| Автор: | Смоллетт Т. Д., год: 1748 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава XIX. (старая орфография)
XIX.
На другой день, во время моей работы, в аптеку вошла хорошо одетая, бойкая девушка, под предлогом взять понадобившуюся ей стклянку; в самом же деле чтобы посмотреть на меня. Осмотрев маня украдкою, она вышла с выражением презрения на губах. Я легко угадал её мысли и решился отвечать ей невниманием. За обедом, служанки, с которыми я обедал, сообщили мне; что это единственная дочь моего хозяина, богатая невеста, в следствие чего за нею многие ухаживают. Два раза она уже была помолвлена, но свадьба расходилась, благодаря скупости отца, не желавшого пожертвовать шиллингом на свадьбу. - За то, говорили слуги, дочь на него очень сердится и обходится с ним не с должным уважением. Особенно она ненавидит его соотечественников, в чем, впрочем, подражает матери. Из этих и других намеков я понял, что хозяин под башмаком у жены, что она женщина с сильным характером, - любящая развлечения, и смотрящая на дочь, как на соперницу.
Кроме этих сведений я и сам скоро сделал множество открытий. Многозначащия улыбки М. Лавмана за спиною жены доказывали, что и он не очень доволен своею участью; а поведение его при капитане, квартировавшем у них, ясно выражало его ревность. На меня все смотрели как на слугу и в продолжении пяти дней я не слыхал ни одного слова ни от матери, ни от дочери. Последняя (как мне сказала служанка) выразила даже за столом удивление, что её отец нанял такого неловкого помощника. Это меня задело за живое, и в следующее воскресенье я оделся в новое мое платье, которое до того меня преобразило, что из меня вышел очень порядочный молодой человек.
Проведя большую часть дня в обществе Страпа и других знакомых, я после обеда воротился домой. Дверь мне отворила сама мисс и, не узнав меня, поклонилась мне. На её приветствие я отвечал низким поклоном и запер за собою дверь. Узнав меня, она покраснела, но не сходила с места. И так как, по узкости передней, я не мог миновать, не задев ее, то должен был остаться на месте, при чем краснел и потупил глаза в землю. Наконец, она опомнилась, побежала прочь и, смеясь, сказала: "животное!" - С этого дня она забегала в аптеку под различными предлогом раз по пятидесяти. Я ясно видел, что она переменила мнение обо мне и уже смотрела на меня как на человека, достойного её внимания.
Но гнев и гордость сделали меня нечувствительным к её прелестям и, не смотря на её старания, я оставался совершенно хладнокровным. Это невнимание скоро уничтожило её благосклонность и, видя себя отвергнутою, она затаила в сердце злобу на меня. Это чувство проявлялось в ней при всяком удобном случае, то в наговорах на меня отцу, то в приказаниях, унижавших мое самолюбие.
Так, однажды, она приказала мне вычистить сюртук её отца и, при моем отказе, мы посчитались словами. Эта сцена кончилась слезами и криком, на которые прибежала мать, вступившаяся за меня. Этим я был более обязан её желанию оскорбить дочь, чем справедливости. Во время ссоры дочь с колкостию заметила, что в глазах некоторых она всегда виновата; на что, конечно, есть причины, которые хотя она и знает, но презирает их.
Эти намеки заставили меня обратить внимание на поведение моей хозяйки и скоро я заметил, что она ревнует дочь к капитану О'Донеллю, жившему в доме. Мое же старание и знание дела расположили ко мне моего хозяина, и он часто говорил: "Pardi, c'estun bon garèon!"
Дела у него было очень много; но так как у него покупали большою частию свои же собраты эмигранты, то доходы его были очень невелики. Впрочем, и расходы на материал соответствовали приходу. Не раз удивлялся я его способности составлять лекарство по рецепту, не имея в аптеке не одного из входящих туда средств. Он, без зазрения совести, обращал устричные раковины в раковые жерновки; простое деревянное масло в миндальное; сахарный сироп в бальзамический; скапидарь в копайский бальзам и т. д.
Mr. Лавман уже несколько раз порывался ввести у себя за столом растительную диэту и, для этого, часто говорил похвальное слово кореньям и зелени, нападая на мясо. Но все старания не могли привлечь на его сторону даже жены его. Эта дама вообще очень мало обращала внимание на увещания мужа. Будучи весьма пылкого темперамента, она часто решительно не думала о том, что делала, так что, однажды приказав мне нанять извощика, уехала с капитаном в Ковент-Гарден, - муж её в это время не быль дома. Дочь, пришедши из гостей, поужинала и легла, по обыкновению, спать в урочный час. Часу в двенадцатом воротился домой хозяин, спрашивая, спит ли жена. Я ему рассказал - что она уехала вскоре после обеда и еще не вернулась. Это подействовало на него как ударь грома и он, отскочив назад, вскричал: "mort de ma vie! Что ты мне говоришь? - жены нет дома!" В это время пришли от больного с рецептом. Взяв его, он сам стал составлять лекарство, распрашивая меня как, когда и с кем она уехала. Услыхав, что с капитаном, он одним ударом раздробил в куски ступку и скрежеща зубами, закричал: "Ah Irailresse!"
Я готов был разразиться смехом, когда стук в наружную дверь спас меня. Отворив ее, я впустил хозяйку, которая тотчас-же обратилась к мужу с словами: "Ты уже верно воображала, друг мой, что я пропала, - капитан О'Донелль был так добра, что свез меня в театр."
-- В театр! - а так ты была в театре, - вскричал муж. - Я думаю, славный был спектакль.
-- Господи! чтоже такое случилось? - спросила она.
-- Что случилось, - а вот что, ты просто дрянь; - я тебе покажу, как наставлять мне рога! Pardieu! Этот капитан О'Донелль не больше ни меньше, как...
В, это время капитан, расплачивавшийся у дверей с извощиком, вошел в комнату и с грозным видом спросила,: "Кто я такой?"
М-r. Лавман тотчас же переменила, тон и с улыбкой сказала,: "О! Serviteur! Monsieur te capitaine, vous ôtes un galant homme. - Ma femme est fort obligée" И, оборотившись ко мне, проворчал: "et diablement obligeante sans doute."
"
Эти слова совершенно успокоили аптекаря и он со всею французскою любезностию, стал уверять капитана в своей благодарности за честь, оказанную жене. После такого миролюбивого окончания этого происшествия, все улеглись спать. На другой день я, занимаясь в аптеке, чрез открытую дверь, увидел разговаривающих в гостиной дочь аптекаря и капитана. На лице мисс выражались досада и презрение, но капитан скоро нашел средство уничтожить их и заключил мировую поцелуем. Это дало мне понятие о причине ссоры. Но, не смотря на всю мою бдительность, я не мог открыть между ними никакой преступной связи. Между тем мне показалось, что я сделал победу над одной из служанок, и, однажды ночью, желая воспользоваться отсутствием девушки, спавшей вместе с нею и уехавшей еще с вечера в Ричмонд к родственникам, я отправился в её комнату. Подошедши к дверям, я, к величайшей радости, нашел их отпертыми и прокрался к кровати. Но, представьте мое бешенство - я нашел ее крепко спящею в объятиях капитанского слуги! Я уже готов был наделать тысячу глупостей, но шум грызущей где-то крысы испугал меня и я отправился в обратный путь.
По разсеянию ли моему, или уже это было предопределение судьбы, но, сходя вниз, я, вместо того, чтобы повернуть налево в свою комнату, вошел в дверь направо, т. е. в комнату дочери хозяина. И тогда только опомнился, когда наткнулся на кровать.
Этот намек дал мне понять, кого она ждала; но я не смутился и подошел ближе.
Но меня утешала мысль о легком мщении и о том, что репутация её была в моих руках. Она мне объявила, что пора уже подумать о спасении её чести браком, так как она уже скоро не в состоянии будет скрывать следствия их связи. В это время меня испугал шум в моей комнате; я бросился туда и заметил силует мужчины, крадущагося вон. Став в стороне, я пропустил его и видел, как он сбежал вниз. Легко было догадаться, что это был капитан, заспавшийся и опоздавший на свидание. Найдя дверь мою отпертою он пошел в мою комнату и, испуганный падением опрокинутого им стула, убрался в свою комнату, отложив свидание до будущого времени. Теперь я уже не думал возвращаться в комнату мисс, и замкнув свою дверь, заснул, поздравляя себя с неожиданным счастием. На другой день жалобы капитана на свое несчастие и извинения за произведенный им шум открыли глаза моей молодой хозяйке. Легко представить себе их обоюдное огорчение. Ее очень безпокоила откровенность, с которою она высказалась мне о своем положении и страх моего мщения, за слишком резкия её выражения обо мне. Он же бесился от ревности, воображая, что её горесть поддельная и что я был у нея с её согласия. В этот же день, она, застав меня одного в аптеке, устремила на меня глаза, полные слез, и начала вздыхать самым трогательным образом. Но я, помня данные мне ночью эпитеты и понимая, что прием, мне сделанный, был назначен другому, не обращал на нее внимания и она ушла, оскорбленная моим презрением. Однако с этого времени она стала обходиться со мною гораздо лучше, понимая, что я легко могу погубить ее. Жизнь моя сделалась привольнее, но я никак не мог решиться повторить моего ночного визита.