| Автор: | Смоллетт Т. Д., год: 1748 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава LXIV. (старая орфография)
LXIV.
Мы посещали испанских молодых людей, ласково принимавших нас и составлявших для нас пикники на своих виллах, далеко отстоящих от берега. Из числа прочих джентльменов особенно ласкал нас дон Антонио де Рибери, весьма образованный молодой человек, с которым я коротко сошелся. Однажды он пригласил нас на свою виллу и, для большого нашего удовольствия, обещал познакомить нас с Сингером, англичанином, уже несколько лет жившим в этих местах и своим обхождением, умом и благородными поступками заслужившим любовь и уважение всех.
Приняв это приглашение, мы отправились на виллу, куда через час после нас приехал и рекомендованный нам джентльмен. Он был высокого роста и прекрасно сложен. Выражение его лица и наружности внушало уважение; лет ему было под сорок. Черты лица его носили на себе отпечаток задумчивости и печали, который в других странах считался бы признаком меланхолии, но здесь его приписывали частому столкновению с испанцами, замечательными суровым выражением лица. Узнав от дона Антонио, что мы его соотечественники, он ласково поздоровался с нами и, устремив взор на меня, глубоко вздохнул. При первом его появлении я почувствовал к нему глубокое уважение; но, видя заражение его печали, так сказать направленное на меня, я почувствовал к нему влечение и по сочувствию также вздохнул. С дозволения хозяина, он заговорил с нами по английски, уверяя нас, что встреча с столькими соотечественниками в отдаленном краю крайне его обрадовала. Он спросил капитана, принявшого название Синвера Тома, из какого он графства Англии и куда отправлялся. Дядя объявил ему, что мы вышли из Темзы и туда же возвратимся, зайдя на пути в Ямайку, чтобы нагрузиться сахаром.
Получив эти сведения, он рассказал нам, что, имея желание перебраться в свое отечество, он часть своего состояния отправил в Европу на нейтральных судах, и прибавил, что ежели капитан согласится, то он с охотою нагрузил бы остальное имущество на наш корабль и сам бы взял место пассажира. Дальновидный м-р Бовлинг ответил, что ежели наш новый знакомец получит позволение от губернатора выехать, то он с удовольствием примет его к себе на корабль. Англичанин, одобрив предосторожность дяди, обещал достать позволение от своего приятеля губернатора и переменил предмет разговора.
Меня очень обрадовало его намерение и я так заинтересовался им, что не удайся ему его план, то я чувствовал бы сильное огорчение. Во все время нашего разговора он необыкновенно пристально всматривался в меня. Я же чувствовал к нему неодолимое влечение и с почтением слушал его рассказы. Его осанка и наружность внушали мне уважение. Одним словом, в присутствии его, я чувствовал сильное и безотчетное волнение.
Проведя с нами весь день, он уехал вечером, сказав капитану, что скоро даст ему о себе известие. По его уходе, я стал разспрашивать об нем дона Антонио, но узнал очень немногое. Звали нашего нового знакомца дон Родриго. В этих местах он поселился лет пятнадцать или шестнадцать тому назад и приобрел огромное богатство. Но с самого своего появления здесь, он всегда казался угрюмым и печальным, так что, по всем предположениям, он вероятно в молодости претерпел какое нибудь несчастие; но никто не хотел его разспрашивать, боясь растравить его зажившия раны.
Мне ужасно хотелось знать историю этого человека и я не мог заснуть всю ночь от неудовлетворенного любопытства. На следующее утро, во время нашего завтрака, въехали на двора, три богато оседланные мула. Погоньщик же подал нам записку от дона Родриго, в которой он просил нас и дона Антонио приехать к нему на виллу, бывшую в десяти верстах от нашего настоящого местопребывания. Это приглашение доставило мне большое удовольствие и, сев на мулов, мы еще до обеда добрались до его жилища. Щедрый наш знакомец угостил нас великолепно. Он продолжал оказывать мне особенное участие и после обеда подарил мне превосходный аметистовый перстень, говоря, что имел некогда сына, который ежели не умер, то был бы одних со мною лет. Эти слова, сопровождаемые глубоким вздохом; заставили сильно забиться мое сердце и привели мои мысли в такой порядок, что я долго не мог опомниться. Дядя же мой, видя мою задумчивость ударила, меня по плечу, сказав: "Ей! что ты спишь что ли, Рори?" Но мой ответ предупредил дона. Родриго, воскликнув с нсобюкновеннымэ, жаром: "Скажите, пожалуйста, капитан, как зовут этого молодого человека?" - "Зовут его Родерик Рендом" отвечал дядя. - "Боже праведный - а как знали его мать?" - "Его мать называлась Шарлоттою Бовлинг." - "Милосердый Боже", вскричал дон Родриго, перескочив через стол и схватив меня в объятия: "мой сын! мой сын! я опять нашел тебя?" С этими словами он прилег головою к моему плечу и плакал от радости; во мне тоже заговорило чувство и из глаз невольно выступили слезы.
Долго не мог он говорить от волнения; наконец ему удалось выговорить: "Таинственное провидение! - О дорогая моя Шарлотта, так еще существует залог нашей любви! и какой залог; - так дивно найденный!.. О неисчерпаемое милосердие, позволь мне обожать твои неисповедимые пути." С этими словами он стал на колени и молча несколько минут благодарил Бога. Я сделал тоже и внутренно благодарил Творца; затем, став на колени пред отцем, просил его благословения. Он снова обнял меня, призывая на мою голову защиту неба и подняв меня, представил, как сына, разстроганному этою сценою обществу. В числе прочих и мой дядя не мог скрыть ни своей радости, ни нежности своего сердца.
Хотя он и не привык к нежным выражением чувств, однако прослезился и, пожимая руку моего отца, сказал: "Я от души рад видеть тебя, брат, Рендом. Благодарю Бога за эту счастливую встречу." Дон Родриго, узнав в нем своего зятя, обнял его говоря: "Так ты брат моей Шарлотты? Увы! несчастная Шарлотта! но к чему отчаиваться? - Мы скоро встретимся, чтобы более не разставаться! Дай тебе Бог счастья, брат - милый мой сын, я схожу с ума от радости! - Этот день да будет днем празднества, пусть мои друзья и слуги разделят мою радость."
Пока он отправлял гонцов к соседним джентльменам и раздавал приказания для приготовления к празднику, я почувствовал себя совершенно разбитым от разнообразия поражавших меня ощущений; а к вечеру появилась лихорадка и бред, так что приготовления к празднеству были остановлены и радость семейства превратилась в горе и отчаяние.
приятной слабости, не помешавшей мне однако одеться. Во все продолжение этой лихорадки, отец не отходил от меня, с точностию исполняя назначение врачей; а капитан Бовлинг с заботливостью помогал ему. Вылечившись от болезни, я вспомнил о Страпе и, желая осчастливить его переменою в моих обстоятельствах, объяснил отцу, что, будучи обязан многим этому верному слуге, хотел-бы послать за ним и дать ему случай разделить мою радость.
Моя просьба была тотчас же исполнена и гонец с оседланным мулом был отправлен к кораблю с приказанием от капитана привести ключника на виллу. Между тем я совершенно укрепился в силах и наслаждался довольствием, окружавшим меня, и мечтами о счастии обладать Нарциссою, не выводя ее из того круга, в котором ей предназначено было блистать по своему происхождению, образованию. Слыша часто это имя, повторяемое в моем бреду, отец мой понял, что между ей и мною должна быть связь и, видя на моей груди портрет, заключил, что это черты моей возлюбленной. В этом мнении утвердил его мой дядя, сказав ему, что я обещал на ней жениться.
Встревоженный этим известием, отец, по моем выздоровлении, с участием распросил меня и, выслушав, одобрил мою страсть, обещая всеми силами помогать мне. Хотя я и не сомневался в его доброте, но, не смотря на то, я был восхищен его словами и, бросившись к его ногам, говорил ему, что теперь он доставил мне полное блаженство; потому что без Нарциссы я был бы несчастлив, не смотря на все возможные средства к удовольствиям в этой жизни. Он поднял меня с нежною улыбкою, зная что такое любовь, и заметил мне, что будь он сам также любим своим отцем, как он любит меня, то ему бы не пришлось... Но тут слова его прервал вздох и глаза наполнились слезами. Однако, подавив выражение своей горести, он при этом удобном случае просил рассказать ему о моих приключениях, которые, по словам Бовлинга, были удивительны и многочисленны. Я передал ему краткий очерк моей жизни. Он слушал меня с удивлением и глубоким вниманием и, по окончании рассказа, он благословлял Бога за все претерпенное мною, говоря, что несчастия расширяют круг человеческих понятий, очищают сердце и укрепляют тело и делают человека способным ко всем обязанностям жизни более, нежели всякое образование, доставляемое богатством.
Удовлетворив его желанию, я в свою очередь просил его рассказать мне подробности его жизни. Он с удовольствием исполнил мою просьбу. И начав с своей женитьбы рассказал мне все, происходившее до его изчезновения и уже известное читателям. "Не дорожа жизнию", продолжал он, - и будучи не в состоянии жить там, где все напоминало мне милую мою Шарлотту, убитую жестокостью моего отца, я оставил тебя, тогда еще ребенка, с невыразимым горем в душе, не подозревая, что гнев моего отца отразится на моем невинном сыне. Выбравшись из дому ночью, я к утру добрался до приморского города и вошел на корабль, шедший во Францию; там, сторговавшись с шкипером за переезд, я простился с отечеством и отплыл с попутным ветром. Кораблю назначено было идти в Гранвилл; но по несчастию мы попали на подводные камни близь острова Алдернея, на которых бушующее море разбило корабль и опущенную лодку; так что из всех бывших на корабле я один спасся с помощию мачты и добрался до нормандского берега.
"Я дошел до Каена, где мне посчастливилось встретить одного графа, с которым я познакомился еще во время моего прежнего вояжа. С ним я отправился в Париж, где, по рекомендации его и других знакомых, получил место воспитателя при молодом вельможе, с которым уехал в Испанию. Там мы жили целый год, по окончании которого, мой воспитанник был отозван назад своим отцем; а я остался в Испании по совету одного испанского гранда, покровительствовавшого мне, и познакомился с другим вельможею, назначенным наместником в Перу. Этот настоял на том, чтобы я сопутствовал ему туда, но будучи не в состоянии, по причине моего вероисповедания, дать мне ход в государственной службе, заставил меня пуститься в торговлю. Но скоро он умер и я остался одиноким, без покровительства, среди людей совершенно мне чуждых. Я распродал свое имущество и переселился в эту часть государства, в которой губернатором был мой приятель, назначенный на эту должность еще покойным наместником. Тут Небо благословляло мой труд лет шестнадцать и я жил в совершенном спокойствии, терзаемый только воспоминанием о твоей матери и мыслями о тебе. Не смотря на старания моих друзей во Франции, я не имел о тебе никаких известий исключая только того, что шесть лет тому назад ты покинул отечество и что о тебе не было до сих пор ни слуха ни духа. Но эти недостаточные сведения не давали мне покоя и, не смотря на мою слабую надежду, я решился сам тебя отыскивать. С этою целию я перевел в Голландию до двадцати тысяч фун. стер., а остальные пятнадцать думал везти с собою на корабле капитана Бовлинга. Но судьба устроила иначе; однако ты можешь быть уверен, что мои намерения посетить Европу не изменились."
Пойдя в богато убранную мою спальню и видя на мне блестящий костюм, он, от удивления, потерял употребление языка и зевал по сторонам, разсматривая окружавшие его предметы. Взяв его за руку, я объявил ему, что послал за ним, чтобы разделить мою радость в том, что я нашел отца. При этих словах он вытаращил глаза и, помолчав немного, вскричал:
-- Ага! - понимаю! - бедная Нарцисса в сторону, а также и кое что еще.... - Господи! вот что значить любовь! - Помоги нам Боже! так вот к чему повели все наши бешеные проделки? и ты решился жить в этом отдаленном крае. Дай тебе Боже счастья - видно, наконец нам надо разстаться, потому что за все богатства в мире я не захочу умереть вдали от отечества.
Невозможно себе вообразить более смешного выражения радости, как то, с которым он выслушал меня. Он плакал, смеялся, свистал, пел и плясал поочередно. И едва он успел успокоиться, как вошел мой отец, который, узнав, что это Страп, взял его за руки, говоря:
-- Так вот человек, помогавший столько тебе? С радостью вижу вас в моем доме и вскоре дам сыну моему средства выразить его благодарность; а между тем прошу разделить с нами завтрак. Но, не смотря на свою радость, Страп ни за что не соглашался принять предлагаемую ему честь, повторяя:
всевозможное внимание. Меня же он повел в приемные комнаты и представил многочисленному обществу, которое приняло меня с величайшею ласкою.
Не рассказываю подробности праздника, довольно сказать, что он был роскошен и продолжался два дня. После того Родриго, окончив свои дела и превратив свое состояние в золото и серебро, простился с своими знакомыми, наделившими меня многочисленными подарками, и вошел на корабль. При первом попутном ветре мы снялись с якоря и чрез два месяца остановились в Кингстоне на острове Ямайке.