Джэни Эйр.
Часть вторая.
Глава VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джэни Эйр. Часть вторая. Глава VII. (старая орфография)

ГЛАВА VII.

Прошла неделя, но не было никаких вестей от м-ра Рочестера; прошло десять дней, а он все еще не возвращался. М-с Фэрфакс сказала, что ее не удивило бы, если бы он прямо от Эштонов проехал в Лондон, а оттуда - заграницу. Слыша это, я почувствовала, что мне стало холодно и сердце во мне упало. Положительно, я позволяла себе ощущать мучительное разочарование! Собравшись с духом, я отдала приказ своим чувствам придти в порядок и удивилась, как скоро мне удалось овладеть собою.

"Тебе нет никакого дела до владельца Торнфильда, - говорила я себе; и, если ты исполняешь свои обязанности, ты должна быть благодарна, что к тебе относятся с той долей внимания и уважения, какую ты вправе ожидать от него. Будь уверена, что это единственные отношения, которые он сам признает между вами; так не считай же его предметом своих лучших чувств и стремлений, радостей и горестей. Он не твоего круга, придерживайся себе подобных; уважай себя настолько, чтобы не расточать все чувства души своей, все силы на тех, которые в них не нуждаются и могут отнестись к ним с презрением.

М-р Рочестер был в отсутствии уже две недели, когда к м-с Фэрфакс пришло письмо по почте.

-- Это от него, - заметила старушка, глядя на адрес, - Я полагаю, мы теперь узнаем, должны ли мы ожидать его возвращения или нет.

Пока она сорвала печать и читала письмо, я продолжала пить кофе (мы сидели за завтраком); он был страшно горячий, и я этому приписала краску, загоревшуюся у меня на лице; почему рука моя, державшая чашку, дрожала, почему я пролила половину её на блюдечко, - я не заблагоразсудила разбирать.

-- Ну, я тоже думаю иной раз, что мы живем слишком тихо; но теперь нам придется порядочно похлопотать... по крайней мере, на некоторое время, - разсуждала м-с Фэрфакс, все еще держа письмо перед самыми очками.

Прежде, чем осмелиться просить дальнейших разъяснений, я завязала тесемки развязавшагося передничка Адели, дала ей еще лепешку и налила вторую кружку молока и тогда только сказала небрежно:

-- М-р Рочестер, вероятно, еще не скоро вернется?

-- Напротив, - он пишет, что через три дня - (это будет в четверг) - и, вдобавок, вернется не один. Не знаю, сколько именно этих господ приедет с ним оттуда; только он присылает распоряжение приготовить все самые лучшия спальни, прибрать гостиную и библиотеку. Я должна принанять помощников в Милькоте или в другом каком месте, где удастся. Дамы привезут с собою своих горничных, а мужчины лакеев. - У нас будет полон дом народу!

М-с Фэрфакс на-скоро позавтракала и поспешила скорее начать уборку.

Как она предсказала, эти три дня оказались довольно хлопотливыми. Я думала, что все комнаты в Торнфильде чрезвычайно чисты и хорошо устроены, но я, очевидно, ошибалась. На помощь нашим были взяты еще три женщины и ни прежде, ни после, никогда я не видывала такого выскабливания, такой чистки, такого мытья, такого выколачивания ковров; не видывала, чтобы так снимали и опять развешивали картины, чистили зеркала и люстры, топили так в спальнях и выветривали простыни и пуховики перед очагом.

Адель, как бешеная, носилась посреди всей этой суматохи: приготовления и ожидание приезда гостей, повидимому, повергали ее в полнейший восторг. Она потребовала, чтобы Софи пересмотрела все её "туалеты", как она называла свои платьица, освежила старая и разгладила новые. Что же касается её самой, то она ничего больше не делала, как только носилась по парадным комнатам, прыгала с кровати на кровать, валялась по тюфякам и подушкам, сваленным в кучу перед огромными, трескучими огнями в каминах. Она была освобождена от своих школьных занятий, потому что м-с Фэрфакс привлекла меня к себе на помощь, и я целый день проводила в кладовой, помогая (или мешая) ей и кухарке; учась стряпать драчёны, сладкие пирожки с творогом и французския пирожные, связывать дичь перед тем, как жарить, и гарнировать дессерт на блюде.

Гостей ждали в четверг, к обеду, часов в шесть. За все это время мне было некогда предаваться несбыточным мечтам, и я так-же весело хлопотала и суетилась, как все остальные; но все-таки, мое оживление слабело каждый раз, как мне случалось видеть, что дверь в третий этаж тихо отворяется и пропускает Грэс в её обычном скромном чепце, белом переднике и платке. Я видела, как она беззвучно двигалась по галлерее в своих мягких туфлях, заглядывая мимоходом в комнаты, перевернутые вверх дном, и только изредка останавливалась, чтобы сказать два слова поденщице насчет того, как надо чистить решетку в камине, вытирать мрамор или выводить пятна на обоях. Она только раз в день спускалась в кухню из своего мрачного жилища и только для того, чтобы пообедать, выкурить трубку, сидя у огня, и вернуться к себе с кружкой пива, - единственным своим утешением.

За все двадцать-четыре часа в сутки, она проводила один только час вместе со служащими; все остальное время она оставалась в какой-нибудь низенькой, мрачной комнате: там она сидела и шила, и, вероятно, изредка смеялась сама с собою, своим грустным смехом, - одинокая, как узник в своем заточении.

Удивительнее всего было то, что ни одна душа в целом доме, за исключением меня, не замечала её привычек и, повидимому, не удивлялась им. Никто не обсуждал ни её положения, ни её обязанностей; никто не жалел, что она живет так обособленно и так одиноко. Впрочем, я как-то раз слышала отрывок из беседы Лии с одной из поденщиц - оне говорили о Грас.

Лия сказала что-то такое, чего я не разслышала, а поденщица заметила:

-- Я думаю, и жалованье она получает хорошее?

-- Да, - ответила Лия, - я бы сама не прочь столько получать. На свое жалованье я не могу пожаловаться, в Торнфильде не скаредничают; но м-с Пуль впятеро больше получает и она копит деньги: четыре раза в год ездит в банк, в Милькот. Меня не удивит, если она теперь уже настолько прикопила, что могла-бы жить себе самостоятельно, если-б ей вздумалось сейчас уйти с места. Но мне кажется, что она очень уж к нему привыкла и, наконец, ей нет еще сорока лет, она сильна и способна на всякую работу. Ей еще слишком рано отказываться от службы.

-- Она хорошая работница, - проговорила поденщица.

-- Так, так!.. отозвалась её собеседница. - Интересно знать, сказал-ли хозяин... - и она хотела продолжать, но Лия оглянулась, заметила меня и толкнула ее локтем.

-- Разве она не знает?.. - разслышала я её шопот.

Лия отрицательно покачала головой, и беседа их оборвалась.

Все, что я вынесла из нея, сводилось к одному: в Торнфильде была какая-то тайна, и меня нарочно в нее не посвящали.

Пришел четверг. Все работы были кончены накануне с вечера: ковры постланы, пологи подобраны, ослепительной белизны покрывала накинуты на кровати, туалетные столики убраны, мебель вычищена и вытерта, в вазах разставлены букеты цветов: жилые комнаты и гостиные имели такой свежий, такой блестящий вид, какой только могли придать им человеческия руки. Сени тоже были вычищены; лестница и её перила были отполированы и блестели, как стекло; в столовой буфет так и сиял серебром, которое было разставлено на нем; в гостиной и будуаре со всех сторон раскинулись тропическия растения.

Подошли сумерки, - и м-с Фэрфакс нарядилась в свое черное шелковое платье, перчатки и золотые часы, потому что её обязанность была принимать гостей, провожать дам в назначенные для них комнаты и т. п.

Был теплый и ясный весенний вечер, такой теплый, что я сидела за работой у открытого окна. А.

-- Уже поздно, - заметила м-с Фэрфакс, входя в комнату и шурша своим парадным платьем. - Я рада, что заказала обед на час позже, нежели его назначил м-р Рочестер: ведь, теперь уже седьмой час, а дорога отсюда в Милькот далеко видна: я послала Джона за ворота: не увидит-ли он, что едут, - Она подошла к окну: - Вот он! Ну, что же? - и она высунулась из окна - какие вести?

-- Идут. Минут через десять будут здесь!

Адель подлетела к окну и я последовала за нею, остановившись сбоку у окна так, чтобы спрятаться за занавеской и незаметно для других все видеть.

Десять минут, назначенные Джоном, показались бесконечными, но, наконец; послышался стук колес; к крыльцу подъехали четверо всадников, а за ними подкатили две коляски: в них развевались вуали и перья. Двое всадников - люди молодые, имели бойкий, блестящий вид; третьим ехал Рочестер на своем вороном коне, Мефуре; Лоцман бежал перед ним; рядом с Рочестером ехала молодая дама в темнокрасной амазонке почти до-земли; её длинная вуаль развевалась далеко по ветру, а в нее впутались и сквозили в её прозрачных складках черные, блестящие, как вороново крыло, густые локоны.

-- Мисс Инграм! - воскликнула м-с Фэрфакс и бросилась вниз, на свой пост.

Поднявшись по откосу дороги, кавалькада быстро завернула за угол дома, и я потеряла ее из виду. Адель принялась просить, чтоб я ее пустила вниз; но я посадила ее к себе на колени и дала ей понять, что она и думать не смеет увидеть этих дам, пока за нею не пришлют; что м-р Рочестер разсердится, если и т. д... Она пролила несколько "прочувствованных" слез, когда я ей об этом сказала; но я тотчас же приняла очень серьезный вид - и она их осушила.

В сенях послышался веселый шум, приятно зазвучали низкие голоса мужчин и серебристые женския нотки, сливаясь вместе, но яснее всех раздавался звучный голос владельца Торнфильда, приветствовавшого своих милых гостей под кровлей своего дома. Затем легкие шаги прошли по галлерее, пронесся тихий, веселый смех, начали открываться и запираться двери, и на некоторое время водворилась тишина.

-- Оне переодеваются, - проговорила Адель. Она внимательно прислушивалась, ловила каждое движение и огорченно вздыхала...

Я разрешила ей лечь позже обыкновенного; впрочем, она и сама объявила, что все равно не заснет, пока двери будут хлопать и внизу будут шуметь.

-- Наконец, - прибавила она, - м-р Рочестер может прислать за мною, когда я буду уже в постели...

Я рассказывала ей сказки, пока она готова была слушать их, а потом, для разнообразия, повела ее на галлерею. В сенях, внизу, была зажжена лампа, и девочку забавляло смотреть через перила, как сновали взад и вперед лакеи. Когда вечер уже близился к концу, из гостиной донеслись звуки музыки. Мы с Аделью сидели на верхних ступеньках лестницы и слушали. Но вот с могучими звуками рояля слился женский голос - очень нежный и приятный... В промежутках слышался гул веселого говора. Я долго слушала... и вдруг заметила, что уши мои напряженно силятся уловить в общем смешении звуков голос Рочестера, а уловив его, пытаются сложить из этих звуков слова, которые нельзя было разслышать.

На следующий день погода была так-же хороша, как и в предъидущие дни, и все общество посвятило его прогулке по ближайшим окрестностям. Все уехали еще с утра, - одни верхом, другие в экипажах: я видела и их отъезд, и возвращение. Как и накануне, мисс Инграм была единственною амазонкой; как и накануне, м-р Рочестер скакал верхом рядом с нею. Оба ехали немного поодаль от других, и я указала на это обстоятельство м-с Фэрфакс, стоявшей у окна со мною.

-- И она от него. Мне хотелось бы разглядеть её лицо. Я даже мельком её не видала!

-- Вы увидите ее сегодня вечером, - отвечала м-с Фэрфакс. - Я случайно заметила м-ру Рочестеру, что Адели страстно хочется быть представленной гостям, а он сказал: - "Ну, так пусть ее придет в гостиную после обеда; попросите мисс Эйр, чтобы она пришла с нею".

и присмирела только тогда, когда Софи принялась ее одевать. Не нужно было предупреждать ее, _ чтобы она не помяла своего наряда; одевшись, она сосредоточенно уселась на свой маленький стулик, осторожно приподняв юбочку так, гчтобы не смять ее, и принялась уверять меня, что не сойдет с места, пока я не буду готова. Впрочем, на это не потребовалось много времени. Мне было недолго надеть самое лучшее лз моих платьев; недолго - пригладить волосы; недолго - приколоть жемчужную брошку, мою единственную драгоценность...

Мы сошли вниз.