| Автор: | Смоллетт Т. Д., год: 1748 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава XV. (старая орфография)
XV.
На возвратном пути, Страп, молчавший долгое время, с ужасным вздохом заметил, что славного убил он бобра. Не получая от меня ответа, он продолжал:
-- Унеси нас Господь из этого города; не успели мы побывать в нем и сорока восьми часов, как уже подверглись сорока восьми тысячам неприятностей. Нас осмеяли, были облиты чорт знает чем и наконец рассорились совершенно; остается только оставить тут свои шкуры, да и за этим дело не станет. Деньги же мы потеряли по своей глупости. Правду говорить Соломон: толки дурака хоть в ступке, а все-таки умным не сделаешь.
Будучи не в духе и сердясь на него за отказ в шиллинге, я вдруг обратился к нему и с сердцем спросил: кого он называет дураком? Страп смутился, повторил нескольких раз: - дурак, - и оправившись прибавил: - конечно себя, сующагося в чужое дело.
Молча приблизились мы к своей квартире. Я бросился в отчаянии на кровать, и решился лучше погибнуть, чем просить денег у моего товарища или у кого нибудь другого. Но Страп, который знал меня хорошо, сердце которого обливалось кровью при виде моего горя, - чрез несколько времени подошел к кровати, положил мне в руку кожаный кошелек и со слезами сказал: "Вот все, что я имею; может быть мне удастся еще заработать для тебя, прежде чем ты истратишь это. Ежели же мне не удастся, стану просить милостину, стану воровать для тебя. С тобою я я готов на край света и умереть с голоду. Хотя я и сын бедного сапожника, но не безчувственное животное." Этот поступок так меня тронул, что я не мог удержаться от слез и, бросившись другу на шею, зарыдал как ребенок.
В кошельке были две полу-гинеи и полукрона. Сначала я не хотел их принять, говоря, что он лучше съумеет ими распорядиться; но Страп настоял на своем, ответив, что мне, как джентльмену, неприлично быть у него под контролем.
Окончив этот спорь и успокоившись, мы рассказали хозяину о нашем несчастии, скрыв, конечно, крайность нашего положения. Выслушав нас, он объяснил нам, что мы попались в руки мошенников, и что наш ласковый и честный приятель только и занимается тем, что заманивает неопытных юношей в вертепы, где у него всегда есть сообщники, помогающие ему очищать карманы жертв.
Потом хозяин, желая знать, как нас принял мистер Кринжер, начал распрашивать о подробностях свидания. Узнав же о нашей неудаче, он покачал головою и сказал, что с членом парламента, а следовательно, и с его прислугой, ничего не сделаешь без взятки. Поэтому он советовал нам в следующий раз дать лакею шиллинг. На другое утро, едва только отворилась дверь мистера Кринжера, я всунул лакею в руку шиллинг, сказав ему, что у меня есть письмо к его господину.
Щедрость моя тотчас же принесла хорошие плоды, лакей взял мое письмо, попросив меня подождать ответа в передней. Тут я стоял, по крайней мере, три четверти часа.
его у себя за обедом, потом, оборотившись ко мне, спросил, что мне надо, и, узнав, что я привез ему письмо от Краба, притворился, что не помнит моего имени. Я ему сказал, что меня зовут Рендом.
-- Да! да! Рендом, теперь я припоминаю; сказал мистер Кринжер, что, впрочем, было не трудно для него, потому что он часто ездил за каретою моего деда. "Да, продолжал он, так вы желаете попасть на военный корабль помощником врача?" Я отвечал поклоном. "Но это довольно трудно, заметил он, целый рой шотландских хирургов наводнил морской департамент просьбами на первую вакансию. Но, вероятно, скоро какой нибудь корабль будет назначен в экспедицию и тогда увидим." С этими словами он оставил меня оскорбленного, разницею в приеме, оказанном Гауки и мне, этим гордым и низким выскочкою, который, но моему соображению, должен бы был обрадоваться случаю отблагодарить, в лице моем, за оказанные ему нашим семейством благодеяния.
Возвратясь домой, я был приятно удивлен, узнав, что Страп, по рекомендации своего приятеля, школьного учителя, получил место у парикмахера, с платою по пяти шиллингов в неделю с полным содержанием.
Что касается до меня, то я продолжал являться каждый день в передней мистера Кринжера. Так прошли две недели. Я познакомился с одним молодым соотечественником, который хотя также являлся к мистеру Кринжеру, но был принимаем лучше моего. Его допускали в теплый зал, назначенный для порядочных посетителей, между тем как я должен был ждать на холоде в передней. Однажды, во время разговора с моим патроном, вошел незнакомый мне человек. Увидев его, мистер Кринжер раскланялся очень низко и, схватив за руку, стал распрашивать о здоровьи г-жи Стэтан и дочерей её. Пошептавшись несколько времени, он представил меня незнакомцу, как особе, на которой я должен вперед основывать все мои надежды. За тем, проводив меня до дверей, он объявил, что мне не зачем более являться к нему, так как мистер Стэтан позаботится обо мне. В это время один из подобных мне просителей, проходя мимо, услышал наш разговор и, догнав меня на улице, очень учтиво заговорил со мною. Он был в красивом голубом кафтане с золотыми пуговицами, шолковом зеленом жилете, черных бархатных брюках, белых шелковых чулках, серебряных пряжках, обшитой галуном шляпе, при шпаге с серебрянным зфесом и с красивою палкою в руках. "Я вижу", сказали он, "что вы недавно из Шотландии. Скажите, пожалуйста, какое у вас дело к Кринжеру? Вероятно, это не секрет, и я могу дать вам полезный советь. Я сам был помощником врача на семидесяти пушечном корабле и знаю людей?"
Я сейчас же описал ему мое положение.
"С год тому назад я сам был в таких обстоятельствах, ждал выполнения обещаний Кринжера до того, что совершенно истратился, а написав домой просьбу о высылке денег, получил, вместо их, одни упреки и названия лентяя и развратника. Наконец, я принужден быль заложить некоторые вещи и, собрав таким образом небольшую сумму денег, подкупил секретаря, и скоро получил место. Я поступил на корабль и пробыл на нем 9 месяцев, т. е. до возвращения его из экспедиции. Родственники мои, примирившись со мною, просили меня оказывать всевозможное уважение мистеру Кринжеру, писавшему им, что только его рекомендация доставила мне это назначение. И потому, хотя я и считаю Кринжера подлецом, но являюсь к нему, как вы могли заметить, ежедневно." В заключение своего рассказа, новый знакомец мой спросил меня: - был ли я в совете врачей. Я отвечал, что я не думал, чтоб это было необходимо. "Как по необходимо, - вскричал он, о, я вижу, что вас многому надо учить. Пойдемте со мною и я вам разскажу в чем дело." С этими словами он завел меня в пивную лавку, потребовал пива, хлеба и сыру, которыми мы и позавтракали. Тут он сообщил мне, что надо: во первых идти в морской департамент и подать прошение о выдаче мне ордера в медицинский совет о допущении меня к экзамену; - а во вторых, отъэкзаменовавшись, получить свидетельство, которое я должен представить запечатанным секретарю того же морского департамента, секретарь-же прочтет его в моем присутствии и тогда уже мне следует употребить все усилия достать себе место.
фрегате и шлюпе.} должны были по его словам, простираться до тридцати шиллингов, не считая подарка секретарю в три с половиною фунта. Это исчисление было громовым ударом для меня, обладавшого только двенадцатью шиллингами. Я объявил моему новому знакомому о жалком состоянии моих финансов; но он стал утешать меня, советовал не отчаиваться, обещая мне свою дружбу и свое покровительство, и говоря, что теперь он сам нуждается; но что завтра или через день он должен получить значительную сумму, из которой уделит мне необходимое для меня.
Это чистосердечное участие до того меня обрадовало, что я, вынув кошелек, предложил ему взять, хоть немного, на первый случай. После долгого принуждения, он взял пять шиллингов, говоря, что ему стоит сходить только в Сити, и он достанет денег, сколько ему угодно. Он обещал вместе со мною отправиться туда и дать мне средства действовать, не прибегая к покровительству этой низкой твари Кринжера или паршивого портного, которому этот последний рекомендовал меня.
-- Как, разве мистер Стэтан портной? вскричал я.
-- Ни больше, ни меньше, уверяю вас, отвечал мой приятель. Но, признаюсь, этот человек способен помочь вам более, чем член парламента: только съумейте занять его рассказами о политики и сплетнями, и он поверит вам в долг платья, на сколько хотите. Поведение Кринжера до того разсердило меня, что я решился никогда более к нему не являться. Долго еще мы разсуждали; наконец мой новый знакомый, назначив мне свидание здесь же на другой день, ушел. Я отправился тотчас же к Страпу, чтобы рассказать ему о всем происходившем. Но он, упрекнув меня в необдуманности и готовности давать деньги всякому встречному после всех проделок, бывших с нами, прибавил: "но ежели правда то, что он шотландец, то деньги не пропадут."