Родерик Рендон.
Глава ХХIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава ХХIII. (старая орфография)

ХХIII.

Разсказ моей собеседницы был прерван стуком в дверь, которая, отворившись, пропустила троих людей зверского вида. Один из них, именно полицейский пристав, обратился к Мисс Виллиам с следующими словами:

"Ваш покорный слуга, сударыня - не угодно ли вам будет пожаловать со мною - у меня есть приказание арестовать вас." Тут подчиненные пристава окружили пленницу и начали грубо обращаться с него. Видя это, я пришел в такое негодование, что схватил кочергу и непременно пустил бы ее в дело, еслибы арестованная не упросила меня не прибегать к насилию, без пользы для нея, а к моему вреду. Её спокойствие удивило меня. Обратившись к приставу, она попросила взглянуть на арестный лист и, прочитать его, сказала: "я не та особа, которая поименована здесь; впрочем, арестуй меня, только не пеняй после, на себя." "Хорошо, хорошо сударыня, отвечал он: мы докажем после, что вы и здесь поименованная особа одно и тоже лицо; а пока решайте куда вас вести: в мой ли дом {В Англии пристава имеют право держать арестованных за долги, получая за содержание плату от заключенных.} или в тюрьму?" - "Ежели заключение необходимо, заметила она, то, конечно, я лучше соглашусь быть у вас на квартире, чем в общей тюрьме." - "Что дело, то дело и если, у вас есть деньги, то вы будете жить как принцесса."

Но узнав, что у ней нет ни копейки, пристав клялся, что в долг он но поверить никому и приказал своему помощнику привесть экипаж, чтобы отвезти пленницу прямо в тюрьму.

Пока мы ожидали экипажа, она, отведя меня в сторону, просила не безпокоиться о ней, говоря, что знает как выпутаться из этих неприятностей и даже надеется приобрести кое что. Хотя её слова были для меня загадкою, но я был очень доволен её. уверенностью и предложил проводить ее, на что она, хотя неохотно, согласилась. По приезде в тюрьму, наш проводник слез с экипажа и, потребовав дозволения войти, вручил арестный лист тюремщику. Этот, увидев в нем имя Елизаветы Кари, закричал, смеясь: "А! старая знакомая, Петт! От всего сердца рад тебя видеть." С этими словами он отворил дворцы кареты и помог ей выйти. Но, увидев её лице, отскочил назад с удивлением. "Это кто такой? Что за дьяволщина?" Пристав, встревоженный его восклицанием проговорил с замешательством: "кому же быть? как не арестованной Елизавете Каря."

"Это Елизатета Кари! - Ну брат это столько же Елизавета Кари, как и моя бабушка. Я знаю Елизавету Кари так хорошо, как будто она дочь моя."

"Однако, возразил пристав, мне надобны еще другия доказательства."

Мы все; вошли в комнату тюремщика и потребовали бутылку вина. Моя же приятельница, написав записку к двум своим знакомым, просила меня отнести ее и просить их приехать к ней тотчас же. Эти женщины, узнав о случившемся, без всяких отговорок отправились со мною, заранее радуясь, что подденут пристава.

Вошедши в комнату, оне обняли пленницу, называя ее Нанси Вильямс, и спрашивали, давно ли ее схватили и за что? Выслушав подробности, оне изъявили потом готовность присягнуть перед мирным судьею, что она ее особа поименованная в листе. Но приставь, видя свою ошибку, сказал им, что он не будет их более тревожить. "Леди, прибавил он, вы мне позвольте предложить другую бутылку и разстанемся друзьями."

Но это предложение не совсем понравилось приятельницам; и мисс Вильямс ответила ему, что она не так глупа, чтобы довольствоваться стаканом кислого вина.

Тут ее прервал тюремщик, утверждая, что лучшого вина она и нк пробовала.

-- Пусть будет так, - продолжала она, но будь это даже лучшее шампанское, то оно все таки не вознаградит меня за вред, нанесенный моей репутации и здоровью. И если всякий пристав, из-за частной вражды, или по ошибке, - будет безнаказанно угнетать жителей, то ни одна женщина не будет находится в безопасности. Но, благодаря Бога, я живу под защитою законов, которые не допустят обидам пройти безнаказанно и я очень хорошо знаю, как получить удовлетворение.

Мистер Вультур, - так звали пристава, - видя, что ее не проведет, надулся и, облокотясь на руку, задумался, потом разразился проклятиями на нашу хозяйку, по его словам обманувшую его. Дело было отдано на суд тюремщика, который, потребовав еще бутылку, приговорил пристава заплатить за вино, за наем кареты и выдать обиженной две гинеи.

был рад, что отделался так дешево от ошибки, которая могла бы ему стоить в десятеро больше. Для нас же эта гинея пришлась очень кстати; мы были без гроша. Шесть моих рубашек и все мое платье, исключая того, что было на мне, были или заложены, или проданы для нашего существования. Негодуя на поступок нашей хозяйки, мы отыскали другую квартиру; и, перебравшись туда на другой день, решились никуда не выходить до окончания нашего лечения. Я просил ее кончить свой рассказ, и она продолжала в следующих словах:

"Сыграв эту шутку с судьею, мы решились попробовать ее и над другими, но эта жатва не долго продолжалась; я сделалась известною, и моя покровительница бросила меня. Тогда поселившись близь Чаринкроса, с платою двух гиней в неделю за квартиру, я стала публично принимать гостей, но так как мой приход не покрывал расходов, то я спустилась еще ниже. Я заключала сделки с прислужниками известных гостинниц, которые за известную долю моей добычи взялись доставлять мне занятие. В следствие этого, я почти каждый вечер была в обществе пьяных и грубых людей, подвергаясь всякого рода опасностям.

Но мои чувства еще не совсем огрубели. Я но могла преодолеть отвращения к моему образу жизни, что выражалось только на моем лице, и это до того надоело сынам разврата и безпорядков, что они обращались со мною ужасным образом, даже сбрасывали с лестницы; а приводившие меня, видя, что я не нравлюсь их патронам, редко ходили за мною, а наконец и совершенно забыли обо мне. Для поддержания себя я продавала часы, кольца, драгоценности и даже платья.

Однажды призвали меня к джентльмену, одетому в форменное платье, с ним я, роскошно поужинав и распив бутылку шампанского, легла спать. По утру, когда я проснулась, моего собеседника уже не было в комнате. Воображая, что он вышел за чем-нибудь, я ждала его около часа. Но видя, что он не является, позвонила. На звон явился слуга и, найдя дверь запертою изнутри, просил отворить ее. Тут я с удивлением заметила, что ключь был в замке. Впустив слугу, я спросила где капитан?

-- Как сударыня, разве его нет здесь? - За тем он бросился в смежный с комнатою чулан, где и нашел окно открытым. В него-то и вылез мошенник на ближнюю стену, а оттуда, соскочив на двор, ушел, оставив меня платить, не только что следовало но счету, но и за большой серебряный стакан и пивную кружку, захваченные им с собою.

выдать вора. Я уже воображала, что мера моим преступлениям переполнилась, и что мне скоро придется умереть постыдною смертию. Эта мысль до того мучила меня, что я стала забываться и воображала себя в аду. Впрочем, подобная идея могла представиться человеку и не одаренному сильным воображением, потому что Бридвелль сущая преисподняя, тут я только и видела, что бешенство, терзания совести и несчастие. Слух мой поражали стоны, проклятия и богохульство. Среди этого адского сборища я подвергалась своеволию варвара, возложившого на меня труд не по моим силам и наказывавшого меня безчеловечно за мою неспособность. Часто меня били до обморока, и потом снова продолжали бить до прихода в чувство. Заключенные обкрадывали меня. Я лишилась чепчика, чулков и башмаков. Мне не доставало даже пищи. Из знакомых никто не хотел знать меня, хозяин моей квартиры не выдавал мне одежды, под предлогом неуплаты за квартиру.

Убитая этим лишением, я пришла в отчаяние и решилась окончить жизнь и страдания. Ночью, во время сна прочих преступников, я прикрепила конец моего платья к крючку в потолке, а на другом сделав петлю, накинула ее себе на шею. Но едва я успела затянуть узел, как была схвачена двумя женщинами, не спавшими все время и подозревавшими мое намерение.

На утро все узнали о моей попытке, и я была наказана тридцатью ударами плети. Терзаемая болью, обманутою надеждою и стыдом, я как бы рехнулась и в бешенстве грызла себе руки, билась об стену головою, так что принуждены были стеречь меня. Этот припадок продолжался три дня, после того я сделалась спокойнее, но мысль о самоубийстве еще не оставляла меня, и я решилась уморить себя голодом, В это критическое время приведена была в тюрьму женщина, с которою я познакомилась еще во время моего пребывания у Горацио. Она была тогда в одинаковом со мной положении. Разсорившись с своим любовником и не находя другого, она открыла кофейню на Друралень, где угощала молодых людей вином, араком и красавицами, жившими у нея. Эта услужливая дама, не дав взятки судье, была арестована и заключена в Бридвелль. Она скоро узнала о моем несчастии и, подойдя ко мне, с участием стала меня разспрашивать. Во время нашего разговора, вошел начальник тюрьмы и объявил мне, что негодяй, по милости которого я арестована, пойман и, сознавшись в покраже, оправдал меня, в следствие чего, я имею право выйти на свободу.

Эта новость уничтожила мысль о смерти и так оживила мое лицо, что мистрисс Куплер, (так звали даму) надеясь извлечь из меня выгоду, предложила снабдить меня всем необходимым и взять к себе в дом по окончании её дела с судьями. Её условия были, - чтобы я платила ей три гинеи в неделю за содержание; а в вознаграждение себя за платья и украшения, которыми она снабдит меня, будет вычитаться из моих доходов. Хотя эти требования были очень тягостны, но отказаться от них мне, выпущенной из тюрьмы, чуть не гнилою, без друзей и денег было невозможно. Я согласилась; и по окончании её процесса (что случилось чрез несколько часов), мы отправились к ней в карете. Зная, что прежним своим поведением я отталкивала своих поклонников, теперь я употребляла все усилия победить свое отвращение, чему еще способствовала радость от перемены моих обстоятельств. Обладая хорошим голосом и порядочным образованием, я выставляла свои преимущества с таким успехом, что сделалась фавориткою посещавших нас. Но мои успехи оскорбили самолюбие мистрисс Куплер и пробудили её ревность. Она видела, что становится на втором плане, и начала распускать про меня самые неблагоприятные слухи. Все стали избегать меня и обращаться со мною с презрением. Недостаток в поклонниках повлек за собою недостаток в средствах уплатить моей хозяйке. Она, с намерением открыв мне кредит, на одинадцать фунтов под росписку, потребовала уплаты и арестовала меня за долг.

В ту минуту, как приставь готов уже был взять меня, в комнату вошел морской лейтенант и, видя мое горе, сталь распрашивать о моем несчастии. Узнав все подробности, он вытащил кошелек, заплатил мой долг, разделался с приставом и, сказав мне, что я зашла не в надлежащий порт, советовал искать приличной гавани и лечь в док. - Речь свою он заключил, подарив мне пять гиней. Это великодушие так меня тронуло, что я долго не могла благодарить его. Наконец, оправившись, я просила его сделать мне еще благодеяние: пойти со мною в гостинницу и дать мне случай рассказать ему мое несчастие и оправдать себя в ложных обвинениях. Там я с таким жаром защищалась, что с этой минуты он привязался ко мне и мы жили вместе до его отплытия в море, где он и погиб во время бури.

прелестниц посоветовала нанять квартиру в незнакомой части города, выдать себя за богатую наследницу. Действуя так, я имела шанс поддеть себе мужа, который или бы был в состоянии содержать меня, или бы защитил бы меня от тюрьмы, приняв на себя мои долги.

искать приличное помещение и наняла квартиру в Парк-стрите, куда я переехала в карете, нагруженной её и моим имуществом. Первый мой выход был в голубом, обшитом серебром костюме; моя же служанка так хорошо распорядилась, что чрез два дня весь околодок знал, что я богатая девушка, приехавшая из провинции. Это известие быстро окружило меня толпою молодых людей: но скоро я увидела, что она также бедны, как и я, и что они слетелись на мое мнимое богатство, как вороны на падаль. Я поддерживала свою репутацию, в надежде найти человека по нашему разсчету, и наконец нашли совершенно соответствующого своему желанию. Я повела дело с таким успехом, что вскоре был назначен день нашей свадьбы. Между тем будущий муж мой просил позволения представить мне своего искренняго приятеля. Не имея возможности отказать ему в этом, я согласились и, к моему ужасу и удивлению, на другой день узнала в этом друге, бывшого моего возлюбленного Горацио. Увидев меня, он побледнел; но имел довольно присутствия духа, чтобы подойти и раскланяться со мною, при чем шепнул мне, чтобы я не боялась, и что он не намерен обличать меня. Не смотря на это убеждение, я не могла оставаться спокойною и, объяснив все дело моей приятельнице, решила вместе с нею, что нам пора убираться. Так, как мы задолжали не только хозяйке дома, но и всем торговцам в соседстве, то наше бегство совершилось тайно.

Скоро после этого я познакомилась с тобой; я знала, что у тебя ничего нет, но я надеялась свалить на тебя бремя моих настоящих и будущих долгов. Провидение, однако, спасло тебя от моих козней.

В рассказе моей сожительницы было столько откровенности, что я не имел причины сомневаться в истине его, и удивлялся разнообразию несчастий, претерпенных ею в короткий двух годичный срок. Сравнивая её положение с своим, и находил его в тысячу раз худшим.

Я смотрел на нее более как на несчастную, чем на виновную женщину. Я лечил ее с такою заботливостию и старанием, что менее чем через два месяца её здоровье, а также и мое, совершенно востановилось. Мы часто разговаривали о наших обстоятельствах, и о будущем образе жизни; но все наши планы были неисполнимы. Мы бы с радостию пошли в услужение; но кто взял бы нас без рекомендации? Наконец, она решилась на первые заработанные деньги купить деревенский костюм и, выйдя за город на порядочное разстояние, воротиться назад в фургоне, как желающая служить только-что приехавшая из провинции девушка. Этим способом она могла найти себе образ жизни более соответствующий её намерениям.