| Автор: | Смоллетт Т. Д., год: 1748 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава XXVIII. (старая орфография)
XXVIII.
Между тем буря стихла и сменилась довольно сильным попутным ветром, быстро перенесшим нас в жаркий климат. Жар был нестерпимый и экипаж заболевал. Врач изъискиваал всевозможные случаи отомстить нам. Он обходил больных, распрашивая, нет ли каких жалоб на нас; но ошибся в разсчете. Мы своим усердием и ласковым обхождением успели снискать разсположение всех. Наконец, он решился подслушивать наш разговор, спрятавшись за парус, окружавший нашу комнату; но тут его застал прислуживающий нам мальчик и сообщил об этом. Однажды, вечером когда мы очищали за ужином огромную кость солонины, Моргон заметил движение за нашею занавескою и, думая, что это наш начальник, подмигнул мне. Я схватил кость, и наметившись, бросил ее изо всех сил приговаривая: "Кто бы ты ни был, но вот тебе за твое любопытство." Мое послание произвело желаемое действие, потому что мы сперва услышали падение стоявшого за парусом, а потом бегство его к себе в комнату. Я радовался своему подвигу, но он сильно повредил мне. Доктор Макшэн решился с этого времени погубить меня.
Чрез неделю после моей выходки, во время визитаций больных я быль арестован и отведен на корму, где на меня наложили оковы и привязали на время на палубе: это было сделано под предлогом, что я шпион и замышлял на жизнь капитана. Как ни смешно было подобное обвинение; но я выстрадал терзания, которых не испытывал и злейший преступник. В продолжении двенадцати суток я без всякого суда подвергался днем влиянию палящих лучей солнца, а ночью холодной росе. Вышедши из оцепенения произведенного нечаянностию наказания, я послал за Томсоном. Он, утешая меня дал мне понять, что настоящим своим положением я обязан ненависти доктора, наговорившого на меня капитану; в следствие чего я и был арестован и все мои бумаги захвачены. Пока я проклинал свою капризную судьбу, на корму вошел Моргон в сопровождении двух капралов, усадивших его подле меня и привязавших его к той же машине. Не смотря на неприятность моего положения, и едва не расхохотался, взглянув на физиономию моего товарища. Он, не говоря ни слова, дозволил вложить ноги в кольца, для того приготовленные; но когда его хотели повалить и привязать спиною к палубе, то он, выхватив нож, клялся, что распорет брюхо порвохму, кто будет принуждать его к подобному безчестию. Солдаты уже готовились связать его силою, но лейтенант, бывший на деке, приказал оставить так, как он есть.
Моргон подполз ко мне и, взяв меня за руку, сказал: "Положись на милосердие Бога" потом, обратившись к стоявшему подле нас бледному и со слезами на глазах Томсону, прибавил, что есть еще два свободные кольца и что он очень был бы рад видеть его подле себя. Но нашему врагу нужен человек, на котором он мог бы выезжать в лечении больных, и он надеялся найти в Томсоне свидетеля против нас. С этою целию он старался выведать мысли Томсона и, видя неподкупность его, мучил до того своими требованиями и привязчивостию, что несчастному молодому человеку опостыла жизнь.
Для нас с товарищем время проходило в утешении друг друга. Однажды адмирал, увидев четыре судна за ветром, дал сигнал четырем кораблям, а в том числе и нашему, пуститься за ним в погоню. Все готовились к битве, и мистер Макшэн, предвидя нужду в помощнике, выхлопопотал свободу Моргону, оставив меня на жертву случайностям сражения.
Уже стемнело, когда мы приблизились к заднему караблю и окликнули его, спрашивая кто они.
Нам дали знать, что это были французские линейные корабли, и на требование капитана Окума прислать лодку, отвечали, что если у нас есть до них дело, то не угодно ли самим пожаловать к ним. Капитан стращал их, что будет стрелять; они отвечали, что возвратят ему с лихвою. Обе стороны исполнили свое обещание и битва началась с остервенением. Читатель может вообразить, каково было мне, лежащему в безпомощном состоянии, среди ужаса морского сражения. Я ожидал каждую секунду быть разорванным неприятельским ядром, но сохранял все-таки некоторую бодрость до тех пор, пока стоявшему подле меня начальнику морских солдат не оторвало голову и мозг его не залепил мне глаз. Долее я по мог воздержаться и закричал изо всех сил. На крик мой подошел барабанщик и спрашивал, но ранен ли я. Но я не успел еще ответить, как ядро разорвало ему живот и он упал ко мне на грудь. В испуге я удвоил свои крики, заглушаемые шумом битвы, и видя, что на меня никто но обращает внимания, пришел в бешенство, и кричал, и богохульствовал до того, что силы меня совершенно оставили и я погрузился в оцепенение.
Потеря наша простиралась до десяти убитыми и восемнадцати ранеными, из которых большая часть умерла. Товарищи мои, окончив свои обязанности, пришли навестить меня.
Моргон, увидев мое лицо, покрытое кровью и мозгом, заключил, что я убит, и в сильном волнении стал звать Томсона, крича ему, чтобы он шел простится с товарищем и соотечественником, отправляющимся в лучший мир, где не будет Макшэнов и Окумов, чтобы терзать его. "Да, сказал он, взявши меня за руку, ты отправляешься в страну, где более почитают джентльменов и где ты увидишь своих врагов, ворочающих руками глыбы горящей серы." Томсон, испуганный этой катастрофой, со слезами на глазах уселся подле меня и стал отыскивать мои раны. Но в это время я совершенно пришел в себя и, к большой радости своих друзей, разогнал их опасения.
передал его, вследствие данного ему приказания, капитану. Следствием этого показания было появление хранителя оружия. Он снова заковал Моргона, а Томсону посоветовали, держать язык на привязи, если он не желает участвовать в нашем обществе. Томсон, видя, что вся тяжесть ухода за больными и недоброжелательства Макшэна, падет на его плечи, пришел в отчаяние. И хотя я прежде никогда не слышал от него ругательств, но теперь он призывал ужаснейшия проклятия на голову своих гонителей и объявил, что скорее разстанется с жизнию, чем будет терпеть их притеснения. Я был удивлен его раздражительностию, старался успокоить его, приводя в пример мою твердость и покорность, и просил его терпеливо подождать удобного случая облегчить свои страдания. Случай же этот должен скоро представиться; потому что чрез три дня мы должны были войти в гавань, где могли представить наши жалобы адмиралу. Валлиец присоединил свои убеждения и старался доказать, что обязанность всякого человека покоряться воле Творца. Томсон слушал нас со вниманием; наконец, обливаясь слезами и покачивая головою, ушел от нас, не говоря ни слова. Часов в одиннадцать он снова пришел к нам с мрачною физиономиею и объявил, что он замучен работою и в благодарность обижен доктором, упрекавшим его в заговоре с нами на жизнь капитана. Чрез несколько часов, проведенных в общем разговоре, он встал и, пожимая с жаром мне руку, сказал: "Благослови вас Бог обоих!" Это прощание немало нас удивило и произвело глубокое впечатление.
На другое утро, в час осмотра больныхь, заметили отсутствие этого несчастного молодого человека. После продолжительного обыска все решили, что он ночью упал в море. Это действительно была правда.