| Автор: | Смоллетт Т. Д., год: 1748 |
| Категория: | Роман |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Родерик Рендон. Глава LXVI. (старая орфография)
LXVI.
Проводя вечер в безмятежной радости, мой отец обратился к Нарциссе, следующими словами: "Сударыня, позвольте мне с этого дня считать вас своею дочерью и по праву отца предложить вам вот это, как первый знак моей отцовской любви." С этими словами он подал ей вексель в 500 фунт. стерл., Нарцисса, приняв его, ответила: "Сэр, хотя я в настоящее время вовсе не нуждаюсь в этом пособии; но мое к вам уважение так велико, что по могу отказаться от этого доказательства вашей любви, которое тем свободнее принимаю, что считаю интересы мистера Рондома нераздельными с моими." Ему очень понравился её откровенный и умный ответ, и поцеловав ее, он простился с нею. По моему желанию, письмо в Суссекс было отправлено по эстафете, а между тем дон Родриго к моей свадьбе нанял меблированный дом и купил экипажи.
Хотя большую часть дня я проводил с милым мне существом, но иногда удавалось мне посещать своих приятелей, изумлявшихся моему богатому костюму. Особенно Вантер был поражен необыкновенными переменами в моей судьбе, которых причины он напрасно старался разгадать. Но чтобы предупредить неблагоприятные догадки и предположения, делаемые на мой счет, я решился дать всем им отчет в моем последнем вояже. Он выразил большое удовольствие при моем рассказе и я уверен был в его искренности, зная, что он теперь будет считать себя в праве не платить мне долга и надеяться на дальнейший кредит. Я пригласил его обедать к моему отцу, которому он так понравился, что, узнав о его затруднительном положении, он приказал мне помочь ему в настоящее время и спросил его, не хочет ли он купить себе место в армии, на что отец мой обещал дать ему взаймы денег. В следствие этого я сообщил ему о желании отца; но он, так как я и ожидал, отказался. Он сказал мне, что он теперь мирится с своим богатым дядею, которому он должен наследовать; но что для настоящих издержек ему необходимо несколько золотых монет, которые и просил дать ему заимообразно и взять с него росписку за весь его долг. Он просил только десять гиней. Когда же я дал ему двадцать, то он, посмотрев на меня с изумлением, сказал: "Ну все равно - я тебе возвращу все чрез короткое время." Взявь с него росписку, я выразил ему свое удивление, что такой молодец, как он, проводит праздное время и не ищет случая проложить себе дорогу в военной службе. "Что! чтоб я бросил, деньги на покупку чина субалтерного офицера и был под командою мерзавцев, вышедших в люди различного рода подлыми проделками! Нет, я слишком люблю независимость, чтобы из за такого жалкого содержания жертвовать своею жизнию, здоровьем и удовольствием."
Видя его отвращение от этого образа жизни, я переменил разговор и возвратился к дону Родриго, только что получившему следующее письмо от сквайра:
"Сэр,
"Вот ответ на письмо, полученное мною и подписанное Р. Рендом - что касается до вас, то я вас совершенно не знаю. - Вашего же сына, или так называемого сына, я видел. - Ежели он женится на моей сестре, то пусть делает это на свою погибель; потому что я объявляю, что он не получит гроша из её приданого, переходящого в мою собственность, ежели она выдет замуж без моего согласия; - что же касается до содержания, назначаемого вами ему, то я думаю, что это враки; да и вас считаю за ничего неимеющого человека; но ежели бы вы обладали всеми сокровищами Индии, то и тогда вам не получить согласия
"Орсона Топпенгалля."
Это грубое и безграмотное письмо не удивило моего отца, знавшого автора его по наслышке, я же чувствовал даже удовольствие при этом отказе, имея случай доказать безкорыстие моей любви. С позволения дона Родриго я отнес Нарциссе это письмо, которое, не смотря на мои уважения и ласки, заставило ее горько плакать. Свадьба наша была назначена чрез два дня. В этот промежуток времени Нарцисса пробовала примирить некоторых своих родных в городе с своим браком. Но, видя их. непреклонными, сквозь слезы говорил мне: "Теперь по крайней мере свет не усомнится в твоем безкорыстии, видя, что ты женился на покинутой всеми нищей!" Растроганный её горестью, прижимая ее к груди, я клялся, что она теперь стала для меня еще дороже, пожертвовав своими родственниками и состоянием из любви ко мне.
В это время дядя мой, к которому она питала сильное уважение, воротился в Лондон и я представил его своей невесте. Хотя он вообще ничему не удивлялся, но и его поразила наружность моей невесты; поцеловав ее и осмотрев с ног до головы, он обратился ко мне с словами: "Ай да Рори! славный приз, отлично выстроенный и оснащенный! И если он не будет хорошо плавать, когда ты примешь его в руки, то ты будешь стоить того, чтобы тебе плавать в море в яичной скорлупе. - Надеюсь племянница, что ты не обидишься на слова старого моряка". Она приняла его с большим участием, говоря, что обязана ему многим за его благодеяния к м-ру Рендому, просила позволения называть его не иначе как дядею, и верить, что его слова никогда не могут оскорбить ее. Честный моряк был так доволен её речью, что настаивал на том, чтобы быть у ной посаженным отцом, клянясь, что любит ее, как свою дочь, и даст две тысячи гиней первому её ребенку.
Наконец наступил счастливый день нашей свадьбы, которая должна была совершиться очень скромно в доме моего отца. В назначенный час дон Родриго и дядя отправились за невестой, оставив меня с пастором, Вантером и Страпом, из которых никто еще не видел ее. Мой верный слуга, с нетерпением желая видеть леди, о которой слышал так много, и узнав, что карета с ней приехала, выглянул в окно, чтобы посмотреть на нее. Увидев Нарциссу, он всплеснул руками, закатил глаза и долго ничего не мог сказать от изумления; наконец вскричал: "О Diа certe! - quales in Eurotae ripes, aut perfida Cynihi exercet Diana choras!" Пастор и Вантер были не мало изумлены услышав, что мой слуга говорит по латыне, но когда отец ввел Нарциссу в комнату, то они перенесли на нее свое удивление, что можно было заметить по выражению их лиц. И действительно, надо было быть совершенно безчувственным, чтобы видеть подобное существо без внутренняго волнения. Она была одета в белое атласное платье, вышитое на груди золотом. Голова её была покрыта небольшим кружевным чепчиком, из под которого падали к ней на плеча роскошные локоны. На лице играл румянец стыдливости и грудь её, покрытая газом, высоко поднималась.
Отец нежно обнял ее, дядя тоже целовал со с отеческою любовью. Я представил ее Вантеру, поздравившему ее с величайшею любезностию. Мисс Вильямс со слезами повисла у ней на шее; а Страп на коленях просил позволения поцеловать её руку. Но буду описывать своих чувств в это время; скажу только, что, поужинав и посидев до десяти часов, я советовал Нарциссе беречь себя и не сидеть поздно и тем заставил ее удалиться с её горничной на назначенную нам половину. Уходя из комнаты, она так покраснела, что вскипятила мою кровь и удесятерила биение моего пульса. У ней хватило жестокости продержать меня в этом положении целых полчаса; так что наконец, не будучи в состоянии ждать долее, я, оставив общество, ворвался в её спальню и, вытолкав служанку, запер дверь на ключ.
По утру меня разбудил гром четырех барабанов, помещенных Вантером под моими окнами.
надо мной своим морским наречием; через час дон Родриго привел к завтраку мою жену и так как её слух не был оскорблен никакими плоскими шутками, так часто отпускаемыми в подобных случаях, то она держала себя с достоинством и скромностию. В присутствии всех я вручил ей акт, доставлявший её потомству все мое состояние. Она приняла его со взглядом полным любви, говоря, что я не удивлю ее ничем, потому что от меня она ожидает всего благородного.
Так как нам не приходилось делать визитов, то мы провели короткое время своего пребывания в Лондоне, посещая театры и тому подобного рода места для общественного развлечения, в которых я с гордостию заметил, что Нарцисса затмевала всех красотою. В один вечер, взяв ложу в театре, мы едва только вошли в нее, как увидели в противуположной нам ложе сквайра с женой, удивленных нашим появлением. Я был очень доволен этою встречею, тем более, что присутствие моей жены лишило Мелинду всех её обожателей. Ее задело за живое торжество Нарциссы. Она махала своим веером, бросала на нас презрительные взгляды, шепталась с мужем и наконец засмеялась принужденным смехом; но все её усилия не могли ни сконфузить мистрисс Рендом, ни скрыть собственного её огорчения; так что она скоро ушла из театра. Это злое создание распустило множество слухов, невыгодных для нас, и тем заставила людей занимающихся сплетнями, разузнавать о моем состоянии. Но, узнав истину, она стала заискивать нашего знакомства с таким же рвением, с каким прежде презирала нас. Но гордость Нарциссы была оскорблена прежним поведением её родственников, так что она решилась ни посещать, ни принимать их, особенно после злонамеренных слухов, распущенных про нас.