Джэни Эйр.
Часть вторая.
Глава XXIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Джэни Эйр. Часть вторая. Глава XXIV. (старая орфография)

ГЛАВА XXIV.

И он настал. Я встала с разсветом. Час или два я возилась в своей комнате, убирая свои вещи в ящики и шкапы на время короткой отлучки.

За завтраком я сообщила Диане и Мэри, что собираюсь совершить небольшое путешествие и что буду в отсутствии по крайней мере четыре дня.

-- Одна, Джэнни? - спросили оне.

-- Да; мне надо собрать сведения об одном друге, о котором я с некоторого времени очень безпокоюсь.

Я без всяких затруднений сделала все приготовления к отъезду, мои кузины не смущали меня никакими разспросами и подозрениями. После того, как я им сказала, что в настоящую минуту еще не могу им открыть своих планов, оне спокойно и благоразумно подчинились молчанию, в которое я облекала свои намерения.

Я покинула Мур-Гауз в три часа пополудни, и через час или полтора я стояла у Уиткросского придорожного столба, ожидая проезда омнибуса, который должен был отвезти меня в далекий Торнфильд. Среди глубокой тишины этих уединенных дорог и пустынных холмов я на далеком разстоянии услыхала его приближение. Это был тот самый омнибус, который год тому назад в один летний вечер высадил меня на этом же месте - одинокую, без целей, без надежд, с отчаянием в сердце! Я подала знак, он остановился, и я села - теперь я не была принуждена отдать все свое состояние за проезд. Снова я находилась на пути в Торнфильд. Так чувствует себя, должно быть, почтовый голубь на пути домой.

Мое путешествие продолжалось тридцать шесть часов. Я выехала из Уиткросса во вторник после обеда, и только в следующий четверг рано утром омнибус остановился у постоялого двора в местности, зеленые изгороди, широкия поля и низкие лесистые холмы которой предстали моему глазу точно дорогия черты некогда любимого лица. Как резко отличался этот приветливый ландшафт с своею мягкой зеленью от суровых северных болот Мортона! Да, мне была знакома эта местность; я не сомневалась, что нахожусь недалеко от цели моей поездки.

-- Как далеко отсюда до Торнфильда? - спросила я хозяина постоялого двора.

-- Ровно две мили, сударыня, если итти полями.

Мое путешествие кончено, - подумала я. Я вышла из омнибуса и, оставив свой небольшой дорожный сундучек на хранении у хозяина гостинницы, повернулась, чтобы отправиться через поля. В эту минуту взгляд мой упал на вывеску гостинницы, освещенную лучами восходящого солнца, на которой крупными золотыми буквами были выведены слова: "Герб Рочестеров". Мое сердце забилось; я, значит, находилась уже во владениях м-ра Рочестера. Но вслед затем в голове моей мелькнула мысль:

-- Где он теперь? что с ним? Наведи о нем справки в гостиннице; они наверное в состоянии тебе сообщить все, что ты пожелаешь узнать, они разсеют все твои сомнения. Подойди к тому человеку и спроси его, дома-ли м-р Рочестер.

Эта мысль была благоразумна; и однако, я не могла заставить себя привести ее в исполнение: до такой степени я боялась услышать ответ, который повергнет меня в отчаяние. Продолжить сомнения значило продолжить надежду. В её лучах я хотела еще раз взглянуть на Торнфильд-Голль. Передо мною тянулась тропинка, разстилались те самые поля, по которым я бежала в то утро, когда я покинула Торнфильд, точно обезумевшая от горя; раньше, чем я отдала себе отчет, в какую сторону итти, я была уже среди полей. Я шла быстро, по временам я пускалась бежать. Я жадно смотрела вперед, стараясь уловить хорошо знакомые вершины деревьев парка. С каким чувством я приветствовала встречные кусты и деревья и просвечивающие между ними луга и холмы!

Наконец, показались деревья парка; издали на них чернели гнезда грачей; громкое карканье прерывало утреннюю тишину. - Странный восторг охватил меня; я ускорила шаги. Еще одно поле перейти, еще одну дорожку перерезать - вот, наконец, передо мною открылся двор с его каменной оградой и службами. Самый дом еще не был виден. Я подойду к нему сначала с лицевой стороны, подумала я; оттуда мне будет видно и окно м-ра Рочестера; может быть, он будет стоять у окна - ведь он рано встает; может быть, он гуляет теперь в фруктовом саду или по террасе перед домом. Если бы я могла его видеть! - хотя бы только на один миг!

Я пошла вдоль низкой стены фруктового сада и повернула за угол. Как раз в этом месте находились ворота, открывавшияся на луг; с каждой стороны их стояла каменная колонна, увенчанная большим, тоже каменным, шаром. Скрытая за одной из этих колонн, я могла спокойно оглядеть весь фасад дома. Я осторожно вытянула голову, желая убедиться, не подняты ли шторы в одном из окон - из-за своей засады я ясно могла видеть теперь весь длинный фасад со всеми окнами. Я бросила осторожный взгляд из-за колонны и вдруг остановилась, точно прикованная к месту; но вслед затем я выскочила из-за своей засады и бросилась на луг; я остановилась как раз против фасада дома и устремила на него долгий, неподвижный взгляд.

То, что открылось теперь моим глазам, было не более, как почерневшая развалина.

Незачем было прятаться за выступом колонны, бросать украдкой взгляд на окна, - не шевельнется ли в них кто-нибудь! Незачем было прислушиваться, не откроется ли где нибудь дверь, - воображать, что до меня доносится звук шагов по усыпанной песком дорожке! Лужайка, сад, парк - все было затоптано и разорено, из главного подъезда на встречу мне чернела зияющая пустота. От фасада здания осталась лишь, - точь в точь, как я когда-то видела во сне - полуразрушенная стена, которой, казалось, достаточно было порыва ветра, чтобы рухнуть окончательно. Точно страшные, безжизненные глаза, смотрели из нея лишенные стекол окна; ни крыши, ни башенок, ни труб - все было разрушено.

И среди всего этого разрушения царила тишина смерти, молчание пустыни. Неудивительно, что письма, адресованные сюда, оставались без ответа; с таким же успехом можно было бы посылать их в подземные склепы церкви. Обуглившияся стены, еще черные от дыма камни ясно говорили об ужасной участи, постигшей дом - это был пожар; но как он произошел? Какие ужасы скрывала эта катастрофа? Какие потери, кроме разбитого мрамора, разрушенных стен, сгоревших деревьев, она повлекла За собой? Погибли ли в ней люди или только имущество? И если да, то кто именно? Ужасные вопросы; и кругом ни души, кто мог бы на них ответить...

Обойдя разрушенные стены и осмотрев опустошенную внутренность дома, я убедилась, что несчастие произошло не в последнее время. Я подумала, что под опустевшими сводами должно быть лежали зимние снега, что дождь не раз врывался в открытые окна, потому что среди обломков-стен и на упавших отсыревших балках выросла растительность - мох и сорная трава покрывали их. Где мог быть теперь несчастный владелец этих развалин? В какой стране он находился? под каким кровом? Взор мой невольно устремился на посеревшую церковь, стоявшую по прежнему у ворот парка. Неужели он лежит рядом с Дайером Рочестером, разделяя с ним покой его узкого мраморного жилища?

Я должна была иметь ответ на этот вопрос. Я могла его получить только в гостиннице и, не теряя времени, я направилась туда. Хозяин гостинницы сам принес мне завтрак. Я попросила его запереть дверь и сесть, так как хочу предложить ему несколько вопросов. Но когда он исполнил это, я не знала, с чего начать: такой страх я чувствовала перед ответами, которые могла услышать. И однако вид бедствия и опустошения, которое я только что покинула, в достаточной степени подготовил меня к самому ужасному.

-- Вы, конечно, знаете Торнфильд? - решилась я, наконец, спросить.

-- О, да, сударыня; я жил там когда-то.

-- В самом деле? - Не в мое время, подумала я, потому что вы мне. незнакомы.

-- Я был дворецким у покойного м-ра Рочестера, - прибавил он.

У покойного! На меня сразу и изо всей силы обрушился удар, которого я так боялась.

-- У покойного! - с трудом выговорила я. - Так он умер?

-- Я говорю об отце настоящого владельца, м-ра Эдуарда, - пояснил он.

Я перевела дух, кровь снова начала двигаться в моих жилах. Эти слова вполне убедили меня, что м-р Эдуард - мой м-р Рочестер (Господь храни его, где бы он ни был!) - был жив, словом, что он "настоящий владелец". О, благодетельные слова! живительные звуки! Мне казалось, что теперь я спокойно могу выслушать все - каковы бы ни были известия, которые мне предстоит узнать. Я знала, что он не в могиле, что он жив; это было главное, теперь я могла бы, кажется, перенести известие, что он находится на противоположном конце земного шара.

-- М-р Рочестер живет теперь в Торнфильде? - спросила я; я не сомневалась, конечно, какой ответ последует, но я хотела избежать прямого вопроса относительно его местопребывания.

-- Нет, сударыня - о, нет! В Торнфильде нет теперь ни души. Вы, должно быть, чужая в этих краях, иначе вы бы знали, что произошло здесь прошлой осенью - Торнфильд-Голль превратился в совершенную руину: он сгорел до тла как раз во время жатвы. Это было ужасное несчастие! сколько богатств погибло! почти ничего не удалось спасти из мебели. Загорелось среди ночи, и раньше, чем прискакали пожарные из Милькота, весь дом стоял в пламени. Это было страшное зрелище. Я сам присутствовал при этом.

-- Среди ночи! - пробормотала я. Да, это был роковой час для Торнфильда. - Известно, как произошло это несчастие? - спросила я.

-- Подозревают, сударыня, подозревают. В сущности, я могу сказать, что это не подлежит никакому сомнению. Вы, может быть, не знаете, - продолжал он, понизив голос и придвинув свой стул поближе к столу, - что в доме была одна женщина - помешанная - она содержалась под замком.

-- Я что то слышала об этом.

-- Она была под самым строгим надзором, сударыня; в течении многих лет никто не знал об её существовании. Никто её не видал никогда; шла только молва, что в доме находится такая особа, но что она собой представляла - трудно было заключить. Но год тому назад случилась странная вещь - очень странная...

Я испугалась при мысли, что мне придется выслушать мою собственную историю. Я решилась отклонить его от этой темы.

-- А эта женщина? - спросила я.

-- Эта женщина, сударыня, - ответил он, - оказалась женой м-ра Рочестера! Это открылось самым странным образом. В доме была еще молодая девушка, гувернантка, в которую м-р Рочестер...

-- Но это вы можете мне рассказать в другой раз, - прервала я его, - я хотела бы прежде всего знать про пожар. Разве подозревают, что эта помешанная, м-рс Рочестер, причастна к нему?

один недостаток - недостаток, общий очень многим старым нянькам и сиделкам - она держала при себе всегда бутылку водки и от времени до времени потягивала из нея. Это было простительно, потому что жизнь у нея была не легкая; но в этом заключалась большая опасность: когда м-рс Пуль засыпала, выпив водки, съумасшедшая, которая была хитра, как бес, вынимала у нея из кармана ключи, отпирала комнату и начинала странствовать по дому, выкидывая самые ужасные проделки, какие только приходили ей в голову. Разсказывали, что она раз чуть не сожгла своего мужа в его собственной кровати; впрочем, я этого точно не знаю. В эту ночь она подожгла занавеси в комнате рядом с её собственной.

-- М-р Рочестер был дома, когда начался пожар?

на крыше; и действительно, она стояла на крыше, размахивая руками и крича так, что можно было слышать за милю: я сам слышал её крик и видел ее собственными глазами. Она была огромная женщина, и у нея были черные волосы; мы видели, как они развевались по ветру, когда огненные языки уже добирались до нея. Я, да и многие другие видели, как м-р Рочестер вылез на крышу через слуховое окно; мы слышали, как он звал: "Берта!" Он подошел к ней; но, завидя его, она дико завопила, сделала прыжок и в следующую минуту лежала разбитая внизу на камнях.

-- Мертвая?

-- Мертвая! Она была так же мертва, как камни, по которым разбрызгались её кровь и мозг.

-- Да, сударыня, это было ужасно! - он содрогнулся.

-- А потом? - спросила я.

-- Потом, сударыня, весь дом сгорел до тла; осталось несколько полуразрушенных стен.

-- Больше никто не погиб в огне?

-- Что вы хотите сказать?

-- Бедный м-р Эдуард! Я никогда не думал, что мне придется дожить до этого.

-- Но ведь вы сказали, что он жив? - воскликнула я.

-- Да, да, он жив; но многие думают, что лучше было бы для него, если бы он умер.

-- О, да - он в Англии; он не может теперь, я думаю, никуда уехать - он теперь прикован к Англии.

О, что это было за мучение! И этот человек, казалось, поставил себе целью тянуть его насколько возможно.

-- Он совершенно ослеп! - сказал он, наконец. - Да, он совсем ослеп - бедный м-р Эдуард.

Я боялась худшого. Я боялась, что он сошел съума. Я собрала все мужество и спросила, каким образом произошло это несчастье.

с большой лестницы, после того, как м-рс Рочестер бросилась вниз с крыши, раздался страшный треск, и все рухнуло. Его вытащили из под обломков живым, но страшно израненным; один глаз был выбит, а рука так раздроблена, что доктор должен был сейчас же отнять ее. Второй глаз был сильно воспален, он и им перестал видеть. Он теперь страшно безпомощен - совершенно слепой и искалеченный.

-- Где он? Где он теперь живет?

-- В Феридинском замке, в одном из своих поместий; это милях в тридцати отсюда - совсем уединенное, пустынное место.

-- Старый Джон и его жена, он никого больше не хотел. Они говорят, что он совсем разбит.

-- У нас есть коляска, сударыня, очень красивая коляска.

-- Пожалуйста, велите ее заложить сию минуту; и если ваш кучер возьмется довезти меня до Феридина сегодня до наступления ночи, то я заплачу и вам, и ему вдвое против того, что вам всегда платят.