Родерик Рендон.
Глава X.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Смоллетт Т. Д., год: 1748
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава X. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

X.

Мы с Страпом уже собирались идти, когда увидели на дороге шумную толпу, приближавшуюся к нам. Скоро мы разглядели среди её человека, верхом на лошади, со связанными назад руками, и тотчас узнали в нем Райфля. Лошадь его была гораздо хуже лошадей гнавшихся за ним слуг, и он был скоро настигнут. Промахнувшись из обоих пистолетов, он был стащен с лошади и связан почти без сопротивления. Его вели среди торжествующей толпы, к живущему по близости мирному судье и остановились у постоялого двора, чтобы утолить жажду.

Райфля сняли с лошади и поместили на дворе, среди собравшихся поселян, вооруженных вилами. К моему удивлению, этот человек, так еще недавно внушавший нам столько страха, вызывал всеобщее презрение упадком духа и отчаянием.

Мой товарищ, видя его в таком положения, до того расхрабрился, что, держа кулак у него под носом, объявил, что он готов за гинею подраться с пленником, на кулаках или палках, и начал уже снимать сюртук. Но я остановил его, дав ему понять, что разбойник теперь в руках правосудия, которое отмстит ему за всех.

Но неприятным следствием нашего любопытства было то, что нас задержали, как свидетелей против преступника.

Делать было нечего, надо было покориться. Мы присоединились к толпе, по счастию шедшей тою же дорогой, по которой нам следовало идти.

Уже вечерело, когда мы подошли к месту нашего назначения, и так как судья гостил у соседняго джентльмена, где он решился ночевать, то Райфля заперли в пустой чулан в третьем этаже, в полной уверенности, что уйти ему нет возможности. Но случилось противное. Когда, на другое утро, вошли в чулан, то оказалось, что птичка улетела.

Он выбрался им окна на крышу, оттуда на соседний дом, где в слуховое окно пробрался на чердак, и выждав там до тех пор, пока все уснули, сошел вниз и вышел на улицу из наружных дверей, найденных на другое утро отворенными.

Это происшествие опечалило схвативших его. Их надежда на награду рушилась. Я же остался очень доволен возможностью продолжать путь без замедления. Чтобы вознаградить потерянное время, мы прошли в этот день очень большое пространство и достигли города, отстоящого на 20 в. от места нашего ночлега. Здесь, остановившись в постоялом дворе, я до того почувствовал себя утомленным, что, отчаиваясь дойти пешком до Лондона, я послал Страпа узнать, нет ли каких-нибудь обратных телег или лошадей, отправляющихся в Лондон на другой день. Ему сообщили, что две ночи тому назад ночевал тут фургон, отправляющийся из Ньюкастля в Лондон и что его легко нагнать завтра или после завтра.

Известие это нас обрадовало и, поужинав бараниной, мы отправились в указанную нам комнату. В ней было две кровати, одну заняли мы, а другая была назначена господину, еще пившему внизу. Мы были очень рады и такому помещению, потому что в трактире все комнаты были заняты, и улеглись спать, спрятав наш багаж под головную подушку. В два часа меня разбудил необыкновенный шум в моей комнате. Проснувшись, я разслушал, что кто-то кричал громким голосом; "Проткни его шпагою, а я уж раскрою другому голову."

Услышав эти восклицания, Страп вскочил с постели и, бросившись бежать, наткнулся в темноте на кого-то и принялся кричать во все горло: "пожар! бьют! режут!" Крик его переполошил весь дом и в минуту наша комната наполнилась полунагими посетителями. Но как только внесли свечи, то мы увидели, что причиною всей тревоги был спавший с нами господин.

Он лежал на полу полунагой, почесывая себе голову и чрезвычайно удивленный собранием стольких гостей в его спальне в таких костюмах.

Оказалось, что этому джентльмену, набирающему рекрутов для армии, приснилось, что двое из вчера завербованных рекрутов взбунтовались и угрожали смертию ему и бывшему с ним барабанщику, и что их-то он собирался убить во сне.

Как только разсеялись опасения слушателей, то всем бросилась в глаза костюмировка присутствующих. Более всех обратила на себя внимание наша хозяйка в рубашке и широких кожаных штанах, надетых задом наперед; муж же её в попыхах накинул на плеча её юбки: один был в байковом одеяле, другой в простыне; а упомянутый барабанщик, отдав с вечера в мытье свою единственную рубашку, явился голый, опоясавшись только подушкой.

Посмеявшись досыта, все разошлись по своим комнатам. Мы спокойно проспали до утра, и, на другой день, позавтракав и расплатившись за все, пошли быстрее обыкновенного, в надежде нагнать фургон; но на этот раз обманулись в ожиданиях. К вечеру мы вошли в небольшую деревню и, отыскав харчевню, решились в ней переночевать. Хозяин заведения, почтенный седой старичок, вставь из-за стола, стоящого в чистенькой кухне перед очагом, приветствовал нас словами: - "Salvelo puori, ingredimmi". Я с удовольствием увидел, что хозяин знакомь с классиками, и, желая подделаться к нему, ответил ему на том же языке: "Disolve frigos, ligna supor foco - large rеponеns". Не успел я окончить моей речи, как старик подбежал ко мне и стал жать руку: "Fili mi dilelessime! onde venos? а superis - ne fallor.

Sabina, о Fhaliarche merum diola. Пресловутый quadrillion! был отличный эль его собственного приготовления, которого, как он говорил, у него всегда хранится четырохгодовалая амфора.

Мы поняли из его разговора, перемешанного латинскими цитатами, что он прежде был школьным учителем. Но так как доход его был очень незначителен, то он принужден был заняться угощением путешественников и тем сводить концы с концами. Теперь я счастливейший смертный во владениях Его Величества, - говорил он нам, - жена моя покоится вечным сном. Дочь выходит замуж. Самое же большое наслаждение мне доставляют два предмета, при этом он указал на бутылку и на большое издание Горация, лежавшого на столе. Правда, я стар, - ну так что же? Тем более следует мне наслаждаться в короткий срок времени, оставшийся мне жить, как говорит любезный Флакк.

Он очень любопытствовал узнать наши обстоятельства и мы без всякого опасения сообщили ему свои намерения. Он подал нам множество советов и предупреждал нас о подлости людей. Дочери же своей велел приготовить нам к ужину курицу, решившись, как он говорил, угостить себя и своих приятелей peimillcus hivis coelora. Пока готовился ужин, хозяин рассказал нам собственную свою жизнь, а потом поужинав плотно и выпив достаточное количество его quadrimum, мы пошли спать, не смотря на сопротивление хозяина, не желавшого разстаться с дорогими гостями. Он нас уверил, что мы завтра наверно догоним фургон и найден там только четыре места занятыми.

На другой день утром, позавтракав с хозяином и его дочькою пуддингом и элем, я потребовал счет.

-- Бидди вам подаст его, господа, - отвечал трактирщик, - я не мешаюсь в эти дела. Деньги не должны занимать человека, живущого по советам Горация. В это время Бидди сосчитав на висящей в углу доске, подала нам счет в 8 шилл. 7 пенс.

-- Нет, батюшка, ошибки нет. Я свое дело знаю, - отвечала девушка. Меня взбесила эта уверенность и я потребовал подробный счет. Тогда старик написал мне следующее:

За хлеб и пиво - Шилл. 6 Пен.

-- курицу и сосиски 2 6

-- четыре бутылки quadrimum. 2 --

-- завтрак 1 --

Итого. 8 Шилл. 7 Пен.

Так как наш хозяин не походил на обыкновенного трактирщика, да и вчерашнее его обращение внушило мне некоторое уважение, то я не имел духа выругать его, как следовало, а ограничился замечанием, что верно Гораций не учил его быть грабителем. На это он мне ответил, что я молокосос, не знакомый с светом; а иначе я бы не назвал грабителем человека, живущого так, чтобы быть contentas parvo и старающого отвратить importuna paupentatem. Товарищ же мой не мог успокоиться, крича, что больше одной трети этой суммы он ему не заплатит. В это время дочь трактирщика вышла; я понял её намерения и поспешил расплатиться, - и хорошо сделал, потому что тут же в комнату вошли два здоровых поселянина, под предлогом закусить; а на самом деле, чтобы силою заставить нас покончить спор. Перед уходом Страп подошел к трактирщику и улыбаясь сказал с значительным выражением: Semper evrus egit, а тот с злобною улыбкою ответил: Animum rege,nisi paret, imperat.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница