Замок Трамбль.
Часть I.
VI. Рауль де-Рошбейр.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Замок Трамбль. Часть I. VI. Рауль де-Рошбейр. (старая орфография)

VI.
Рауль де-Рошбейр.

У новых владетелей Монторни были четыре дочери и сын.

Этот сын был уже два года членом законодательного корпуса, избранный огромным большинством избирателей своего округа. Не будучи еще знаменитым политическим оратором, он был однако честным и деятельным депутатом, желающим добра всем и в особенности тем, чьим он был представителем.

Едва тридцати лет от роду, он отличался прямым и сильным умом, обладал честным и твердым характером, которого ничто не могло заставить сойти с избранного им пути. В обсуждении земледельческих и промышленных вопросов он стоил на вес золота.

Уже несколько времени, как Рауль де-Рошбейр жил в замке Монторни, к радости матери и сестер, которых он был идолом.

Еслибы преувеличенные похвалы и безграничное восхищение могли испортить молодого человека, он давно уже погиб бы по вине своего семейства, но лесть всего мира не могла бы сделать фатом Дубского депутата. Время, проводимое у родных, он употреблял на охоту, будучи искусным стрелком, и на визиты выдающимся личностям страны.

Он приехал в Монторни только в Сентябре.

Из четырех дочерей барона, две были еще в пансионе, другия же две были уже взрослые, разсудительные барышни.

Когда отец и мать уехали в замок к больному графу, дочери оставались в Париже, на попечении кузины барона, госпожи Давид де-Рошбейр. Уже после смерти графа, прибыли оне, в свою очередь, в Монторни.

Амели и Люси, так звали старших дочерей барона, были обе высокого роста и блондинки, густой румянец, покрывавший их щеки, служил явным признаком здоровья.

Хотя оне выезжали в свет уже не один год, но все еще не нашли себе мужей, однако оне не чувствовали ни горя, ни зависти, видя как выходят замуж их подруги одного возраста с ними и даже моложе. Оне были уверены, что придет и их очередь и их аристократическия имена будут неизбежно записаны в брачной книге одной из мерий благородного предместья.

Страсть устраивать браки свойственна всем женщинам, от дряхлой согнувшейся бабушки до ребенка гордого своим розовым поясом. В этом отношении Люси и Амели де-Рошбейр не отстали от остальной части прекрасного пола.

Оне часто спрашивали себя, которая из них решится первая намекнуть о возможности брака между графиней Маргаритой и Papa, как оне называли своего брата, еслибы удалось заставить их полюбить друг друга.

Все равно, которой из них пришла в голову эта блестящая идея, дело в том, что она была встречена с восторгом, баронесса одобрительно улыбнулась когда узнала об этом.

И почему же нет? С точки зрения света, Маргарита была превосходной партией. Этот брак соединил бы земли Монторни с землями Рошбейр и Рауль, наследуя титул барона, сделался бы гораздо богаче своих предков, и мог бы разсчитывать на более важные должности.

Её Рауль был так добр, умен, благоразумен, что для Маргариты нечего было и желать лучшого руководителя на жизненном пути.

Конечно, очень вероятно, будь приданое Маргариты не так велико, сестры выказали бы меньше стремления к этому браку.

Однако, поспешим прибавить, что в их мыслях финансовые соображения занимали меньше места, чем можно было думать.

С первой встречи, Амели и Люси полюбили свою хорошенькую кузину. Оне настолько знали её историю, чтобы чувствовать симпатию к бедному ребенку, изгнанному из под родного крова за проступки других.

Сверх того оне были приятно поражены, найдя Маргариту такой грациозной и умной; оне раньше представляли ее себе маленькой, неловкой пансионеркой, неопытной и наивной девочкой, ни о чем не слыхавшей дальше стен своего монастыря.

Маргарита, принятая ласково и приветливо, скоро распустилась, как цветок под живительными лучами солнца.

Её молчаливость исчезла как лед под дыханием весны. Быть неутешной в потере отца, которого она едва помнила, было бы неестественно с её стороны. Её тихая и спокойная печаль, скорее брала начало в природной чувствительности её любящого и нежного сердца и это придавало ей новую прелесть.

Мало-по малу улыбка стала чаще появляться на её губах, к ней вернулась её веселость и шаловливость и, к концу октября, молодая пансионерка монастыря Кармелиток сделалась любимицей всех обитателей Монторни.

Рауль улыбнулся с оттенком недоверчивости, когда по приезде его в замок, сестры начали наперерыв расхваливать ему свою новую подругу. Зная, на сколько дружба склонна преувеличивать, он не ожидал встретить что-нибудь особенное в молодой графине.

В этом расположении духа сошел он первый раз к обеду, убежденный, что расхваленный феникс окажется самой обыкновенной молодой девушкой или наивной пансионеркой, или глупой и тщеславной болтуньей.

Но он был положительно поражен увидя Маргариту, которая в это время была еще лучше чем в тот день, когда она, бледная и взволнованная, в первый раз переступила порог замка.

Рауль не был волокитой. Он чувствовал себя свободнее на трибуне, чем в ложе Оперы, но все-таки у него была уже некоторая опытность; однако на этот раз она ему ни к чему не послужила. В Маргарите было что-то такое, чего он не мог понять.

- Я видел и недотрог и кокеток, женщин добрых и глупых, злых и умных, но я ни разу не встречал подобной ей, думал он, гуляя по берегу маленькой речки, протекавшей вблизи замка Монторни. У ней одной больше ума и здравого смысла, чем у Люси и Амели вместе, и однако она позволяет им обходиться с ней как с ребенком. Она говорит хорошо не прибегая никогда к банальным выражениям, но трудно различить, когда говорит серьезно и когда шутит... Я предпочел бы однако, чтобы моя будущая жена была бы немного менее загадочна... Пеки, сюда!..

И Рауль наклонился, чтобы поласкать своего любимца Пеки, большую собаку, обычного спутника его прогулок.

Пеки была добрая и верная собака и его хозяин непременно привозил его всегда с собой к отчаянию баронесы, которая будучи боязливого характера не могла приучить себя к виду этого животного.

Надо впрочем заметить, что никто из семейства де-Рошбейра, кроме Рауля, не чувствовал себя вполне ловко в присутствии великана-Пеки.

Пеки был патриций собачей расы, внушительный и красивый, с гордым и серьезным видом, он никогда не затевал ссор ни с каким животным двуногим или четвероногим.

Не смотря на все эти достоинства и хотя в то же время он обращался с друзьями своего господина с замечательною вежливостью, но все-таки его ласкали с каким-то боязливым уважением, как бы спрашивая на это его дозволения.

Одна Маргарита, по странному капризу, вполне сообразному с её эксцентрическим характером, не хотела бояться Пеки. Когда тот, лежа на ковре, лениво смотрел на огонь камина, она садилась около громадного животного на низкое кресло и теребила его, гладила и ласкала, как будто бы какого-нибудь кинг-чарльза или болонку.

странное обстоятельство поражало молодого человека, более проницательного чем его мать и сестры, он заметил, что если Маргарита не боялась Пеки, то напротив было ясно видно, что Пеки боялся Маргариты.

Это может показаться нелепым, однако это был, факт.

Опытный взгляд хозяина всегда замечал в собаке явные признаки боязни при приближении молодой девушки. Когда маленькия ручки графини ласкали большую голову Пеки, в глазах животного можно было прочесть робкую покорность.

- Пеки, мой друг, он и я, мы отлично понимаем друг друга! говорила не раз с улыбкой Маргарита.

И Пеки, никому кроме хозяина не дававший лапы, делал исключение в пользу Маргариты, как бы уступая очарованию её взгляда и голоса...

- Ужь не околдовала ли тебя волшебница, старый дружище? говорил Рауль Пеки, важно шествовавшему за ним вдоль речки. Может быть она-то и есть королева фей?.. Да, мать права, это была бы превосходная партия: малютка хороша и к тому же у ней богатое приданое, что нисколько не помешает счастию.. Но... Но все это требует еще зрелого обсуждения Ничто не оправдывает моих колебаний и однако., я колеблюсь...