Джэни Эйр.
Часть вторая.
Глава I.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джэни Эйр. Часть вторая. Глава I. (старая орфография)

No 5 1 Марта 1901 г.

"ЮНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ"

ДЖЭНИ ЭЙР.

ИСТОРИЯ МОЕЙ ЖИЗНИ.

Шарлотты Бронте.

Сокращенный перев. с английского

С.-ПЕТЕРБУРГ.
Тип. Спб. акц. общ. печ. деда в России Е. Евдокимов. Троицкая, 18.
1901.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА I.

Новая глаза в романе все равно, что новая сцена в театральной пьесе. Поэтому, когда я подниму занавес, представьте себе, читатель, что вы видите перед собою комнату гостинницы св. Георгия в Милькоте, оклеенную такими обоями с большими разводами, какие обыкновенно бывают в номерах гостинниц; вы видите такой-же ковер, такую-жемебель, такия-же украшения на камине и такия-же гравюры. Все это вам ясно видно при свете масляной лампы, висящей под потолком, и яркого огня, у которого я сижу в пальто и в шляпе. Муфта моя и зонтик лежат на столе, а я отогреваю свои окоченевшие и продрогшие члены, после шестнадцати-часового пребывания на резком октябрьском воздухе: я выехала из Лаутона в четыре часа утра, а теперь на городских часах Милькота бьет как раз восемь часов.

Читатель! Хотя я повидимому и спокойно уселась, но в душе я не особенно спокойна. Когда почтовая карета подъехала сюда, я подумала, что кто-нибудь меня здесь ожидает; я тревожно поглядывала вокруг, спускаясь по ступенькам деревянных сходней, подставленных к карете для моего удобства, и ожидала, что вот-вот услышу свое имя, - увижу какой-ни будь экипаж, готовый отвезти меня в Торнфильд. Но ничего подобного я не могла заметить, а когда осведомилась у лакея, не спрашивал-ли кто мисс Эйр? - мне ответили, что нет. Итак мне не было другого исхода, как только просить, чтобы меня провели в отдельную комнату, - и вот я сижу здесь да поджидаю, когда за мной приедут, и всевозможные тревожные думы и сомнения смущают меня.

Очень странное ощущение для человека еще юного чувствовать, что он совершенно одинок в целом мире и отрезан от всего, ему знакомого; он еще не уверен, достигнет-ли места своего назначения, но _% уже многое мешает ему вернуться туда, откуда он уехал. Жажда приключений смягчает это ощущение, но, вслед затем, страх оказывается победителем.

И меня одолел страх, когда прошло полчаса, а я все еще сидела в номере одна. Я подумала, что у надо позвонить.

-- Есть здесь по соседству местечко Торнфильд? - спросила я лакея, который явился на мой зов.

-- Торнфильд? Не знаю; пойду справлюсь в буфете, - Й он исчез, но сейчас же явился опять.

-- Ваше имя мисс Эйр?

-- Да.

-- Вас ожидают.

-- Это, вероятно, ваши вещи? - довольно отрывисто произнес человек, когда увидел меня, и. показал на мой сундук.

-- Да.

Он поднял его на крышу экипажа (нечто вроде крытого возка), а затем я уселась; но прежде, чем он захлопнул за мною дверцу, я спросила, далеко ли до Торнфильда?

-- Да около шести миль.

-- А долго нам придется туда ехать?

-- Пожалуй, часа полтора.

Он захлопнул покрепче дверцу экипажа, влез на свое место на козлах, и мы тронулись. Я была рада, что, наконец, мое путешествие близится к концу. Откинувшись на спинку удобного, хоть и не изящного экипажа, я могла свободно предаваться своим размышлениям.

"Судя по незатейливости кучера и экипажа, думала я, я могу предположить, что м-рс Фэрфакс сама не очень светская особа, - тем лучше! Я только раз жила у богатых людей и была там очень несчастна. Хотелось бы мне знать, живет ли она еще с кем-нибудь, кроме этой маленькой девочки? Если она хоть сколько-нибудь приветлива, я наверное буду в состоянии ужиться с нею. Я постараюсь; но жаль, что не всегда добрые намерения достигают цели. В Ловуде, правда, я решила стараться понравиться и в этом успела; но м-рс Рид, помнится, всегда с презрением отвергала мои добрые желания. Дай Бог, чтобы м-рс Фэрфакс не оказалась второю м-рс Рид! Впрочем, в таком случае я не обязана оставаться у нея; пусть мне будет хуже худшого, - я могу еще раз поместить объявление в газетах. Много ли мы проехали, интересно знать?"

Я спустила окно и выглянула: Милькот остался позади. Судя по множеству его огней, он довольно широко раскинулся, - больше, чем Лаутон.

Дорога была тяжелая, ночь туманная. Мой возница не мешал своей лошади всю дорогу итти шагом, а я, право, думаю, что его полтора часа растянулись ни целых два. Наконец, он повернулся на козлах и проговорил:

-- Теперь уж вам недалеко до Торнфильда.

Я опять выглянула из окна. Мы проезжали мимо церкви; я видела её темную верхушку, выделявшуюся на фоне неба; видела узкую, как Млечный путь, полосу огоньков на скате холма, обозначавшую деревню или поселок. Минут десять спустя, мой возница сошел с козел и отпер ворота. Мы въехали в них, и они захлопнулись за нами. Возок остановился у парадного крыльца. Девушка отворила. Я вышла из экипажа и вошла в дом.

-- Пожалуйте сюда, - сказала девушка, - и я пошла вслед за нею через сени, в которые со всех сторон выходили двери. Она провела меня в комнату, которая была освещена огнем в камине и несколькими свечами; это сначала меня ослепило, как резкая противоположность темноте, с которою глаза мои успели свыкнуться за последние два часа. Когда я, наконец, была в состоянии смотреть, глазам моим представилась приятная картина. Небольшая, уютная комната; круглый стол у веселого огня; старомодное кресло с высокой спинкой, в котором сидела самая аккуратненькая, самая миленькая старушка, какую можно себе представить; на ней был вдовий чепец, черное шелковое платье и белоснежный кисейный передник, - точь в точь, как я представляла себе м-рс Фэрфакс, - только не такая величественная с виду и более кроткая. Она была занята вязанием, а в ногах у нея преважно лежал большой кот. Короче говоря, здесь было все, что могло дополнить картину идеально прекрасного домашняго очага. Более успокоительного приема для новой гувернантки нельзя было, кажется, себе представить. Не было тут ни подавляющей роскоши, ни смущающого высокомерия. Напротив, когда я вошла, старушка проворно встала и ласково пошла мне навстречу.

-- Как вы себя чувствуете, милочка моя? Боюсь, что путешествие вас очень утомило. Джон едет так медленно! Вы, вероятно, прозябли? Подойдите к огню.

-- Вы, вероятно, м-рс Фэрфакс? - спросила я.

-- Да, вы угадали. Садитесь.

Она подвела меня к своему собственному креслу, затем принялась снимать с меня большой платок и развязывать завязки моей шляпы.

-- Я думаю, ваши руки окоченели от холода? Лия! приготовьте горячого вина и парочку буттербродов. Вот ключи от кладовой.

Она вынула из кармана объемистую связку ключей и вручила их девушке.

-- Ну, придвиньтесь поближе к огню! - продолжала она: - вы, ведь, привезли с собой ваши вещи, милочка моя?

-- Да, привезла.

"Она обращается со мною, как с гостьей", подумала я. Я не ожидала такого приема и предвидела только холодность и суровость..Сколько я слышала, это совсем непохоже на то, как обращаются с гувернантками; но не буду заранее слишком радоваться.

Старушка вернулась, сняла со стола свои вязальные принадлежности и одну или две-книги, чтобы очистить место для подноса, который, теперь принесла Лия, и затем сама принялась меня потчивать. Я чувствовала, что мне стыдно быть предметом такого непривычного для меня внимания, - особенно-же со стороны особы, которая старше меня и, так сказать, моя хозяйка; но она, повидимому, не считала, что делает что-либо неподходящее, и я подумала, что лучше всего спокойно принимать её любезности.

-- Я буду иметь удовольствие сегодня же вечером видеть мисс Фэрфакс? - спросила я, кончив есть и пить.

-- Что вы сказали милочка моя? Я, ведь, немного глуховата, - отозвалась старушка, подставляя ухо поближе к моим губам.

Я повторила свой вопрос.

-- Мисс Фэрфакс? Вы хотите сказать: - мисс Варенс? Фамилия вашей будущей ученицы "Варенс".

-- Неужели! Так она вам не дочь?

-- Нет. У меня нет семьи,

Собственно говоря, мне надо было бы продолжать свой первый разговор и спросить, в каких отношениях она стоит к мисс Варенс; но я вспомнила, что невежливо задавать слишком много вопросов; вдобавок, я была уверена, что в свое время услышу и об этом.

-- Я так рада, - продолжала м-рс Фэрфакс, сидя напротив меня и держа кота у себя на коленях: - Я так рада, что вы приехали; так приятно будет жить здесь не одной. Конечно, здесь хорошо во всякое время: Торнфильд чудный, старинный дом, довольно запущенный, но все-таки еще очень представительный. Тем не менее, сами знаете, в зимнее время живется не весело одной в самой лучшей обстановке. Я говорю, что я одна, потому что Лия, хоть и хорошая девушка, а Джон и его жена весьма порядочные люди, но все же они слуги. Прошлую зиму - а она была очень сурова, если припомните - ни одна живая душа, кроме мясника и почтальона, к нам не заглянула с ноября по февраль; и я, право, стосковалась, просиживая один вечер за другим в полном одиночестве. Я иногда призывала к себе Лию, чтобы она мне читала вслух, но не думаю, чтобы эта обязанность особенно ей нравилась: она вероятно считала это как-бы арестом или заточением. Весной и летом было лучше. Солнечный свет и долгие дни дело другое; а там, в начале осени, приехала маленькая Адель Варенс со своей няней. Ребенок сразу оживляет весь дом; а теперь вы приехали - и мне будет совсем весело.

У меня становилось тепло на душе в то время, как я прислушивалась к словам этой почтенной женщины; я придвинула свой стул поближе к, ней и выразила искреннее желание, чтобы мое общество показалось ей таким же приятным, как она ожидает.

-- Но я не хочу так поздно задерживать вас, - сказала она; - теперь почти двенадцать часов, а вы целый день провели в дороге и должны чувствовать большую усталость^ Если ноги ваши уже согрелись, я проведу вас в гошу спальню. Я приказала приготовить для вас комнату рядом с моей; она не велика, ноя думала, что она вам больше понравится, чем одна из больших, парадных комнат. Конечно, в них мебель лучше, роскошнее, но в них так тоскливо и безлюдно, что я сама никогда там не сплю.

Я поблагодарила ее за внимание и, так как, действительно, чувствовала усталость от продолжительного путешествия, то и выразила полную готовность итти спать. М-с Ферфакс взяла свечу, и я вышла из комнаты вслед за нею. Прежде всего, она пошла посмотреть, крепко-ли заперта входная дверь и, вынув ключ из замка, повела меня вверх по лестнице. Её ступени и перила были дубовые; окно - большое, решетчатое. Эта лестница и длинная галлерея, в которую отворялись двери спален, напоминали скорее церковь, чем обыкновенный дом. Холодный, застоявшийся воздух наполнял лестницы и галлерею, вызывая мысли о большом, но безлюдном пространстве. Я была рада, " когда меня, наконец, ввели в мою комнату, и она оказалась маленькой, обставленной просто, но в современном вкусе.

После того как м-с Фэрфакс пожелала мне ласково спокойной ночи, я заперла дверь на ключ, не спеша осмотрелась, и впечатление чего то большого, чуждого и сурового, навеянное большими сенями, мрачной, широкой лестницей и длинной, холодной галлереей, до некоторой степени загладилось общим видом моей комнатки, когда я подумала, что, после целого дня физической усталости и душевной тревоги, я, наконец, благополучно достигла пристани. Порыв признательности нахлынул на меня, и я стала на колени у своей кровати, вознося благодарения Тому, Кому подобает их приносить. В ту ночь постель моя была без терний, а одинокая комната не внушала страха. Усталая, но довольная, я заснула скоро и крепко; а когда проснулась, был уже яркий день.

Солнце проникало сквозь пестренькия китайския занавески на окне, освещая стены, оклеенные обоями, и пол, покрытый ковром, непохожий на голые доски и штукатурку Ловуда; вся моя комната показалась мне такою светлой и веселой, что, глядя на нее, я ободрилась. Внешность имеет большое влияние на людей молодых. Я подумала, что в моей жизни наступает новая полоса, в которой будут свои цветы и радости, так же как свои терния и горести. Все мои ощущения, все мои чувства, возбужденные переменой обстановки и новым полем деятельности, открытым для надежд, вновь пробудились.

Я не могу в точности определить, чего именно я ожидала, - но только непременно чего-то приятного; - и не сейчас, - не в этот самый день или месяц, но в будущем, неизвестно когда.

Пройдя по длинной галлерее, устланной половиками, я спустилась по скользким дубовым ступеням и сошла в сени. Там я остановилась на минуту и еще раз, глядя на воинственные мрачные фигуры мужчин и на напудренных дам настенных картинах, по думала, что все здесь имеет особенно внушительный и богатый вид; а ни к тому, ни к другому я не привыкла.

Дверь, которая вела на лужайку перед домом, была наполовину стеклянная и стояла настежь. Я вышла из дому и оглянулась на его фронтон при ясном свете солнечного осенняго утра. Самый дом, несмотря на свои три этажа, был не особенно велик; бойницы, расположенные наверху крыши, придавали ему живописный вид. Грачи слетались на большую зеленую лужайку, лежавшую за низкой изгородью, вдоль которой росло множество старых терновых деревьев, узловатых и развесистых как дубы. Еще дальше, за терновником и большим лугом шли холмы, - не такие величественные, как в Ловуде, не такие утесистые, не напоминающие, что они - глухая стена, за которой остался живой мир. Но и эти холмы казались довольно тихими, уединенными. Небольшой поселок - деревушка, крыши которой скрывались под деревьями, взбирался вверх но откосу одного из этих холмов. Местная церковь стояла ближе к Торнфильду; её старый шпиль виднелся над бугром между домом владельца и воротами.

в нем одиноко проживала такая незначительная особа, как м-рс Фэрфакс, - когда она сама появилась в дверях.

-- Как? Вы уже вышли на воздух? - сказала она: - Я вижу, вы рано встаете.

Я подошла к ней, и меня приветствовали радушным поцелуем и рукопожатием.

-- Как вам нравится Торнфильд? - спросила она, и я ответила, что очень нравится.

-- Да, это красивое местечко; но я боюсь, как бы оно не пришло-в безпорядок, если только м-ру Рочестеру не придет в голову приехать и поселиться здесь или хоть наведываться почаще. Большие дома и хорошия поместья требуют непременно присутствия владельцев.

-- М-р Рочестер? - воскликнула.я. - Кто это такой?

-- Владелец Торнфильда, - возразила она спокойно. - Вы разве не знали, что его фамилия Рочестер?

Конечно, я не знала и никогда не слыхивала про него; но старушка, повидимому, считала его существование фактом общеизвестным.

-- Я думала, - продолжала я, - что Торнфильд вам принадлежит.

-- Мне? Бог с вами, дитя мое! Что за странная мысль! Мне?! Да я ведь только экономка, или управительница. Конечно, я дальняя родственница Рочестеров с материнской стороны - или, по крайней мере, со стороны мужа: он был священником вон в той деревушке на холме и служил в этой церкви, за воротами Торнфильда. Мат Рочестера была рожденная Фэрфакс и приходилась троюродной сестрой моему мужу. Но я не важничаю своим родством и смотрю на себя, как на простую экономку. Мой хозяин всегда со мною вежлив, а большого я и не жду от него.

-- А маленькая девочка, моя ученица?

-- Рочестер, её опекун, поручил мне найти для нея гувернантку. А вот и она со своей "bonne", как она называет свою няню.

Загадка разъяснилась. Эта радушная, милая старушка не знатная дама, а такая же подчиненная, как я сама. Тем лучше и тем свободнее мое положение в этом доме.

Я еще думала об этом открытии, когда по лужайке подбежала к нам маленькая девочка, которая сперва не заметила меня. Она была еще совсем ребенок - так лет семи-восьми, хрупкого сложения, бледненькая, с мелкими чертами лица, с густыми локонами, которые спускались до пояса.

-- С добрым утром, мисс Адель! - проговорила м-с Фэрфакс. - Подойдите и поговорите с барышней, которая будет вас учить и сделает из вас современем умную женщину.

Девочка подошла.

-- Это моя гувернантка? - спросила она свою няню, указывая на меня. Та ответила:

-- Ну, да; конечно.

-- Оне иностранки? - спросила я, пораженная, что слышу французскую речь.

-- Няня - иностранка, а Адель родилась во Франции и, кажется, никогда еще не выезжала оттуда, пока не приехала сюда, шесть месяцев тому назад. Когда она только-что приехала, она ни слова не умела говорить по английски; но теперь она может хоть кое-как болтать. Я ее не понимаю: она так путает английский язык с французским; но вы прекрасно, ее разберете, я уверена.

Но счастию, я училась французскому языку у француженки и потому достигла известной степени бойкости и правильности в разговоре, так что меня не особенно затруднило бы говорить с Аделью даже по французски. Она подошла и поздоровалась со мной за руку, когда услышала, что я - её гувернантка. Ведя ее к завтраку, я сказала ей несколько фраз на её языке. Она отвечала сначала отрывисто, но, усевшись за стол и поглядев на меня минут с десять своими большими карими глазами, вдруг начала быстро болтать., - Ах! - воскликнула она по французски: - вы так же хорошо говорите на моем языке, как м-р Рочестер, и я могу говорить с вами, как с ним; Софи также будет очень довольна: ее здесь никто не понимает, а госпожа Фэрфакс совсем англичанка. Софи моя няня; она приехала вместе со мною по морю, на большом корабле с трубою, которая дымила, дымила... - вот уж дымила-то! - И я была больна, и Софи, и м-р Рочестер. Он лежал на диване, а у Софи и у меня были постельки в другом месте. Я чуть не упала со своей, - до того она была похожа на полку. И знаете... Как вас зовут?

-- Эйр, - Джени Эйр.

чистый город, откуда я приехала. М-р Рочестер перенес меня на руках по доске на берег, а за ним сошла Софи, и мы все сели в экипаж, который привез нас к чудному большому дому - больше и лучше этого - под названием "отель". Там мы прожили почти неделю. Я я Софи гуляли каждый день по большому зеленому саду, где многомного деревьев, он называется "парк" и там гуляло еще много, много детей, и был пруд с чудными птицами, которых я кормила крошками.

-- Вы можете что-нибудь разобрать, когдаона так быстро говорит? - спросила м-с Фэрфакс.

Я прекрасно разбирала, потому-что привыкла к бойкой болтовне своей м-м Пьерро.

-- Мне бы хотелось, чтобы вы спросили ее про её родителей: интересно знать, помнит ли она их?

-- Адель! - спросила я, - с кем вы жили, когда еще были в том хорошеньком городе, о котором говорили?

-- Я жила с мамою, давно, давно, но она теперь у Пресвятой Девы.

-- А после того, как ваша мама ушла от вас к Пресвятой Деве, с кем вы жили?

-- С м-м Фредерик и её мужем. Она заботилась обо мне, но она мне совсем не родная. Я думаю, что она бедная женщина, потому что у нея не такой красивый дом, как у мамы. Я пробыла там недолго. М-р Рочестер спросил, не хочу ли я поехать и жить с ним в Англии, и я сказала: да. Ведь, м-ра Рочестера я знала еще раньше, чем м-м Фредерик, и он всегда был так добр ко мне, дарил мне хорошенькия платья и игрушки. Но вы видите, он не сдержал слова, потому что привез меня в Англию, а сам уехал обратно, и я его больше никогда не вижу.

После завтрака мы с Аделью пошли в библиотеку; м-р Рочестер, повидимому, предназначил нам эту комнату для классной.

Большая часть книг была заперта в стеклянных шкапах, но один из них был оставлен открытым: в нем было все, нужное для начальных занятий, и несколько томов легкой беллетристики, стихотворений, жизнеописаний, путешествий, несколько романов и т. п. Этих книг было для меня пока совсем довольно, - особенно, если сравнить с скудными пособиями в Ловуде. Здесь же стоял еще новый рояль - совсем новенький и самого лучшого тона станок для живописи и пара глобусов.

Я нашла, что моя ученица - девочка послушная, хоть и не привычная ни к какому настоящему, определенному делу. Я чувствовала, что для начала было бы неблагоразумно держать ее взаперти слишком долго; поэтому, заставив ее поучиться немножко, я разрешила ей вернуться к няне, а затем я намеревалась подготовить несколько небольших рисунков для Адели.

Когда я поднималась по лестнице, чтобы сходить за своим портфелем и карандашами, м-с Ферфакс окликнула меня:

-- Ваши утренние уроки, я полагаю, уже кончены, - сказала она, стоя в комнате, створчатые двери которой были открыты; я вошла туда, когда она обратилась ко мне.

То была большая, величественного вида комната с ярко красными стульями и занавесами, с турецким ковром, филенчатыми стенами орехового дерева, большим, широким окном, богато разукрашенным цветными стеклами, и высоким потолком прекрасной лепной работой. М-с Фэрфакс вытирала пыль с дорогих ваз, которые стояли на буфете.

-- Какая красивая комната! - воскликнула я, оглядываясь вокруг, потому что отроду не видала ничего до такой степени внушительного.

и она указала на широкое углубление, завешанное восточными занавесами, теперь приподнятыми. Поднявшись туда по двум широким ступеням, я увидала зрелище, оказавшееся чем-то волшебным моим непривычным глазам. А между тем, это просто была очень красивая гостиная, а за нею - будуар; - оба устланные белыми коврами, которые, казалось, были усеяны гирляндами ярких цветов.

-- В каком порядке вы держите эти комнаты, м-с Фэрфакс! - сказала я: - ни пыли, ни чехлов.

-- Да как же, мисс Эйр? Ведь, как ни редки посещения м-ра Рочестера, они всегда так неожиданны! Я заметила, что его выводит из себя, если здесь все закрыто и закутано, а как он приезжает, подымается чистка и суматоха, - так я уж сочла за лучшее держать комнаты всегда наготове.

-- Разве м-р Рочестер требовательный, мелочной человек?

-- Не совсем. По он требует, чтобы все делалось сообразно с его вкусами и привычками.

-- Он, может быть, немного странный человек; кажется, много путешествовал, много видел на свете. Я полагаю, он умен; хоть мне, собственно, не приходилось- вести с ним больших разговоров.

-- Так, в каком же отношении он странный человек?

-- Да уж не знаю.... это довольно трудно объяснить... Ничего резкого; но вы сейчас же эту странность чувствуете, когда он с вами говорит. Никогда вы не можете быть уверены, - шутя он говорит, или серьезно; - доволен он, или наоборот? Словом, вы его не понимаете... - по крайней мере, я не понимаю! Но это еще ничего не значит: он добрый хозяин.

"хозяина".

Когда мы вышли из столовой, она предложила мне пойти вместе с нею осматривать весь дом, и мы принялись ходить вверх и вниз по лестницам. Старинную мебель, очевидно, переносили в третий этаж по мере того, как внизу заменяла ее более модная, и потому верхний этаж сохранил в неприкосновенности все следы старины. Мне нравилась мрачность и тишина этой обстановки, но ни за что я не пожелала бы провести здесь хоть одну ночь.

-- Слуги спят в этих комнатах? - спросила я.

-- Нет; здесь никогда никто не спит. Можно, пожалуй, допустить, что если-б в Торнфильде было привидение, оно являлось бы именно сюда...

-- Я что-то не слыхала, - с улыбкою заметила м-с Фэрфакс.

-- И никаких преданий? Никаких легенд или историй с привидениями?

-- Я не думаю.

-- А теперь вы куда?

Я последовала за нею вверх но узкой лестнице на чердак, а оттуда по приставной лестнице в откидную дверь - на крышу. Я очутилась теперь на одном уровне с вороньим поселением и могла разглядеть этих птиц. Нагнувшись над бойницами и глядя вниз, я смотрела на окрестности, раскинувшияся словно географическая карта. Не было ничего особенно выдающагося в этой картине, но общее впечатление она производила приятное.

Уходя, м-с Фэрфакс остановилась запереть открытую дверь, а я ощупью нашла выход из чердака и спустилась но узкой лесенке. Замедлив шаги в длинном корридоре, в который она выходила, я заметила вдоль него два ряда маленьких дверей, как в каком-нибудь сказочном замке Синей Бороды. В то время, как я медленно шла вперед, моего слуха коснулись тихие звуки, которые я меньше всего могла ожидать услышать в таком уединенном месте: смех! - Странный, отрывистый, безрадостный смех. Я остановилась; звуки смолкли, но лишь на минуту, а затем возобновились - уже громче.

Их раскаты, казалось, будили отголоски в каждой из пустых комнат, хоть смех исходил собственно только из одной, и я могла-бы даже указать дверь, за которой он раздавался.

-- М-рс Фэрфакс! - позвала я, заслыша, что она спускается с большой лестницы, - Вы слышали этот громкий смех? Кто это смеется?

-- Вы слышали? - спросила я опять.

Смех повторился, глубокий, раздельный, и закончился каким-то странным ворчанием.

-- Грэс! - крикнула м-с Фэрфакс.

вышла прислуга, - женщина лет тридцати-сорока; плотная, коренастая, рыжеволосая, с сухим, будничным лицом. Едва-ли можно было представить себе менее призрачную, менее поэтическую особу.

-- Черезчур много шума, Грэс, - проговорила м-с Фэрфакс. Помните, что вам приказано!

Грэс молча поклонилась и ушла.

-- Она у нас взята для того, чтобы шить и помогать Лие в работах по хозяйству, - продолжала вдова. Она не во всем безупречная, но довольна сносная прислуга. Кстати, как вы справились утром с вашей ученицей?

Таким образом, разговор был сведен на Адель и продолжался, пока мы не сошли в более светлые и веселые помещения. В сенях Адель подбежала к нам навстречу, с криком: кушать подано!