| Автор: | Смоллетт Т. Д., год: 1748 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава XXV. (старая орфография)
XXV.
Во время нашего разговора мы услыхали на лестнице крик на странном наречии: "Повесь меня черт и его свита, ежели я пойду к нему прежде, чем перекушу чего-нибудь; пожелтей его лицо, как шафран, и посиней нос, как пилюля, или позеленей, как трава, я все таки мало буду хлопотать об этом." На это отвечал другой голос: "Так, видно, моему товарищу придется перерезать канат из-за того только что ему не подана будет помощь... уже передовой его парусь и без того ослаб; а доктор приказал вам его перетянуть - но я вижу, что вы не слушаетесь приказаний своего господина." На что первый заревел: "Ах ты паршивая собака, кого ты зовешь моими господином? убирайся к доктору и скажи ему, что я по рождению, по воспитанию и по способностям, а еще более по исполнению обязанности, не уступаю не только ему, но кому бы то ни было. Не воображает ли он, что я лошадь или осел что буду таскаться взад и вперед сверху вниз и морем и землей по его приказаниям и желанию? Отправляйся каналья к доктору Аткинсу и скажи ему, что я прошу его посмотреть на умирающого и назначить что-нибудь ему живому или мертвому; а я, утолив свой голод, приготовлю лекарство слышишь," - Томсон объявил мне что кричавший был мистер Моргон первый помощник, приехавший с берега, где он делал в госпитале утренний осмотр больным. В это время мистер Моргон вошел в свое жилье - это был толстый, низкого роста человек, курносый, с лицом, украшенным угрями, с огромным ртом и с серыми блестящими глазами. Приятель мой познакомил его со мною и с моими обстоятельствами. Посмотрев на меня внимательно, Моргон положил бывший у него узел и подошел к шкапу, который открыв с запальчивостью, вскричал: "Клянусь Христом! вся свинина исчезла!" Томсон дал ему понять, что так как я переведен был на корабль почти умирающим от голода, то он мне и отдал все, что было в шкапу, тем более, что я приписан к их мессу. Раздосадованный обманутою надеждою, мистер Моргон, помолчав, начал так: "Мистер Томсон, вы мне не оказываете должной деликатности и уважения, слышите ли? тем, что по посоветовались со мною. В былое время, слышите ли, я был человек с весом и с деньгами, жил своим домом, платил королевския пошлины, и ко всему этому содержал семейство. Теперь же я старше и годами и должностью, и опытнее вас, мистер Томсон." "Допускаю, что вы старше меня во всех отношениях, но не опытнее," сказал с жаром Томсон. "Бог свидетель, вскричал первый, что я старше вас; а следовательно многими годами опытнее." Боясь, чтобы этот спор не принес дурных последствий, я сказал мистеру Моргону, что, желая избавить их от ссоры между собою, буду продовольствоваться или один, или в каком-нибудь другом мессе. Но Томсон требовал, чтобы я оставался куда он меня приписал, говоря, что ни один человек, наделенный от природы добродушием и состраданием, не воспротивится этому, особенно если вспомнит о моем происхождении, о моих познаниях, и если примет в соображения мои несчастия.
Этим он затронули мистера Моргона за чувствительную струну, и тот тотчас же объявил, что против поступления моего в их месс он не имеет ничего, но что ему досадно только, что не спросили его согласия. Затем, взяв меня за руку, он прибавил: "Всякого джентльмена в несчастий я люблю не меньше самого себя; и Бог свидетель, что у меня на шее сидит их немалое количество." После я узнал, что он сказал сущую правду. Окончив все споры, мистер Моргон развязал принесенный узелок, содержавший в себе несколько луковиц и кусок честерского сыру, и принялся есть с большим аппетитом, приглашая и нас последовать его примеру. Закусив, он наполнил порядочную кокосовую чашку водкой и выпил ее, приговаривая: "Водка, господа, есть лучшее menstruum луку и сыру." Тут он развеселился и стал разспрашивать меня о моем происхождении. Узнав, что я происхожу от хорошей фамилии, он сделался еще более ласков, и видя мой недостаток в белье, подарил мне пару крахмаленых рубах.
В это время раздался свисток боцмана к обеду. Мальчик, прислуживавший нам, схватив огромную деревянную миску, убежал и чрез минуту вернулся с мискою, наполненною вареным горохом.
Тотчас же разостлали, вместо скатерти, кусок старого паруса и поставили на него три металлическия тарелки, снабдив нас ложками того же металла, из которых у двух были помяты ручки, а у одной по хватало носка. Моргон обогатил этот обед куском соленого масла и горстью изрезанных луковиц, перемешав их с толченым перцем. Меня не слишком-то соблазнял вид этого блюда, глотаемого моими товарищами с аппетитом. Они приглашали и меня сделать тоже, говоря, что сегодня Банайский день и что нам не дадут мяса до завтрашняго дня. Но я уже был сыт и просил только объяснить значение Банайского дня. Товарищи сказали мне, что по понедельникам, средам и пятницам экипажу не давали мяса, и эти-то постные дни назывались Банайскими; а почему - они не знали. Но впоследствии я узнал, что это название произошло от секты, живущей в Ост-Индии и никогда мяса не употребляющей.
После обеда, Томсон обвел меня по всему кораблю, указывая различные его части и употребление их и объяснил, по своим понятиям, дисциплину и хозяйство на корабле.
часов вечера Моргон обошел больных и назначил локарства; я помог Томсону в составлении их; но, сойдя с ним в лазарет, удивлялся, как здесь выздоравливают люди. Туг, я увидал около пятидесяти несчастных существ, висящих рядами и так тесно, что на каждого приходилось дюймов по четырнадцати. К ним не имели доступа ни свет, ни чистый воздух. Они были покрыты насекомыми и лишены всех удобств, необходимых больному человеку.