Дженни Эйр.
Часть четвертая.
Глава III.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Дженни Эйр. Часть четвертая. Глава III. (старая орфография)

ГЛАВА III.

Софи пришла одевать меня ровно в семь часов. Мой брачный туалет составлял для нея труднейшую задачу, и она так долго занималась её решением, что мистер Рочестер, выведенный из терпения моею медленностью, прислал спросить, отчего я не йду. Лишь-только она прикрепила брошкой мое покрывало - квадратную блонду моего собственного изделия - я выскользнула из-под её рук, и пошла навстречу к своему жениху.

-- Постойте! вскричала заботливая француженка: - посмотрите на себя: вы еще ни раза не заглянули в зеркало.

Я обернулась, и увидела великолепно разряженную фигуру, до того не похожую на мою обыкновенную, скромную особу, что готова была счесть себя за незнакомку. - "Дженни"! закричал громкий мужской голос. Я выбежала из комнаты, и внизу, подле лестницы, встретил меня мистер Рочестер.

-- Ленивица, сказал он: - как тебе не стыдно! Моя голова горит огнем от нетерпения, а ты готова оставаться в своей комнате целый день!

Он повел меня в столовую, и внимательно осмотрел с головы до ног. По его суду, я была "прекрасна, как лилия, и составляла гордость его жизни". Объявив потом, что для моего завтрака назпачается не больше десяти минут, он позвонил в колокольчик. Явился один из наемных слуг в богатой ливрее.

-- Приготовляет ли Джон карету?

-- Да, сэр.

-- Уложены ли вещи?

-- Их укладывают теперь, сэр.

-- Ступай в церковь, и посмотри, там ли мистер Вуд (пастор) с кистером. Воротись потом и доложи мне.

-- Слушаю, сэр.

Церковь, как читателю известно, была недалеко от ворот господского дома. Лакей скоро воротился.

-- Мистер Вуд на своем месте, сэр, и уже облачается в ризы.

-- А карета?

-- Кучер закладывает лошадей.

-- В церковь мы пойдем пешком, но карета должна стоять у паперти - мы в ней возвратимся: пусть все вещи будут уложены, и кучер сядет на свое место.

-- Слушаю.

-- Дженни, готова ли ты?

Я встала из-за стола. Не было ни друзей жениха, ни подруг невесты, ни родственников, ни шаферов - никого не было, кроме мистера Рочестера и меня. Мистрисс Ферфакс стояла в корридоре, когда мы вышли из столовой. Мне очень хотелось поговорить с нею, но железная рука вела меня вперед, и едва я успевала следовать за быстрыми шагами: взглянуть на лицо мистера Рочестера значило почувствовать, что не должно медлить ни одной секунды. Твердая, непреклонная решимость выражалась во всей его фигуре, и едва-ли еще мог быть другой жених с такими пламенными и сверкающими глазами, из-под его суровых, насупленных бровей.

Не знаю, был ли тогда пасмурный или ясный день. При выходе из дома, я не могла смотреть ни на небо, ни на землю; мои глаза, так же как и сердце, устремились единственно на мистера Рочестера. Я желала разглядеть невидимый предмет, на который он, казалось, обратил теперь свой взор, суровый, мрачный и свирепый. Мне хотелось самой проникнуться теми мыслями, которые повидимому грозили сокрушить его грудь.

-- Не жесток ли я в своей любви, Дженни? сказал он: - Отдохни здесь, и облокотись на меня.

Теперь могу я припомнить картину божьяго дома с его красной кровлей, и багряное утреннее небо над моею головой. Помню также, с удовлетворительною ясностью, зеленую кладбищенскую ограду, и за ней - две незнакомые фигуры чрезвычайно-странного вида: оне бродили между низенькими холмами, невидимому без особой цели и намерения, и читали скромные эпитафии, вырезанные на камнях. Я заметила их хорошо, потому-что они, завидев нас, повернули назад к той стороне, где стояла церковь, и я не сомневалась, что они намерены пройдти через боковую дверь, и быть свидетелями священного обряда. Мистер Рочестер не мог заметить этих незнакомцев, потому-что его внимание все было обращено на мое лицо, побледневшее как полотно. Мои губы и щеки были холодны, и я чувствовала, как холодный пот выступал на моем лбу. Скоро, однакожь, я оправилась, и мы побрели тихим шагом к церковной паперти.

Через несколько минут вошли мы в скромный сельский храм. Священник уже ожидал нас в белых ризах, и кистер стоял подле него. Все было тихо, и только две какие-то тени шевелились в отдаленном углу. Моя догадка оправдалась; то были незнакомцы, прокравшиеся в церковь прежде нас. Они стояли теперь подле фамильного склепа Рочестеров, обратившись к нам спинами, и глядели через перила на древний, мраморный памятник, под которым хранились останки Иосифа Рочестера, убитого в междоусобную войну, и Елисаветы, его супруги.

Мы заняли свое место перед алтарем. Заслышав осторожный шаг позади себя, я оглянулась через плечо: один из этих незнакомцев, очевидно джентльмен, медленно приближался к пасторской кафедре. Начался венчальный обряд. Пастор, как и следует, объяснил важность и таинственное значение брака, и потом, сделав шаг вперед, подошел к мистеру Рочестеру.

-- "Вопрошаю вас, жених и невеста - начал священник: и заклинаю ответствовать мне прямодушно, яко же в страшный день Божия суда, егда все тайны будут ведомы сердцеведцу: не знает ли кто-либо из вас препятствия, почему вы не можете быть соединены законным образом для супружеской жизни? Ведайте - муж и жена, сочетавающиеся вопреки глаголу Господню, неимут на себе благословения Божия, и брак их считается незаконным."

Пастор остановился, как этого требует обыкновенная форма. Слыхал ли ты, читатель, чтоб эту паузу прерывал когда-нибудь и кто-нибудь отрицательным ответом? Вероятно не слыхал, потому-что подобные случаи повторяются может-быть не более одного раза во сто лет. Не отрывая глаз от книги, священник, после минутного молчания, продолжал священный обряд: уже его рука протянулись к мистеру Рочестеру, и уста открылись для произнесения известных слов - "Хощеши ли ты имети оную жену? - как-вдруг громкий и ясный голос сказал:

-- Сей брак не может состояться: я объявляю существование препятствия.

Священник и его кистер обомлели от изумления. Церемония приостановилась. Мистер Рочестер вдруг отскочил от своего места, как-будто земля разступилась под его ногами; скоро, однакож, он оправился и, обратив пристальный взгляд на пастора, сказал твердым голосом:

-- Продолжайте!

Наступило опять глубокое молчание на несколько минут. Наконец пастор объявил:

-- Я не могу продолжать без предварительного исследования слов этого господина: должно видеть наперед, истину или ложь он утверждает.

-- Обряд должен быть прекращен, продолжал голос позади нас. - Я в-состоянии подтвердить свое показание: существует непреодолимое препятствие к этому браку.

Мистер Рочестер слышал, но не возражал: он твердо стоял на своем месте, ухватившись крепко за мою руку. Его массивное чело побледнело как мрамор; глаза. Засверкали диким блеском: он был страшен и жалок. Мистер Вуд не знал что делать.

-- В чем же состоит сущность этого препятствия? спросил он: - Быть-может, оно окажется неудовлетворительным после законных справок.

-- Едва-ли, был ответ: - я назвал его непреодолимым в тесном юридическом смысле.

Выступив вперед и облокотившись на перила, незнакомец продолжал свою речь, произнося каждое слово твердым, ясным, спокойным, хотя не громким голосом.

-- Непреодолимое препятствие состоит в существовании предшествовавшого брака: первая жена мистера Рочестера еще жива.

Мои нервы разслабели при этих словах, как-будто от громового удара; кровь захолодела, глаза помутились; при всем том, я владела всеми силами своей души, и для меня не было опасности грянуться на каменный церковный пол в глубоком обмороке. Это, может-быть, приведет читателя к разумному, заключению, что женщина, если захочет, всегда может владеть своими чувствами, не подвергаясь ни обмороку, ни истерическим припадкам, которые, как известно, всего чаще имеют место в обстоятельствах пустых и ничтожных. Я взглянула на мистера Рочестера и заставила его взглянуть на меня. Все его лицо превратилось в безцветный обломок скалы; неподвижный глаз еще искрился и сверкал. Он не отвергал ничего и, казалось, будто хотел вызвать на бой грозную судьбу. Он не говорил, не улыбался и только судорожно сжимал мою руку, как-будто пробуя свою силу.

-- Что вы за человек? спросил он, наконец, обращаясь к незнакомцу.

-- Мое имя Бриггс. Я адвокат из Лондона; живу на (такой-то) улице.

-- И вы решились навязать жену на мою шею?

-- Благоволите объяснить её имя, родство, место жительства, её права на звание моей супруги.

-- Это моя непременная обязанность.

Мистер Бриггс спокойно вынул бумагу из своего кармана и начал читать оффициальным, носовым голосом:

-- "Я нижеподписавшийся утверждаю и могу доказать, что двадцатого октября, (такого-то) года от P. X., Эдуард-Ферфакс Рочестер, Англичанин из Торнфильдского-Замка, что в Англии, в (таком-то) шире, сочетался законным браком с моею сестрою, Бертою-Антуанеттою Месон, дочерью Ионы Месона и законной его супруги Антуанетты, урожденной Креолки, в церкви Спаса, что в испанском городе, в Ямайке. Свидетельство и запись опого брака хранятся в реестрах спасской церкви, а копия в моих руках. Ричард Месон."

-- Из этого документа, предположив его подлинность, видно только то, что я был женат; но ни откуда не следует, что упомянутая здесь женщина еще существует.

-- За три месяца назад она была жива, возразил юрист.

-- Как, вы это знаете?

-- Есть свидетель этого дела, и вы, милостивый государь, не можете его опрорергнуть.

-- Приведите его.

-- За этим дело не станет. Мистер Месон, потрудитесь выступить вперед.

При этом имени, мистер Рочестер заскрежетал зубами и судорожная дрожь пробежала по его членам. Незнакомец, остававшийся до-сих-пор на втором плане, выступил вперед: его бледное лицо выставилось из-за плеч адвоката, и перед нашими глазами явился Месон таким же, как я видела его среди гостей в Торнфильдском-Замке. Мистер Рочестер оборотился и взглянул на него. Его черные глаза налились кровью, лицо зарделось - оливковые щеки и безцветный лоб запылали огнем. Он спросил:

-- Что ты имеешь сказать?

Бледные губы Месона пробормотали невнятный и едва слышный ответ.

-- Провались ты сквозь землю, или отвечай как человек. Спрашиваю опять: что ты имеешь сказать?

-- Милостивый государь, прервал пастор: - не забывайте, что вы находитесь в храме божием. - Обращаясь потом к Месотиу, он спросил кротким тоном: - известно ли вам, сэр, что жена этого господина еще жива?

-- Она живет по-сию-пору в Topнфильдском-Замке, сказал Месоп: - я видел ее там в апреле нынешняго года. Я родной брат Берты-Антуанетты.

-- В Торнфильдском-Замке! воскликнул священник. - Быть не может: я давно живу в этой стороне, но никогда не удавалось мне слышать о мистрисс Рочестер в Торнфильдском-Замке.

Болезненная улыбка, при этих словах, скорчила губы мистера Рочестера, и он пробормотал:

-- Да, я принял надежные меры, чтоб никто не слыхал о её существовании под этим именем.

Минут десять он, казалось, размышлял с самим-собою среди общого безмолвия и, наконец, выразил свое решение энергическим тоном:

-- Довольно! Надобно покончить все за один раз. - Мистер Вуд, закройте свою книгу и снимите ризы. Джон Грин (обращение к кистеру), можете выйдти из церкви: сегодня не будет свадьбы.

Мистер Рочестер, окинув собрание одним взглядом, продолжал:

-- Двоеженство - чудовищное слово и, однакожь, это правда: я готов был сделаться двоеженцем! Рука Провидения тяготеет на мне, или, быть-может, злая судьба решилась преследовать меня от колыбели до могилы. Милостивые государи, план мой уничтожен! - Все, что говорит юрист и его клиент - сущая правда: я был женат, и женщина, на которой меня женили - жива! Вы говорите, почтенный пастор, что никогда не удавалось вам слышать о мистрисс Рочестер в
Тторнфильдском-Замке; но, без всякого сомнения, доходила до вашего слуха молва о какой-то бешеной бабе, которую берегут и караулят в моем доме. Одни, вероятно, говорили вам, что это - моя побочная сестра; другие - моя племянница. Все это вздор; но теперь я объявляю вам всем, что эта бешеная баба - моя жена, с которою сочетался я законным браком за пятнадцать лет перед этим. Имя её - Берта Месон, и она имеет честь быть сестрою этого героя, который, как видите, дрожит передо мною, как осиновый лист! Ободрись, Ричард! Нечего меня бояться: на таких героев не поднимается моя рука! Берта Месон - бешеная баба, и все члены её фамилии - идиоты и съумасброды по наследству, через три поколения. Её мать, Креолка, была съумасшедшая и пьяница вместе! Все это узнал я после своей женитьбы: до той поры будущие мои родственники глубоко хранили от меня свои фамильные секреты. Берта, как послушная дочь, подражала своей родительнице во всех этих пунктах. Подруга моя, можете представить, была прекраснейшим созданьем, и я вдоволь наслаждался счастьем супружеской жизни. Никто из вас даже вообразить не может всех этих великолепных сцен, которые представлялись в моем доме от ранняго утра до глубокого вечера; но я не считаю нужным пускаться перед вами в дальнейшия объяснения. Милостивые государи: Бриггс, Вуд, Месон, приглашаю вас зайдти в Торнфильдский-Замок и удостоить своим визитом мистрисс Рочестер, пациентку мистрисс Грации Пуль! - Вы увидите собственными глазами, каким обманом сопровождалась моя женитьба, и разсудите, если угодно, имел ли я право разорвать эту позорную связь в пользу существа, имеющого по-крайней-мере человеческия чувства. Эта девушка, так же, как и вы, мистер Вуд, продолжал он, указывая на меня: - не подозревала этой отвратительной тайны. Она думала, что все идет законным порядком, и не воображала, что она делается орудием фальшивого существа, уже тесно-соединенного с злою, бешеною тварью, не имеющею на себе человеческого образа. Идем!

Около церковной паперти ожидала нас карета.

-- Ступай назад, Джон, и отпряги лошадей, сказал мистер Рочестер холодным тоном: - карета сегодня не нужна.

При нашем приближении, мистрисс Ферфакс, Адель, Софи, Лия, выбежали к нам навстречу для поздравлений.

-- Марш все, направо кругом! закричал мистер Рочестер. - Прочь с вашими поздравлениями! Для кого они нужны? Вы опоздали пятнадцатью годами!

Вместе со мною пошел он наверх, приглашая опять джентльменов следовать за нами. После первой лестницы, мы прошли темную галерею, и поднялись в третий этаж: низенькая черная дверь, отпертая ключом мистера Рочестера, привела нас в комнату, устланную коврами: здесь, между другими живописными предметами, стояла огромная постель, прикрытая со всех сторон толстыми занавесами.

-- Знакомо ли тебе это место, Ричард? спросил наш путеводитель. - Здесь она тебя кусала и грызла.

Потом он отворил другую дверь, незаметно-вделанную в стене, и глазам нашим представилась довольно-большая комната без окон: здесь был камин, огражденный высокою и толстою решеткой, и горела лампа, повешенная на потолке. Перед камином, где тоже разведен был огонь, сидела Грация Пуль, переворачивая уголья и разогревая свою порцию пуддинга. В отдалении, на другом конце комнаты, бегала какая-то фигура взад-и-вперед. Был ли это зверь, или человек, никто не мог наверное сказать с первого взгляда: фигура, казалось, ползала на четвереньках и огрызалась как дикое животное; но она была прикрыта каким-то платьем, вероятно простынею, и её взъерошенные волосы совсем закрывали её голову.

-- С добрым утром, мистрисс Пуль! сказал мистер Рочестер. - Как твое здоровье сегодня, и как чувствует себя твоя пациентка?

-- Ничего, сэр, покорно благодарим, отвечала Грация, вынимая жаровню из камина: - сегодня мы довольно-сносны; огрызаемся по-временам, но не бесимся.

Сильный, адски-пронзительный крик обличил во лжи это благоприятное донесение: гиена поднялась во весь рост на своих задних ногах.

-- Берегитесь, сэр, она видит вас! воскликнула Грация: - ступайте лучше назад.

-- Нет, Грация, мне должно остаться здесь на несколько минут.

-- В таком случае, сэр, ради Бога, будьте осторожны!

Бесноватая заревела, и расправив косматые волосы на своем лице, устремила на нас свои дикие взгляды. Я совершенно угадала это багряное лицо с его распухлыми, посинелыми губами. Мистрисс Пуль сделала шаг вперед.

-- Не загораживай дорогу, сказал мистер Рочестер, отталкивая ее в сторону: - у ней, кажется, нет ножа? Я прийму свои меры.

-- Трудно узнать, сэр, что у нея есть или чего нет: она хитра как демон, и проведет кого-угодно.

-- Ступай к-чорту! был ответ его шурина.

-- Берегитесь! берегитесь! кричала Грация Пуль.

Три джентльмена отступили в одно и то же время. Оставив меня позади, мистер Рочестер выступил вперед: в два прыжка, бешеная подступила к нему, и схватив его за горло, обнаружила очевидное намерение вонзить свои клыки в его щеки. Завязалась страшная борьба. Женщина, высокая и дородная, имела атлетическия формы, и обнаружила удивительную изворотливость и силу: несколько раз она схватывала его за горло, давила, грызла, душила и, однажды, чуть не опрокинула его навзнич. При-всем-том, мистер Рочестер вероятно мог бы сокрушить ее одним своим богатырским ударом; но не давая воли рукам, он позволял себе только бороться с этой тварью. Наконец ему удалось овладеть её руками: Грация Пуль подала веревку; он скрутил её ноги, и привязал ее к стулу, прибитому к стене железной цепью. Вся эта операция происходила среди неистовых криков и ужасного воя. Кончив свое дело, мистер Рочестер обратился к зрителям с язвительной и, вместе, отчаянной улыбкой.

-- Вот моя жена, милостивые государи! сказал он. - Вот наши супружеския объятия, нежности и поцелуи, которыми мы осыпали друг друга в-продолжение пятнадцати лет! Других ласк не видал я от нея никогда.

-- Вы, милостивая государыня, можете быть совершенно-спокойны, и свет не имеет права осуждать вас. Дядюшка ваш будет очень-рад, когда услышит об этом, если только мистер Месон, по возвращении в Мадеру, застанет его в-живых.

-- Мой дядюшка! Разве вы его знаете?

-- Мистер Месон знаком с ним: мистер Эйр, несколько лет сряду, считался главным корреспондентом его торгового дома. Когда ваш дядюшка получил письмо, где вы извещали его о своем предполагаемом браке с мистером Рочестером, Месон, проживавший тогда в Мадере для поправления своего здоровья, был у него в гостях. Мистер Эйр рассказал содержание письма, так-как ему было известно, что мой клиент был когда-то знаком с одним джентльменом из фамилии Рочестеров. Мистер Месон, как можете представить, изумленный и крайне-огорченный в одно и то же время, объяснил ему сущность дела. С прискорбием я должен известить, что дядюшка ваш теперь опасно болен, и если взять в-разсчст его преклонные лета, едва-ли он оправится от своей болезни, тем более, что она в короткое время уже сделала быстрые успехи. Поэтому сам он не мог отправиться в Англию и спасти вас от угрожающей беды; но он упросил мистера Месона немедленно принять меры для предотвращения этого фальшивого брака. Мистер Эйр указал ему на меня, как на опытного адвоката. Я сделал в этом деле все, что от меня зависело, и слава Богу, кажется, не опоздал. Еслиб я нравственно не был убежден, что дядюшка ваш умрет прежде, чем вы можете поспеть в Мадеру, я присоветовал бы вам, не теряя ни минуты, ехать туда с мистером Месоном; но при настоящих обстоятельствах я полагаю, вам всего лучше остаться в Англии впредь до подробнейших известий о мистере Эйре. Нам еще нечего здесь делать? спросил он мистера Месона.

-- Нечего, нечего! Ради Бога, выберемся отсюда поскорее! был безпокойный ответ.

ушел и он.

После его ухода, я машинально пошла в свою комнату, заперла дверь, и принялась - не плакать, не грустить; а снимать с себя одну за другою принадлежности венчального туалета, и одеваться в свое прежнее институтское платье, которое, казалось мне, я надевала вчера в последний раз. Потом я села, слабая и утомленная, положила руки на стол, и облокотила на них свою горемычную голову.

И теперь начала я думать: до этой поры я только слышала, смотрела, передвигалась с места на место, ходила вверх и вниз, смотря по тому, куда меня вели или тащили, наблюдала многосложные ряды приключений и открытий; но теперь - я думала. О чем?

ни угроз, ни вызовов, ни слёз, ни рыданий: произнесено тихим голосом несколько слов, остановивших продолжение венчального обряда; предложено мистером Рочестером несколько суровых вопросов; последовали ответы, объяснения, открытие истины и признание в ней; представлен потом живой предмет для холодного любопытства зрителей: адвокат ушел, Месон исчез, священник удалился и все кончилось.

В моей одинокой комнате не произошло никаких очевидных перемен: ничто меня не поразило, не испугало, не изумило, и я, слава Богу, была здорова.

И однакожь, куда девалась вчерашняя Дженни Эйр? Где её жизнь? Где её мечты, смелые надежды?

Нет более Дженни Эйр, этой пылкой, восторженной, ожидающей женщины и счастливой невесты: жизнь её поблекла, мечты увяли, надежды исчезли, и на месте её явилась опять холодная, одинокая девушка. Зимний мороз настал среди лета; декабрская буря забушевала в половине июня; лед замуравил созревшие яблоки, и отцветающия розы занесены глубоким сугробом. Сенокосы и нивы покрылись снежным саваном; цветники исчезли, и дорожки вокруг них сделались непроходимыми; рощи, которые, не далее как за двенадцать часов, красовались своими широкими и густыми листьями, были теперь обнажены, опустошены и казались сосновыми лесами вечно-холодной Норвегии. Умерли мои надежды, пораженные ангелом-истребителем, который некогда в одну ночь сразил всех первенцев Египта. Я взглянула на желания, взлелеянные моим сердцем: еще вчера были они в полном цвете, а теперь казались холодными, бледными трупами, которым не суждено более воскреснуть к новой жизни. Я взглянула на свою любовь - на это создание моего бывшого друга: любовь трепетала в моем сердце, как больное дитя в холодной колыбели; тоска обуяла ее: она не могла искать объятий мистера Рочестера и прижаться к его пламенной груди. О, никогда более она не могла обратиться к нему, потому-что чистая, младенческая вера угасла, упование исчезло, доверенность была разрушена! Мистер Рочестер был уже, в глазах моих, не то чем был он прежде, и мои понятия о нем переменились. Обвинять его я не хотела, и вероятно он не имел намерения обмануть меня; но идея непреложной правды уже не могла в моей душе соединяться с представлениями о нем, и мне следовало бежать от его присутствия: это понимала я хорошо. вспышка страсти, вероятно теперь совсем угасшей, и он более не имеет во мне нужды. Мне надобно избегать даже случайных встречь с его особой, потому-что мой вид должен быть для него ненавистен. О, как ослеплены были мои глаза, и как легкомысленно было мое поведение!

Глаза мои закрылись сами-собою, темнота обступила меня со всех сторон, и размышление мое облеклось в самые мрачные формы. Предоставленная самой-себе, утомленная и обезсиленная, я, казалось, была брошена на изсохшее русло большой реки: шумный поток прорывался из отдаленных гор, готовый затопить меня; но у меня не было ни сил, ни охоты двинуться с места. Я лежала в полузабытьи, в томительном ожидании смерти. Одна только идея, с некоторою ясностью, представилась моей душе - идея о Боге. Уже давно, повидимому, я утратила способность обращаться к Нему с своими мыслями и чувствами; но теперь все образы моего воображения смутно группировались около молитвы:

-- "Не удаляйся от меня, Господь мой и Бог мой, ибо смятение овладело душою моею, и нет мне ни спасения, ни помощи от людей!"

Но мои руки не простирались к небу, колени не сгибались, уста безмолвствовали, и молитва не была произнесена. Опять водворилось в моей душе сознание погибшей жизни, погибшей любви, исчезнувших надежд и желаний!..

Читательница! кто бы ты ни была, дай Бог, чтоб никогда не приходилось тебе испытывать этой ужасной муки, которую выстрадала я в это роковое утро!