| Автор: | Смоллетт Т. Д., год: 1748 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава XXXVII. (старая орфография)
XXXVII.
Когда первый пыл моего горя прошел и я спокойнее обдумал свое положение, - мне представилось оно в совершенно ином свете, чем прежде, и результатом моих разсуждений было намерение добраться до ближайшого жилья и искать помощи. С трудом поднялся я на ноги и ощупал на себе только две раны, одну на передней, а другую на задней части моей головы, произведенные одним и тем же орудием, а именно прикладом пистолета. Посмотрев на море, я не видел там корабля и заключил, что он развалился и все оставшиеся на нем погибли. Но после я узнал, что штурман, знавший дело лучше Крамплея, видя, что корабль сел на мель при отливе, не старался спасаться, надеясь, при высокой воде и в отсутствие командира, ввести его в гавань и получить за это награждение.
Этот план он действительно выполнил и получил от адмиралтейства благодарность и множество обещаний за спасение корабля; но я никогда не слышал, чтобы он получил какое-либо вознаграждение.
Я же направил свой путь к стоявшей не вдалеке небольшой избушке и, подняв с дороги старую матроскую куртку, вероятно брошенную вором, воспользовавшимся моею одеждою, надел ее. Но едва я немного согрелся, как из моих ран стала снова точиться кровь; чувствуя уже сильное истощение, я хотел снова лечь на поле; но, заметив в нескольких шагах от меня пустой амбар и найдя двор его отворенною, вошел в него. Я бросился на солому, с надеждою, что кто-нибудь войдет и подаст мне помощь. Чрез несколько времени действительно вошел поселянин с вилою, которою он уже готовился воткнуть в солому, скрывавшую меня, но в эту минуту я громко застонал. Этот звук испугал мужика. Когда же он увидел лежавшее на соломе окровавленное тело, то задрожал и, выставив вперед виду, остановился, с опустившимися волосами, с широко раскрытыми глазами и ноздрями и разинутым ртом. В другое время меня бы очень забавляла эта фигура, теперь же я не мог издать другого звука, кроме стонов. Наконец, в амбар вошел старик и, увидя первого в таком положении, вскричал: "Господи помилуй! что это сделалось с молодцом! Да ты никак с ума сошел, Дик!" Но Дик, не сводя с меня глаз, отвечал: "Батюшка! тут у нас или чорт или мертвый человек: но знаю, кто из них, но он стонет страшно." Старик надел очки и чрез плечо сына посмотрел на меня; но стал трястись больше Дика и приговаривать: "Во имя Отца и Сына и Святого Духа заклинаю тебя, ежели ты сатана, отправиться во свояси; ежели же убитый человек, то говори, и мы похороним тебя по христиански."
свой век и безполезному, следовало скорее пожертвовать собою. Но это разумное убеждение не подействовало на старика. Между тем я вздумал поднять руку, но у меня хватило силы только пошевелить солому, что до того испугало молодца, что он бросился из дверей, сбив с ног отца. Старик, задом на четвереньках, выбрался из дверей, бормоча заклинания. Я был ужасно огорчен мыслию, что мне придется умереть из-за трусости и невежества этих мужиков и стал упадать духом. Но в это время вошла в амбар старуха с двумя беглецами и без страха подошла ко мне с следующими словами: "Если это чорт, то я его не боюсь, а мертвый не сделает нам вреда." Увидев меня, она закричала: "Вам, дуракам, везде мерещется чорт. Тут просто какой-то несчастный истекает кровью и умри он - нам придется хоронить его. Дик; пойди, привези сюда телегу и свези его к задним воротам соседа Ходжа; у него больше денег, так пусть он его и хоронит." Её совет был принят и приведен в исполнение. Меня отвезли к воротам фермера и вывалили как кучу навоза. Тут я бы непременно был растерзан свиньями, ежели бы не вышел хозяин дома, встревоженный моими стонами. Но Ходж более походил на Иудея, чем на благочестивого Самаритянина, и приказал отнести меня к пастору, обязанному помогать ближнему, не только на словах, но и на деле. Увидев меня у своих дверей, викарий пришел в страшное негодование, угрожая отрешить от церкви перенесших меня, ежели они тотчас же не отправят меня куда-нибудь в другое место, в это время я лишился чувств от истомления и уже после узнал, что меня таскали по всей деревне от дома к дому, до тех пор, пока какая-то старуха, обвиняемая в колдовстве, не приняла меня к себе. Она перевязала мои раны и привела в себя своими лекарствами.
Она обходилась со мною с большою заботливостию и участием; когда же силы мои возстановились, то она пожелала узнать подробности моего последняго бедствия.
В этом я не мог отказать моей спасительнице и рассказали, ей все без утайки. Она удивлялась множеству перемен в моей жизни и предсказывала мне счастливую будущность. Она с таким жаром и благоразумием читала похвальное слово несчастию, что я невольно подумал, что и она видела лучшие дни и желал узнать её прошедшее. Она тотчас поняла мои мысли и, улыбаясь, сказала, что в её жизни мало интересного и необыкновенного; но что она готова удовлетворить моему любопытству, в отплату за мою откровенность. "Не для чего, говорила она, называть по имени моих родителей, довольно, если я скажу, что они были богаты и что я была их единственною дочерью. Я считалась богатою невестою, а потому и имела неудовольствие быть преследуемой искателями. В числе моих обожателей был молодой человек без состояния, служивший лейтенантом в армии. Я полюбила его страстно и вышла за него замуж. Мы обвенчались тайно, но недолго наслаждались вместе. Его полк получил приказание отправиться в Фландрию. До его отправления мы решились открыться моему отцу письмом и просить его прошения за поступок, совершенный без его согласия. Письмо было послано во время моего пребывания в гостях за несколько верст от дому. Я уже собиралась возвратиться, как получила письмо от отца. В нем он писал, чтобы я не возвращалась в его дом, что так как я поступила низко, выйдя замуж за нищого, против желания отца, к посрамлению всего семейства, то он и предоставляет меня избранной мною участи.
"Убитая горем, я взяла карету и отправилась к мужу, ожидавшему последствий своего письма. Хотя уже, по моему лицу, он мог видеть неприятную новость, но с большим присутствием духа прочел письмо моего отца. По окончании чтения, он улыбнулся с нежностию (этой улыбки и никогда не забуду) и, обняв меня, просил покориться нашей участи. Его твердость дала мне силы перенести мое горе и усилила мою привязанность к мужу, доказав его безкорыстие. На другой день, я поселилась с женою приятеля моего мужа, в деревне, не подалеку от Лондона. Тут мы разстались с мужьями, уехавшими во Фландрию, где они и были убиты в виду друг друга в Вудской битве.
"К чему утомлять вас описанием нашей печали, при получении известия об этом несчастий, воспоминание о котором наполняет мои глаза слезами. Едва утихла наша горесть, как мы увидели себя одинокими в мире и в опасности погибнуть от нужды. Мы подали прошение о пенсии, и нам ее выдали. Поклявшись друг другу в вечной дружбе и продав все лишнее, мы удалились сюда (в графство Суссек.) Купив этот дом, мы много лет прожили уединенно, оплакивая наши потери. Два года тому назад, небу угодно было отозвать мою подругу. С тех пор, я влачу жалкую жизнь одна, с надеждою на скорую смерть, в которой вижу вознаграждение за мои бедствия. Между тем, - здешние жители, видя, что я говорю не их грубым языком, мое уединение и искуство, приобретенное мною из чтения книг лечить болезни, а наконец и мою старость, вообразили, что я колдунья. Пастор этого прихода, обиженный моим невниманием, также не мало способствовал этому слуху, делая темные намеки при народе, который сильно негодует на то, что я держу вот эту бедную кошку с ошейником, принадлежавшую моей подруге."
следовало ехать, как я хотел, в Лондон, чтобы вытребовать мое имущество и следуемое жалованье. "Ты подвергнешься - говорила она, - опасности быть осужденным не только, как дезертир, оставивший корабль; но и как возмутитель, напавший на своего начальника." Она обещала доставить мне место слуги у знакомой ей незамужней дамы, жившей по соседству у своего племянника, занимающагося только охотою и очень богатого человека. Моя покровительница говорила, что тут я могу жить очень счастливо, ежели применюсь к капризному и странному характеру будущей моей госпожи. Но она мне советовала не разглашать моего прежнего положения; потому что у людей с состоянием есть предразсудок, заставляющий их не принимать в услужение обедневшого джентльмена, из боязни, что он сделается заносчивым, ленивым и дерзким.
Я был вынужден принять это предложение, и чрез несколько дней нанялся к этой лэди в должность лакея. Моя покровительница представила меня, как юношу, отосланного родственниками в морскую службу, против моей воли и потерпевшею крушение, усилившее мое отвращение к морю до того, что я решился скорее поступить в услужение на суше, нежели быть моряком. Но до вступления моего в мои новые обязанности, она описала мне характер моей госпожи, чтобы я мог сообразоваться с её требованиями.
даже неряшество. Презрение её к мужскому полу мало безпокоит её племянника; напротив дает ему надежду воспользоваться её довольно значительным имением. Он дает ей полную свободу жить по своему и исполнять её прихоти. Её половина отдалена от прочого строения и состоит из столовой, спальни и кабинета. Она держит особых кухарку, горничную и лакея и редко обедает и говорит с прочими членами семейства. Исключение составляет её племянница, очень милое создание, во вред своему здоровью просиживающая иногда ночи с теткою, которая, как истинная философка, не стесняясь правилами света, и спит и ест не так, как другие люди. Одна из её странностей есть вера в теорию Розикруциуса. Она воображает землю, воздух и море населенными невидимыми существами, с которыми человеческий род может иметь сношения, но с условием целомудренной жизни. И так как она надеется со временем иметь подобное знакомство, то, услыхав обо мне и моей кошке, сделала мне визит с намерением быть представленной моему невидимому приятелю. Будучи занята этою химерою, она е обращает внимания на мелкия случайности жизни; а потому исполнена странностей, которым вы должны удовлетворять по возможности.