| Автор: | Смоллетт Т. Д., год: 1748 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава V. (старая орфография)
V.
На возвратном пути дядя но сказал ни одного слова, и только громко насвистывал песню: "за чем ссориться из-за богатства etc." Лоб его все время был сердито нахмурен. Наконец он зашагал до того скоро, что я значительно отстал; подождав меня, он подал мне руку, закричав: - чорт тебя возьми, не останавливаться же мне для тебя, всякую минуту, лентяй. И схватив за руку, тащил меня до тех пор, пока доброта его и разсудок не победили бешенства. Обратившись ко мне с ласкою, он сказал: - Ну, мальчуган, не печалься, - старая каналья в аду, и то утешение; - тебя же я возьму с собой в море. И как говорится в песне: легкая совесть и пара тонких брюк пройдут вселенную.
Хотя предложение его не совсем мне понравилось, но я боялся потерять единственного друга, выказав ему отвращение мое к морю; а он был на столько моряк, что и воображать но мог о моем отказе. А потому он и не почел за нужное требовать моего согласия. Но по совету школьного дядьки, этот проект был оставлен. Дядька уверил дядю, что грешно губить мой талант, который, развившись образованием, доставит мне хороший кусок хлеба и на суше. Согласясь с этим, великодушный моряк решился (хотя это ему было и трудно) дать мне университетское образование. Вскоре мы отправились в ближний город, славившийся своими учебными заведениями.
Но до моего отправления, учитель, которому уже нечего было бояться деда, без зазрения совести принялся ругать меня, называя негодяем, развратником, глупым и нищим, учившимся у него из милости. Не удовольствовавшись этим, он поносил память деда, доказывая, что душа старика будет проклята, за то что он не платил за мое учение. Это зверское обхождение и воспоминание о прежних обидах навели меня на мысль, что давно пора отомстить дерзкому педагогу. Посоветовавшись с товарищами, и видя их готовыми поддержать меня, я остановился на следующем плане: накануне моего отъезда я решился воспользоваться уходом дядьки и заперев за ним двери на замок, чтобы помешать ему прийти на помощь своему начальнику, - сделать нападение на учителя. Начало атаки должен был сделать я, подойти к нему и плюнуть ему в лицо. Двое сильнейших и преданнейших мне мальчиков должны были помочь мне стащить учителя к скамье, на которой разложить его и высечь его же розгами. В случае же, ежели мы сами не могли бы справиться, другие должны были поспешить на помощь. Один из моих главных помощников, по имени Еремий Гауки, был сын и наследник богатого соседняго помещика. Другого звали Гуг Страп, это был младший член фамилии, с незапамятных времен снабжавший весь околоток сапожниками. Гауки быль многим обязан мне: однажды я спас его в то время, как он уже тонул в реке; потом не раз вырывал его из когтей противников, которых раздражала его непомерная заносчивость; часто также, исполняя за него заданные уроки, я избавлял его от жестокого наказания. После этого нет ничего удивительного, что он готов был идти за мной в огонь и в воду. Привязанность Страпа происходила из другого источника. Однажды он оказал мне такую же услугу, какую я оказал Гауки, и не раз, прикрывая собой мои проказы, подвергался за меня наказанию. Оба они намеревались оставить училище в одно время со мною. Первому отец приказывал воротиться домой; а второго отдавали в учение цирульнику в ближайшем городе.
Между тем дядя, услыхав, как обходился со мной учитель, поклялся отмстить ему. - Это побудило меня сообщить дяде наш план, он слушал его и, в знак удовольствия, то и дело выплевывал слюну, смешанную с табаком. Наконец, поднявшись и подергивая штаны, он вскричал:
-- Нет, твой план но годится; - хоть я согласен, что это очень смелая штука; но послушай! - положим, что она и удастся вам, так неужели ты думаешь, что неприятель не будет тебя преследовать. Как же! Верь мне, что он поднимет на ноги весь околоток. Нет! Рори, - у тебя больше парусов, чем балласта. Положись лучше на меня, я ему покажу, где раки зимуют! Только бы твои товарищи не выдали, а то увидишь... я съиграю с ним морскую штуку - я его подтяну к лафету и выглажу шестихвостною кошечкою. Мы ему влепим дюжины две и оставим мечтать о суете мира сего.
Приобретение подобного союзника много льстило нашему самолюбию. Дядя с необыкновенною ловкостию и быстротою приготовил орудие мести; отправил наши вещи накануне казни и велел лошадям быть готовым тотчас же по окончании нашего подвига.
Наконец, в назначенный час, пользуясь отсутствием дядьки, наш союзник вбежал в комнату учителя и, заперев предварительно дверь, схватил педанта за шиворот. Учитель принялся кричать голосом стентора: "воры, разбой." Я хотя и дрожал как осиновый лист, но помня, что время дорого, стал звать на помощь заговорщиков. Страп тотчас же явился и видя, что я вскочил на спину учителя, схватил его за ногу. Общими усилиями страшный враг наш был повален. Гауки, сперва неподвижный от страха, видя нашу победу, приветствовал ее громким "ура!"; к нему присоединились и остальные школьники. Эти крики встревожили дядьку. Он, видя что двери заперты, то стращая, то прося, умолял впустить ого. Дядя приказал ему вооружиться терпением, обещая скоро впустить его и прибавил, что, ежели он вдумает пошевелиться, то его начальнику достанется еще больше. Между тем мы притащили преступника к столбу, к которому Бовлинг, раздев и скрутив ему руки, привязал его. В таком положении стоял он, на потеху ребятишек, прыгавших и плясавших в восторге от небывалого зрелища. Тогда впустили дядьку и дядя обратился к нему с следующею речью:
увидев ее, бедный дядька стал протестовать против насилия и обвинять меня в предательстве и неблагодарности. Но Бовлинг уверял его, что сопротивление напрасно и что ему не будет сделано никого оскорбления; а вяжет же он его для того, чтобы отнять у него возможность призвать на помощь соседей. И так дядьку привязали к скамье, с которой он мог быть зрителем наказания своего начальника. Дядя, упрекнув сначала учителя за его варварство, сообщил ему свое намерение: подвергнуть его, для блага его же души, небольшому наказанию, и затем принялся за дело с старанием и жестокостию. Педант ревел как бешеный бык, вертелся, проклинал и богохульствовал, как сумасшедший. Удовольствовавшись наказанием, лейтенант оставил его, с следующими словами:
Окончив эту церемонию, дядя пригласил всех в ближайшую пивную лавочку, чтобы выпить за счастливый мой отъезд. Дядя приглашал и дядьку, но тот с презрением отказался.
-- Ладно, хорошо! старый ворчун, говорил дядя, пожимая ему руку, ты честный малый, и ежели мне случится когда-нибудь командовать кораблем, то ты будешь нашим школьным учителем, Сказав это, он распустил мальчиков и запер двери, предоставив двум нашим наставникам утешать друг друга. Мы же отправились вперед в сопровождении многочисленной толпы, которую я угостил по обещанию дяди.
Здесь разстались мы со слезами и следующую ночь провели уже в гостиннице, находившейся в десяти верстах от города, который должен был с этих пор сделаться моим местопребыванием. Туда мы приехали на другой день. Я поселился у аптекаря, женатого на дальней родственнице моей матери; тут дядя имел и столь. Вообще я не мог жаловаться на помещение. Через несколько дней дядя, заплатив за меня вперед, возвратился на корабль.