| Автор: | Бронте Ш., год: 1847 |
| Категории: | Проза, Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джэни Эйр. Часть вторая. Глава V. (старая орфография)
ГЛАВА V.
Несколько недель подряд обращение м-ра Рочестера со мною было ровнее, чем сначала. Теперь я никогда ему не мешала; встреча со мной была для него приятна, если ему случалось неожиданно со мной столкнуться. Если он приглашал меня к себе, он встречал меня радушно и тем показывал, что я, действительно, могу развлекать его, что он ищет беседы со мною столько-же в своих, сколько и в моих интересах.
Действительно, я говорила мало, но с удовольствием слушала его. От природы он был человек общительный; ему нравилось знакомить с жизнью и с её превратностями человека, еще незнакомого с ними; а для меня было глубоким наслаждением в воображении рисовать себе картины, которые он описывал мне, и следовать за ним в неведомые страны, которые открывал предо мною его рассказ.
Постепенно я освободилась от неловкой робости в движениях и в разговоре; я стала относиться к Рочестеру спокойнее, доверчивее: меня невольно привлекало его радушное и вежливое обращение. Я иногда чувствовала, что он для меня не "хозяин", а будто человек родной и близкий; я считала себя теперь такой довольной и счастливой, что перестала жалеть, что у меня не было ни близких, ни родных. Пустота в моем существовании была теперь заполнена.
В моих глазах Рочестер стал казаться уже не таким некрасивым. Однако, недостатков его я не забывала; я знала, что он горд, язвителен и груб с другими, и в глубине души я тем более ценила его приветливость со мной. По временам он был угрюм и будто озабочен скрытою тревогой. Я искренне сочувствовала ему в его неизвестном горе и много дала-бы за то, чтобы облегчить его.
Раз вечером я потушила свечу и улеглась в постель, но долго не могла уснуть, думая над этою загадкой. Не "знаю, успела я уснуть или нет, только я вдруг очнулась, услыша смутный шопот, странный и зловещий. Ночь была темная. Я пожалела, что потушила свечу; присела и прислушалась, звуки умолкли, и я опять попыталась заснуть, но безуспешно. Сердце мое стучало; душевное спокойствие исчезло без следа. Часы в сенях пробили два.
В эту минуту кто-то взялся за ручку двери, и чьи-то пальцы продолжали шарить в корридоре, вдоль стены, точно кто-то пробирался там ощупью. Я крикнула:
-- Кто там?
Никто мне не ответил. От ужаса я похолодела; но вдруг припомнила, что Лоцман иногда пробирается к комнате своего хозяина, если ему случается проскользнуть в открытую дверь кухни; я даже видела, как он иногда по утру лежал у порога его спальни.
Тишина успокоивает нервы. В доме все затихло, и я почувствовала, что задремала... Однако мне не суждено было спать в ту ночь.
За дверью у меня раздался сатанинский смех, глубокий, сдавленный, раздельный... Кровать моя стояла изголовьем к двери, и мне показалось, что злой дух стоит тут у изголовья, забрался под подушки. Я открыла глаза, никого не было, но смех повторился, и мне стало ясно, что он раздается за дверью. Я проворно вскочила и заперла дверь на задвижку; затем опять крикнула:
-- Кто там?
Послышался стон, а вскоре после того шаги, но направлению к лестнице в третий этаж. Я ясно разслышала, что дверь отворилась и захлопнулась.
-- Неужели это Грэс Пуль? Она одержима бесом, - подумала я и решила пойти к м-рс Фэрфакс. Наскоро накинув на себя юбку и большой платок, я вышла в корридор. За порогом, на половике, горела свеча, а корридор был весь полон как-бы дымом. Оглядываясь вокруг, чтобы догадаться, откуда этот дым, я заметила, что пахнет гарью; что-то заскрипело... Это дверь, - дверь Рочестера, из нея вырывались клубы дыма. Не думая больше ни о м-с Фэрфакс, ни о Грэс Нуль, я мигом очутилась у него в комнате.
Огненные языки уже лизали полог его кровати; она была вся в огне, а Рочестер крепко спал.
-- Проснитесь! Проснитесь! - кричала я и трясла его, но он только забормотал и повернулся на другой бок. Дым лишил его сознания. Нельзя было терять ни минуты: загоралось уже одеяло. Я подбежала к чашке и к рукомойнику: оба были большие, глубокие, по счастию наполненные до краев водою. Я подняла и вылила их, один за другим, на кровать; затем бегом принесла свой кувшин и тоже вылила...
Наконец, мне удалось потушить пожар и разбудить Рочестера. Он проснулся столько-же от шипения угасавшого огня и стука разбитого кувшина, сколько от обильного холодного душа. Было еще темно, но я поняла, что он проснулся, потому что он начал ругаться, чувствуя, что лежит в холодной ванне.
-- Что это? Потоп? - воскликнул он.
-- Нет; не потоп, а был пожар. Вставайте; вы промокли. Я принесу вам свечу.
-- Во имя всего святого! Неужели это Джэни Эйр? Что вы со мной сделали, волшебница, колдунья? Кто здесь, кроме вас? Вы решили потопить меня? Что вы затеяли?
-- Я принесу вам свечу, но ради Бога встаньте! Кто-то, действительно, что-то затевал против вас.
-- Ну, вот я и встал; только погодите две минуты, пока я оденусь, если найду хоть что-нибудь сухое. А! вот мой халат... Ну, теперь бегите!
Я побежала и принесла свечу из корридора. Он взял ее у меня из рук и осмотрел постель, всю обгоревшую, залитую водой, как и ковер.
-- Что это значит? Кто это сделал? - спросил он.
Я рассказала ему все подробно.
-- Позвать м-с Фэрфакс? - спросила я.
-- М-с Фэрфакс? Нет. На кой чорт ее звать? Что она может сделать? Пусть себе спит без помехи.
-- Так я позову Лию и разбужу Джона и его жену.
-- Нет, сидите смирно! Есть у вас платок?.. Если вам холодно, можете взять мой плащ - вон он, там. Закутайтесь в него и садитесь в кресло... Постойте, я помогу вам надеть его. Ну, ставьте ноги на скамейку, чтоб не промочить их. Я вас оставлю на несколько минут и унесу свечу. Сидите себе тихо-тихо, как мышенок. Помните: не шевелиться! Никого не звать!
Он ушел, а я смотрела, как удалялся от меня свет свечи. Рочестер тихо прошел по корридору, почти безшумно открыл дверь на лестницу и затворил ее за собою. В щель последний раз прорвался луч света и погас.
Мне было холодно, несмотря на плащ. Я устала и только что собралась уйти, разсуждая, что все равно мое сиденье здесь не принесет никакой пользы, - как вдруг свет появился вдалеке, и на половике корридора я разслышала тупой звук необутых ног Рочестера.
Он вернулся бледный и угрюмый.
-- Я все узнал, - проговорил он, - ставя свечу на умывальник: я так и думал...
-- То-есть, как?
Он не отвечал, но стоял на месте, скрестив руки и глядя в землю. Прошло несколько минут, и он сказал довольно странным тоном:
-- Я забыл вас спросить: видели.вы что-нибудь, когда открыли дверь из вашей комнаты в корридор?
-- Ничего не видела, кроме подсвечника на полу.
-- Но вы слышали странный смех? И, верно, уже прежде слышали его.... или нечто подобное?
-- Да, сэр. Тут есть швея, Грэс Пуль, - это она так смеется. Она странная женщина!
-- Совершенно верно. Это Грэс Пуль, - вы угадали. Она именно "странная" как вы говорите, - очень странная! Ну, я об этом еще подумаю. А пока - я очень рад, что вы единственный человек, кроме меня, которому известны подробности этого происшествия. Вы не ветренница и не болтушка; так не говорите-же об этом ничего. Я сам уж объясню вот это (он указал на постель), а теперь - вернитесь к себе. Я устроюсь прекрасно на ночь в библиотеке на диване. Теперь уже пятый час; через два часа слуги начнут вставать.
-- Покойной ночи, - проговорила я, уходя.
Повидимому, он был удивлен - и даже весьма неуместно удивлен, потому что сам только-что приказал мне уходить.
-- Как?! - воскликнул он, - вы уж бросаете меня?
-- Вы мне сказали, что я могу уйти.
- а проходите теперь мимо меня, как-будто-бы мы друг другу совершенно чужие! Дайте мне хоть руку-то, по крайней мере!
Он сам подал мне руку, я подала ему свою. Он взял ее сперва в одну, потом в обе свои.
-- Вы спасли мне жизнь - повторил он, - и мне приятно, что я у вас в таком огромном долгу. Я больше ничего не могу сказать.
Он остановился, взглянул на меня; недосказанные слова, казалось, были готовы сорваться у него с языка, но голос оборвался.
глубины души! Люди говорят, что бывает врожденная симпатия. Мой дорогой избавитель, покойной ночи!
Он выпустил мою руку, и я ушла.
Хоть я и улеглась в постель, но не могла уснуть до утра.
Слишком утомленная для того, чтобы действительно отдохнуть, я встала, как только занялась заря.