Родерик Рендон.
Глава LV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава LV. (старая орфография)

LV.

На другое утро я увиделся с мисс Вильямс, которая обрадовала меня, сказав мне, что я сделал большие успехи в мнении её госпожи, и передав вчерашний её разговор обо мне. Я едва верил своим ушам, когда моя приятельница передавала выражения Нарциссы обо мне, которые превосходили мои самые страстные надежды. Более же всего доставило мне удовольствие её одобрение моего вчерашняго поведения. В восхищении от этого известия я подарил посланнице свое кольцо в знак благодарности; но она, обидевшись, отказалась принять его, жалуясь, что я такого дурного мнения о ней. Я оправдывался сколько мог, представляя в доказательство своего уважения, готовность следовать её советам в деле, от которого зависело все мое счастие.

Разставшись с ней, я стал придумывать средство помириться с сквайром, вероятно оскорбившимся сыгранной с ним шуткою; я посоветовался с Фриманом, который, зная сквайра, уверял меня, что лучше всего пожертвовать одним вечером и напиться вместе с ним. Я видел необходимость согласиться и потому решился произвести этот подвиг у себя, чтобы не попадаться на глаза Нарциссы в пьяном виде. М-р Фриман согласился составить нам компанию и отправился приглашать сквайра; а я стал запасаться всем нужным к их приему. Приглашение мое было принято сквайром и оба они явились вечером. Тут наш медведь дал мне понять, что он выпил на своем веку не одну бочку вина; но что таких проделок, какая была накануне, с ним еще не случалось. Я обещал доставить ему удовлетворение за мой проступок и, поставив пред гостями по бутылке, начал бой, выпив стакан за здоровье Нарциссы. Тост был принят с восторгом и вино полилось рекою, но так как Фриман и я пили легкое французское вино, то дикарь совершенно опьянел прежде, чем мы почувствовали действие вина; он был отправлен домой в безчувственном состоянии.

На следующее утро меня, по обыкновению, посетила моя добрая и точная поверенная и сообщила мне, что она уполномочена своею госпожою принимать от меня письма. Я тотчас же написал следующую записку:

"Еслибы была возможность выразить одними словами состояние моей души, мое безпокойство, теплую надежду, страх, заставляющий содрогаться меня, то я бы довольствовался этим письмом, как доказательством чистоты и силы страсти, пылающей в моем сердце. Но, к сожалению! выражения не соответствуют моей любви! мне бы хотелось передать вам чувства, которых невозможно выразить ни на каком языке! Ваша красота поражает меня удивлением, ваш ум восторгом, а ваша доброта заставляет боготворить себя. Я схожу с ума от желания и сомнений, и терзаюсь нетерпением.

"Позвольте же мне, прекрасная моя повелительница приблизиться к вам и прошептать слова любви, принесть вам в жертву сердце, переполненное истинною и безкорыстною любовью, смотреть в восторге на неземной предмет моих желаний, слышать обворожительный звук его голоса и с восхищением ловить улыбку одобрения, которая одна только в состоянии снять невыносимую тяжесть с груди.

Старуха приняла меня очень любезно, а мисс старалась казаться веселою, хотя это не совсем удавалось ей. Между прочим, она посмеивалась над моею страстию к Нарциссе, которая, как она говорила, ни для кого уже не тайна, и спрашивала, буду ли я танцевать с нею на следующем бале. Меня сильно обезпокоила мысль, что моя любовь сделалась предметом сплетен города, и я опасался, чтобы сквайр, услышав о ней, не прервал бы со мною знакомства и тем не уничтожил бы возможности видеться с Нарциссою. Но я решился пользоваться его расположением, пока оно существовало и, встретив его в тот же вечер, просил позволения сопровождать его сестру на бале. Он согласился, к моему крайнему восхищению.

Всю ночь я провел без сна, мечтая о своем счастии. Поднявшись рано утром, я поспешил на свидание с мисс Вильямс и вскоре увидел ее подходившею ко мне с улыбкою на устах, что я счел за благоприятное предзнаменование. Я не ошибся. Она подала мне письмо от моего божества. Поцеловав послание несколько раз, я прочел следующее:

"Сэр,

"Сказать, что я к вам равнодушна, было бы притворством, неоправдываемым ни скромностью, ни обычаями света. И так как мое сердце никогда не чувствовало того, чего бы не решился выговорить мой язык, то я скажу вам прямо, что ваша любовь доставила мне большое удовольствие. Уверенная в вашем благородстве и твердая в своих убеждениях, я бы не отказала в желаемом вам свидании; но опасаюсь злых языков, которых сплетни могут много вредить репутации

Никакой пустынник не прикладывался с таким жаром к мощам святого, с каким я целовала, это доказательство откровенности, великодушия и привязанности моей обворожительницы! Я перечитывал его тысячу раз, восхищаясь началом письма, по слова вашей Нарциссы

столь же добра, как брат её, и не откажет мне в своем согласии. Мисс Вильямс радовалась моим успехам в дружбе сквайра и уверяла, что её госпожа будет тем более довольна моим визитом, что медведь не будет дома. Нечего говорить, что это известие доставило мне немалое удовольствие. Я тотчас же отправился в Лонгорум и, встретив сквайра, сказал ему, что буду иметь удовольствие зайти к нему сегодня вечером и доставить его сестре билет на бал. Он пожал мне, по обыкновению, руку и, сказав, что обедает в гостях, просил меня прийти пить чай с Нарциссою.

Таким образом, все удавалось мне как нельзя лучше и я с нетерпением ждал времени, когда мог отправиться. Я застал мою обворожительницу в обществе мисс Вильямс, которая, под предлогом каких-то распоряжений, вышла при моем приходе. Это благоприятное обстоятельство привело меня и ее в смущение. Я приблизился к ней с неодолимым влечением. Пользуясь её замешательством, я схватил ее в объятия и напечатлел горячий поцелуй на её устах, более мягких и благоуханных, чем распустившаяся роза! Лицо Нарциссы тотчас же покрылось ярким румянцем, и глаза запылали гневом. Я бросился к её ногам, прося прошения. Но её любовь была моим защитником. Гневное выражение глаз смягчилось и, подняв меня с колени, она стала упрекать меня с такою нежностию, что я готовь был повторить свое преступление, ежели бы по помешал вошедший с чаем слуга. Пока я видел возможность помехи, мы разговоривали о предстоящем бале, на котором она обещала быть моею дамою. Но как скоро убрали чай, то я с таким увлечением и жаром начал выражать свою любовь, что моя возлюбленная, для предупреждения нового моего проступка, позвала в комнату свою горничную. Я не сожалел об этом, потому что присутствие мисс Вильямс нисколько не мешало моим объяснениям. В следствие этого, я дал волю своему языку и так успешно подействовал на Нарциссу, что она с увлечением созналась в своей любви ко мне! Тут уже я был не в состоянии удержаться, и она уже не избегала более моих объятий. Мы провели вечер в восторженном состоянии, меняясь клятвами в вечной любви, и мисс Вильямс так была тронута нашими целомудренными ласками, напоминавшими ей её прошедшее, что не могла удержаться от слез.

Уже поздно вечером я с трудом оторвался от предмета моей страсти, наградившого меня на прощание нежным поцелуем и, возвратясь домой, пересказал Страпу о своем блаженстве. Он заплакал от радости и жарко молился, чтобы какой нибудь завистливый демон не отнял от моих губ чаши блаженства. Думая о слоем будущем счастии, я не мог не удивляться тому, что Нарцисса не спрашивала меня о моем образе жизни и состоянии. Меня безпокоило состояние её финансов, потому что я знал, что сделаю чрезвычайный вред существу, которое было для меня дороже всего на свете, - ежели женюсь на ней, не имея средств поддержать ее на той степени, на которой ей следует быть. Служа у её тетки, я слышал, что отец её оставил ей порядочную сумму денег, что она должна наследовать большей части состояния своей тетки, но я не знал, имела ли она право безотчетно пользоваться отцовскими деньгами. Мне же хорошо быль известен недавний поступок её родственницы и я понимал, что на нее нечего надеяться. Но я доверялся уму и распорядительности моей возлюбленной, которая, как быль я уверен, не соединяла бы своей судьбы с моею, не позаботясь о средствах к жизни.

Наконец настал вечер бала. Я оделся в приготовленное мною для важных случаев платье и, напившись чаю с Нарциссою и её братом, повел моего ангела на бал, где она затмила красотою всех женщин и обратила на себя внимание всего общества. Гордости моей при этом случае не было пределов, особенно когда после первого танца к нам подошел известный вельможа, отличавшийся своего наружностию и влиянием в высшем кругу, и во всеуслышание сделал нам комплимент на счет нашего искуства и наружности. Но мое восхищение скоро исчезло, когда я увидел с какой настойчивостию лорд стал ухаживать за моею дамою и говорить ей любезности, отзывавшияся страстью. Я почувствовал мучения ревности, тем более, что боялся ловкости и искуства своего соперника. Его разговор выводил меня из себя; когда Нарцисса раскрывала рот, чтобы отвечать ему, у меня замирало сердце; когда же она улыбалась, я терпел адския мучения! Меня бесила его дерзость и я проклинал её любезность. Наконец я отошел от нея на другой конец залы. После ухода его, Нарцисса, не подозревая моего бешенства, обратилась ко мне с каким-то вопросом; но я, не отвечая, взглянул на нее так сердито, что она совершенно смешалась. Заметив мое волнение, она побледнела и спросила, что со мной случилось? Но прежде нежели я успел ей ответить, брат её, дернув меня за рукав, указал на сидящую против нас даму. К своему величайшему удивлению, я узнал в ней Мелинду в сопровождении матери и какого-то пожилого человека. "Чорт возьми, м-р Рендом, вскричал сквайр, - не правда ли лакомый кусочек?. Право, - знай я только что она незамужняя"... Я понял, что присутствие этой женщины может повредить мне. Она, думал я, наверное решится отмстить мне, за обиду и станет распространять на мой счет ложные слухи. Потому-то меня и встревожили восклицания сквайра и несколько времени я не знал, что отвечать на его вопросы; но наконец решился. Я сказал сквайру, что ее зовут Мелиндой, что у нея есть десять тысяч стер. капитала и что она уже обручена с известным лордомь, отложивишм свадьбу до её совершеннолетия. Я воображал, что этою выдумкой заставлю его не обращать внимания на Мелинду, но жестоко ошибся. Мой дикарь обладал таким огромным самолюбием, что воображал себя выше всех соперников и не допускал идеи о возможности неуспеха. А потому, не обращая внимания на то, что она (как я ему сказал) была уже сосватана, он, улыбаясь, сказал: "Может быть, она и откажется от этого брака, ведь не велика еще штука, что он лорд? - Я считаю себя не хуже лорда - и посмотрю, не променяет ли она лорда, на помещика с тремя тысячами ф. ст. годового дохода." Это решение меня немного сконфузило. Я знал, что он скоро убедится в несправедливости сказанного мною и что Мелинда охотно будет слушать его любезности и, без сомнения, будот всеми силами вредит мне в его мнении. Эта мысль еще более огорчила меня и я был не в силах скрывать своего безпокойства. Нарцисса настаивала на своем желании возвратиться домой и в то время, как я провожал ее к дверям, её знатный обожатель поклонился ей с таким огорченным видом, что я задрожал от ревности. Входя в носилки, она с заботливостию спросила меня, что со мной сделалось? а я мог ответить ей только: "Клянусь небом, я сойду с ума."