| Автор: | Смоллетт Т. Д., год: 1748 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава XXXI. (старая орфография)
XXXI.
Наши войска, высадившись, как сказано, начали выводить земляную баттарею для обстреливания главного неприятельского форта и с небольшим в три недели она уже была готова. На военном совете решили сделать честь испанцам и обстреливать крепость с одной стороны пятью громаднейшими кораблями; а с другой баттареею, вооруженною двумя мортирами и двадцатью четырьмя единорогами.
Нашему кораблю дан был сигнал начать дело. Еще накануне нас предупредили об этом и отданы были приказания очистить палубы от посторонних вещей. Тут произошел спор между капитаном Окумом и его кузэном и советником Макшэном, едва не окончившийся совершенным разрывом между ними. Доктор, воображавший, что, во время битвы, он будет совершенно безопасен в трюме, услыхал в этот день, что недавно помощника, врача был убит в нем ядром, пущенным из одного ничтожного редута, уничтоженного еще до высадки наших войск; а потому требовал постройки платформы там, где находятся корабельные припасы, говоря, что это необходимо для безопасности и удобства раненых. Капитан, выслушав эту странную просьбу, упрекнулх доктора в трусости и объявил ему, что для постройки этой платформы на корабле нет места, да еслибы и было, то ему нельзя отдавать преимущество пред прочими врачами флота, занимавшими трюм. Страх удвоил упрямство Макшэна и он показал инструкции, по которым имел право на исполнение его требований. Капитан клялся, что эти инструкции были составлены шайкою лентяев и трусов, однако принужден был послать плотников, для исполнения требования Макшэна. Но прежде нежели приступили к работе, подан был сигнал, и Макшэн должен был вверить свое тело трюму, в котором Моргон и я готовили инструменты. Наш корабль тотчас поднял якорь и через час бросил его пред фортом Бакк-Чика. Началась ужасная канонада. Доктор, перекрестившись, растянулся на полу. Его примеру последовали стоявшие подле нас для помощи священник и эконом. Валлиец же и я сидели друг против друга тоже в большом безпокойстве и едва не поступили также, как и наш начальник, потому что битва, действительно, была страшная.
Вскоре после начала сражения один матрос принес в трюм другого и бросил его на пол, как мешок с овсом. Моргон тотчас же осмотрел принесенного и вскричал: "Да он мертв, как мой прадед!" "Мертв, отвечал матрос, может быть теперь и мертв, но будь я проклят, если он не был жив, когда я его поднял." И он готовился уйти, когда я приказал ему взять с собою тело и бросить его за борт, "Чорт его возьми," отвечал матрос "довольно и того, что я позабочусь о своем." Товарищ мой бросился на него с ампутационным ножом, крича ему вслед: "Ах ты паршивый негодяй! да разве тут кладбище? или склеп?" но в эту минуту к нам вошел Джак Раттлин и после длинного предисловия объявил, что он попался наконец под нож, при чем показал остаток руки, оторванной картечью.
С неподдельною горестью смотрел я на этого несчастного, переносившого свои страдания с геройским спокойствием. "Всякому ядру свое назначение, говорил он, и хорошо еще, что меня ударило не в голову... да еслибы и так, то я бы с честию умер, сражаясь за свое отечество: ведь нам надо же когда нибудь умереть."
Во время перевязки, я спросил Джака, что он думает о сражении. Покачав сомнительно головою, он заметил, что тут выйдет мало хорошого. "И вот почему, прибавил он: вместо того, чтобы кораблям стать возле самого берега, где бы мы имели дело только с одним углом Бокка-Чика, мы стали против гавани и выдерживали огонь и с их судов и с форта св. Иосиф. Стоя слишком далеко от нея, мы не можем много вредить её укреплениям и три четверти наших зарядов, падают, не долетая до крепости; потому что на кораблях не было людей, умеющих наводить орудия. Господи! ежели бы здесь был твой дядя, лейтенант Бовлинг, то дело пошло бы иначе." В это время раненых накопилось столько, что мы не знали, с которого начать перевязку; Моргон прямо объявил врачу, что ежели он не встанет и не будет исполнять своей обязанности, то он будет жаловаться адмиралу и просить его места. Эта угроза подействовала на Макшэна и, чтобы придать себе смелости, он начал часто прибегать к бутылке рома, угощая при этом священника и эконома. Ободрившись, он принялся за дело, и ноги и руки резались без милосердия. Винные пары и неспокойное состояние духа совершенно лишили разсудка священника. Раздевшись до нога и выпачкавшись кровью, он едва не убежал в таком костюме на палубу, не смотря на все наши усилия удержать его. Джак Раттлин старался убедить его; но видя, что убеждения не действуют, сшиб его с ног правою здоровою рукою и держал его в этом положении. Но на эконома не подействовал и ром. Он, сидя на полу и ломая руки, проклинал час, в который променял мирное ремесло пивовара в Рочестере, на эту жизнь, полную ужаса и тревоги.
Пока мы забавлялись страхом этого несчастного, ядро, пробив судно, на уровне воды, и перебив чашки и бутылки, произвело такой шум, что Макшэнь, бросив скальпель, упал на колени, читая громко pater noster. Эконом упал навзничь без чувств, а священник пришел в изступление, и так как Раттлин уже не мог его удерживать, то мы заперли его в каюту врача. Скоро вошел к нам старый мой противник Крамплей и приказал мне идти на верхнюю палубу и перевязать легкую рану капитана. Я сейчас же захватил перевязочный снаряд и последовал за ним.
обещал наказать мичмана, после сражения. Меня же он отослал назад, приказав тотчас же послать Макшэна. Я счастливо пробрался в трюм и передал приказание врачу. Но он напрямик отказался оставить пост, назначенный ему в инструкциях. Моргон же, вероятно, из соревнования со мною в храбрости, пошел с замечательною твердостию.