тебе; и кроме того, Св. Писание учит нас платить добром за зло.,

-- Но ведь это позорно - быть наказанной розгами, или быть поставленной на средину комнаты, наполненной людьми; а ты к тому же такая большая девочка. Я гораздо моложе тебя, но я не могла бы этого перенести.

-- Но это было бы твоим долгом перенести то, чего ты не могла бы избежать. Это слабость и безразсудство говорить, что ты не можешь перенести того, на что тебя обрекла судьба.

Я слушала ее с изумлением; я не могла понять этого учения о терпении; еще меньше я понимала и одобряла кротость, с какой она относилась к своей мучительнице. Однако я чувствовала, что Елена Бэрнс видит вещи в свете, недоступном для меня. Я подозревала, что она, может быть, права, а я не права, но я не могла теперь обсудить этого глубже и отложила до более благоприятного времени.

-- Ты говоришь, Елена, что у тебя есть недостатки, какие-же это недостатки? Мне ты кажешься очень хорошей.

-- Нет, на мне ты и можешь убедиться, но не следует судить по внешности. Я, как говорит мисс Скэтчерд, неряшлива, - я редко привожу в порядок свои вещи и никогда не поддерживаю его; я невнимательна; я забываю наши правила; я читаю тогда, когда надо учить уроки; я не умею управлять собою и подчиняться и иногда я говорю, как и ты, что я не могу переносить необходимости подчиняться раз заведенному порядку. Все это очень раздражает мисс Скэтчерд, которая от природы очень аккуратна.

-- И резка, и жестка, - прибавила я; но Елена Бэрнс не хотела согласиться с моим замечанием; она молчала.

-- А мисс Темпль разве так же строга с тобой, как мисс Скэтчерд?

При упоминании имени мисс Темпль мягкая улыбка осветила серьезное лицо Елены.

-- Мисс Темпль вся полна доброты. Для нея мучение быть строгой по отношению к кому нибудь, даже к самой скверной ученице во всей школе. Она видит мои недостатки и ласково указывает их мне, а если я заслуживаю похвал, то она не скупится на них. Самым лучшим доказательством моей негодной, дурной натуры может служить то, что даже её упреки, такие разумные и кроткие, не могут излечить меня от моих недостатков; и даже её похвала, которую я ценю больше всего, не может заставить меня быть внимательнее и аккуратнее на более продолжительное время..

-- Для тебя это без сомнения легко. Я наблюдала за тобой сегодня утром во время урока и видела, что ты была очень внимательна; твои мысли, казалось, никогда не бродили в другом месте в то время, как мисс Миллер объясняла урок и спрашивала тебя. Мои же мысли всегда где-нибудь бродят. В то время, как я должна следить за объяснениями мисс Скэтчерд и стараться запомнить все, что она говорит, я часто даже перестаю слышать звуки её голоса: я точно Впадаю в сон. Иногда мне кажется, что я на родине, и шум, который я слышу вокруг себя, есть журчание ручейка, протекающого недалеко от нашего дома; тогда, если до меня доходит очередь отвечать, я сначала должна проснуться, притти в себя; о так как, прислушиваясь к журчанию воображаемого ручейка, я не слышала ничего из того, что читалось в классе, то я и не знаю, что ответить на вопрос учительницы.

-- Однако, ты так хорошо отвечала сегодня после обеда.

-- Это было совершенно случайно: меня интересовало то, о чем мы читали в классе. Сегодня после обеда, вместо того, чтобы мечтать о своей родине, я думала о том, как мог человек, искренно желавший делать только добро, как мог он поступать так несправедливо и неумно, как поступал иногда Карл Первый; и я думала, как жалко, что, при всей своей честности и добросовестности, он ничего не видел, кроме преимуществ и прав короны. Если бы он был более дальновиден, если бы он мог понять, чего требовал дух времени! И все таки, я люблю Карла I - я уважаю его - и мне жаль его, бедного казненного короля! Да, его враги были самые худшие: они пролили кровь, которой не имели права проливать. Как они смели убить его!

Елена теперь говорила сама с собой. Она забыла, что я не могла её понять - что я совершенно не знала, или почти не знала того, о чем она говорила. Я навела разговор на более близкую мне тему.

-- А во время урока мисс Темпль твои мысли тоже бродят где-нибудь в других местах?

говорить, а те сведения, которые она сообщает нам, очень часто содержат как раз то, что мне хотелось узнать.

-- Значит, по отношению к ней ты себя ведешь хорошо?

-- Да; но я не делаю для этого никаких усилий, я только повинуюсь своим собственным желаниям. Но ведь в этом нет никакой заслуги.

-- Напротив, большая заслуга: ты хороша по отношению к тем, кто хорош по отношению к тебе. Это все, на что я хотела бы быть способной. Если бы люди были добры и покорны но отношению к тем, которые поступают с ними жестоко и несправедливо, то все шло бы так, как хотели бы злые; они ни перед чем не останавливались бы и нисколько не становились бы лучше, а только все хуже да хуже. Если нас бьют без всякой вины с нашей стороны, мы должны вернуть удар со всей силой; я уверена, что мы должны так поступать для того, чтобы заставить тех, которые нас били без причины, никогда больше этого не делать.

-- Я надеюсь, ты станешь иначе думать, когда выростешь. Теперь ты еще маленькая, ничего не знающая девочка.

же естественно, как то, что я должна любить тех, кто выказывает мне любовь, или подчиниться наказанию, если я чувствую, что заслужила его.

-- Язычники и дикия племена следуют этому правилу, но христиане и цивилизованные народы не признают его.

-- Как это? Я не понимаю.

-- Не насилием лучше всего побеждают ненависть и не местью залечивают обиды.

-- Чем-же?

-- Что Он говорит?

-- Он говорит: любите всех врагов; благославляйте проклинающих вас; делайте добро ненавидящим и оскорбляющим вас.

-- Тогда я должна была бы любить м-рс Рид, а я этого совершенно не могу. Я должна была бы благословлять её сына, Джона, а это невозможно.

В свою очередь Елена Бэрнс спросила меня, что это значит, и я сейчас же начала развертывать перед ней по своему всю историю моих страданий и обид. Я всегда становилась резкой и несдержанной, когда бывала возбуждена, и теперь я дала полную волю своим чувствам.

-- Она без сомнения была недобра по отношению к тебе; потому что, видишь-ли - ее отталкивает такой характер, как твой, точно также, как мой характер отталкивает мисс Скэтчерд. Но до каких мелочей ты помнишь все, что она сделала, все, что она сказала тебе! Какое глубокое впечатление её несправедливость, повидимому, произвела на тебя! Никакая обида не может задеть так глубоко мои чувства. Не была ли бы ты счастливее, еслибы попыталась забыть её суровость, так же как и все страстные чувства, вызванные ею? Жизнь кажется мне слишком короткой для того, чтобы тратить ее на разжигание вражды и злобы и запоминание всех перенесенных обид. Все мы рождаемся на свет с недостатками; но я глубоко верю, что наступит время, когда мы отбросим их вместе с нашей земной оболочкой; когда наши проступки и грехи отпадут от нас вместе с нашей плотью, и останется только дух наш, такой же чистый, как в тот момент, когда Создатель пустил его на землю, чтобы оживить свое создание. Он вернется туда, откуда пришел. Я верю в это и крепко держусь этой веры, потому что она заключает в себе надежду для всех нас; она превращает для нас вечность в покой и мир, а не в полную ужаса бездну. Кроме того, эта вера дает мне возможность отделять преступника от его преступления, я так же искренно прощаю первому, как отворачиваюсь от второго. С этой верой никогда жажда мести не терзает моего сердца, обида не задевает меня глубоко и несправедливость не может меня уничтожить. Я живу в мире и с надеждой смотрю на конец земной жизни.

Голова Елены, всегда несколько опущенная, поникла еще больше, когда она произносила последния слова. Я видела по её глазам, что она теперь не хочет продолжать разговора со мной, а предпочитает остаться со своими собственными мыслями. Но ей не дали времени на размышление: одна из старших, большая, грубая с виду девушка подошла к ней со словами;

-- Елена Борнс, если ты сию минуту не пойдешь и не приведешь в порядок своего ящика и не сложишь своей работы, я позову мисс Сктэчерд, чтобы она полюбовалась на твой безпорядок!