| Автор: | Смоллетт Т. Д., год: 1748 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава XXXIV. (старая орфография)
XXXIV.
Моргон долго еще продолжал высчитывать достоинства капитана, когда я получил приказание, вымывшись и вычистившись, явиться в капитанскую каюту. Я надушился розовою водою из нашей аптеки и отправился. При входе моем в комнату, меня остановили у дверей; капитан же осмотрел меня в лорнет. Успокоивши одно свое чувство, он приказал мне приближаться понемногу, чтобы не вдруг поразить его обоняние. Я стал медленно подходить к нему и с удовольствием услыхал следующую фразу. "Ну, это еще сносное существо". Он лежал на кушетке с болезненным видом: голову его поддерживал камердинер, подставляя ему по временам под нос пузырек с аммиаком. "Берест! пропищал он, так ты думаешь, что это животное (т. е. я: не сделает мне вреда? Можно ли ему доверить мою руку?" "Честное слово сэр, отвечал камердинер, мне кажется, что вам следует пустить немного крови и у этого молодого человека есть quelque chose сие bonne mine". "В таком случае я решусь! сказал капитан и обращаясь ко мне прибавил, пускал ли ты когда нибудь кровь порядочным людям. Впрочем нечего тебя и спрашивать, ты верно соврешь." "Нет, сэр, я неумею лечить животных," говорил я, снимая с него перчатку с тем, чтобы ощупать пульс. "Но что ты делаешь, вскричал он, ты отвернешь мне руку! Чорт возьми, У меня рука онемела до плеча! Господи! неужели мне придется погибнуть от этих диких? Что за несчастие, что я не догадался взять с собою моего врача мистера Симпера!" Я извинился за мои слишком грубые приемы и со всевозможною осторожностию перевязал ему руку шелковою тесьмою. Пока я ощупывал вену, он спросил сколько крови я намерен выпустить и при ответе: "не более двенадцати унций," вскочил в ужасе и, гоня меня вон, кричал, что я замышлял на жизнь его. Веротт едва его успокоил и, открыв бюро, вынул пару весков и небольшую чашку и подал их мне. Он говорил, что капитан никогда не терял за раз более унца и трех драхм крови.
В это время как я готовился к этому важному делу, в каюту вошел щегольски одетый молодой человек болезненного вида с томною улыбкою на губах, которая казалась у него привычною от продолжительного притворства. Увидев его, капитан, вскочил и бросился к нему на шею: "Любезный мой Симпер, кричал он, я ужасно разстроен! меня предали, испугали и едва не убили по нерадению моих слуг, впустивших ко мне кого-то в роде лошака или медведя, едва не задушившого меня табачным запахом; со мною сделались конвульсии." Симпер, приняв на себя вид нежного участия, стал сожалеть о случившемся и, ощупав пульс чрез перчатку, объявил его болезнь нервным разстройством и прописал несколько капель настойки бобровой струи с опием. Он утверждал, что это ему принесет более пользы, чем кровопускание, успокоив чрезмерную впечатлительность его характера и уничтожив, брожение желчи. Я отправился приготовлять это лекарство; данное капитану в стакане малаги, после чего доктор уложил его в постель и приказал офицерам непускать никого в ту сторону, где лежал капитан.
Пока он спал, доктор сидел подле него и так сделался необходимым больному, что для него была сделана особая каюта подле спальни Воффля, т. е. подле каюты совета, для предупреждения могущих случиться ночью несчастий.
На другой день выздоровевший капитан отдал приказ, чтобы никто из офицеров не показывался на палубу без шляпы, шпаги и манишек: и чтобы мичмана и другие мелкие чины не являлись бы в пестрых рубашках и в грязном белье. Также он запретил всем, кроме Симпера и своей прислуги, входить в его каюту, не испросив предварительно разрешения. Эти нововведения не расположили к нему экипаж, а, напротив, подали повод к насмешкам.
Чрез несколько недель, наш корабль получил приказание отплыть, и я ласкал себя надеждою увидеть скоро отечество, но приезд врача с адмиральского корабля разрушил мои мечты. Позвав меня и Моргона на верхний дек, он объявил нам, что по недостатку медиков в Вест-Индии ему приказано задержать по одному медику с каждого линейного корабля, отправляющагося в Англию, и он приказал нам, чтобы мы к следующему утру решили между собою, кому оставаться и кому ехать. Это предложение поразило нас как громом и мы долго смотрели друг на друга, молча. Наконец валлиец объявил, что он останется в Вест-Индии, ежели адмирал даст ему место старшого врача на корабле. На это ему сказали, что в старших врачах нет недостатка, и что он должен довольствоваться званием помощника до производства по ваканции. Тут Моргон прямо отказался перейти с корабля куда его назначило морское министерство. Адмиральский же врач объявил ему, что в таком случае пусть он бросит со мной жребий и решит дело случайностию.
мере, я мог надеяться на успех, благодаря недостатку врачей и нездоровому климату, ежедневно уменьшавшему их число. На другой день, когда мы собирались бросить жребий, я прямо объявил Моргону, чтобы он не трудился напрасно, так как я добровольно соглашаюсь на приказание адмирала. Это решение понравилось адмиральскому врачу и он дал мне слово, что я много этим выиграю. В тот же самый день я был назначен помощником на бриге Лизард и тем стал на одну ступень с первыми помощниками врачей во флоте.
Представившись капитану Лизарда, я отправился к доктору, в котором тотчас узнал молодого человека, пировавшого с Джаксоном и попавшого вместе со мною в тюрьму. Он меня принял очень любезно и, при моем намеке на наше старое знакомство, очень обрадовался и представил меня в лучший месс, состоявший из начальника бомбардиров и помощника штурмана. Так как на корабле не было больных, то на другой день я получил позволение ехать на берег вместе с начальником бомбардиров. Он познакомил меня с евреем, который и купил у меня разсчетную мою записку с 40 процент. дисконта. Закупив все необходимое, я воротился вечером на корабль, где, к удивлению, встретил своего старого антагониста Крамплея. Хотя я не боялся его неприязни, но его появление поразило меня. Я сообщил мои мысли об этом врачу мистеру Томлинсу. Он передал мне, что Крамплей чрез протекцию выпросил себе повышение и был сделан лейтенантом на Лизарде, и советовал мне быть учтивым с ним, как с начальником, а иначе он найдет много случаев вредит мне. Это была горькая чаша для меня, не хотевшого из гордости не только смириться перед ним, но даже подавить выражения своей ненависти к злодею, во многих случаях поступавшему со мною безчеловечно. Однако, я решился как можно меньше иметь с ним столкновений и заслужить уважение и любовь прочих офицеров и тем положить преграду его преследованиям.
Чрез несколько дней мы отправились на крейсировку. Обогнув восточный берег острова, нам посчастливилось захватить испанское судно с призом. Всех здоровых пленников мы высадили на берег на северной стороне острова. Экипаж призов был составлен из англичан, а начальство над взятым судном было поручено моему приятелю, помощнику штурмана, с приказанием, доставить их в порт Морант, оставаться там В ожидании прибытия Лизарда, куда он зайдет по пути к порту Рояль. Я быль послан пользовать раненых испанцев и англичан и нанять для них дом под лазарет, по прибытии в порт Морант.
походивший и фигурою и манерами на моего дядю, обходился со мною очень дружелюбно и доверчиво. Он подарил мне доставшиеся ему после битвы оправленные серебром кинжал и пару пистолетов. Мы счастливо добрались до порта Моранта и, сойдя на берег, наняли порожний сарай для больных, куда перенесли их на другой день, снабдив кроватями и другими необходимостями. В прислугу мне даны были четыре матроса.